В этой статье Дмитрия Царькова было крайне интересно прочесть про историю Донецко-Криворожской Республики в контексте истории революционного движения в целом. Здесь впечатляют и сама история ДКР, и сведения из биографии товарища Артема.
В любом революционном процессе есть нечто завораживающее, какой-то безумный всплеск энергии. В одном из своих сочинений я уже описал свои восхищения Великой французской революцией. Но и история большевиков восхищает не меньше. Та страсть, с которой большевики учились, поднимали массы на борьбу, вели их за собой — это воистину нечто невероятное.
И волей-неволей возвращаешься к вопросу о том, куда эта энергия подевалась в наше время, почему некогда мощное левое движение по всему миру превратилось в нечто пародийное? Почему сама по себе революционность стала носить негативный окрас и слово «революция» пропадает даже из различных рекламных слоганов, заменяясь более нейтральной «инновацией» или чем-то подобным? И, в конце концов, если эволюционный подход ко всему стал мейнстримом, то куда направлен вектор этой эволюции?
В каком-то смысле левая революция стала неким и недостижимым идеалом (или, вероятно, культом), и игрой, если речь идет о различных европейских левых движениях. Это прослеживается в самом подходе, отступлении даже от классической теории, говорящей о классовой борьбе — теперь уже практически абстрактная левая молодежь борется за не менее абстрактную справедливость. И получается так, что даже само слово «революция» в последнее время закрепилось за теми, кому революционность в ее прямом смысле не свойственна вообще — это фундаменталистские и праворадикальные силы. Обратите внимание: «революциями» именуют не только перевороты «Арабской весны», где власть получили преимущественно контрмодернистские радикальные исламисты, но и ту же «Революцию достоинства» на Украине, чьи плоды пожинают нацисты-бандеровцы. В каком-то смысле само понятие революции в информационном пространстве оказалось перевернутым с ног на голову.
И когда возвращаешься к теме истории революционного движения и проводишь параллели с современной ситуацией, это становится еще более явным. Среди евро-левого движения мы не видим той страсти, того преодоления, той убедительности и, как следствие, — не видим и лидеров, подобных товарищу Артему. Они еще появляются где-нибудь в Латинской Америке, где сохраняются различные партизанские движения с лидерами вроде субкоманданте Маркоса, при всей их вероятной противоречивости. В Европе же такого не видать — если и выделяются какие-либо личности или вожаки тусовок, то по масштабу их с большевистскими активистами не сопоставить уж никак.
И это при наличии абсолютно явной угрозы нацистского реванша! Одно дело использовать слово «фашизм» для обозначения абстрактной тирании, другое — имитировать антифашизм, когда в Донбассе идет война, а на Украине государственными героями являются Бандера и Шухевич. И крайне странно, что не происходит консолидации левых сил даже при таком явном тревожном знаке. Банальной консолидации, а не чего-то большего, вроде переосмысления — переосмысления как текущей мировой ситуации, так и самих принципов евро-левого движения.
Возникает диссонанс между историей левого революционного движения и существованием его, если так можно выразиться, сегодняшнего потомства. И так как не хочется бесславной кончины Великой Идеи, то двигаться следует все тем же путем, что и большевики начала XX века. То есть учиться, перековывать себя, нести идеи в массы и до последнего верить и отдавать силы ради достижения несомненно высокой цели. Иных путей, судя по всему, нет. И если этот путь не выбрать — на светлое будущее надежд уже не остается.