Продолжаем начатую в № 596 газеты публикацию статей из коллективной монографии «Эзотерика Сталина. Аналитика конфликта интерпретаций»

Ребенок формируется за счет того, что он вступает в те или иные значимые для него отношения — с родителями, родственниками, друзьями, учителями, священниками и другими представителями окружающего его микросоциума. И даже переживания ребенка в каком-то смысле если не вторичны, то тесно связаны с такими отношениями. Но есть отдельная значимая сфера переживаний, в которой эта связь отходит на второй план. Такие переживания можно рассматривать как существенно автономные и самозначимые. Обычно их называют экзистенциальными.

Здесь мы будем использовать это слово не только в узком смысле, когда ставится знак равенства между экзистенциальными переживаниями и зарождающимся у ребенка ужасом, порожденным осознанием своей смертности и конечности, — но и в широком смысле слова. Речь пойдет обо всех тех детских переживаниях, которые связаны с тем, что условно можно назвать «самовозгоранием». Источниками такого «самовозгорания» могут быть странная мысль, страшный сон. То есть речь идет о таких процессах во внутреннем мире ребенка, которые самозначимы, потому что источник этих процессов или, являясь внешним, менее важен, чем сам процесс (так ли важно, от чего зажегся дом, если надо тушить пожар?), или вообще не является внешним и полностью задан внутренним миром ребенка.

Можно ли говорить о таких переживаниях у Сталина, притом что роль этих переживаний в детские и юношеские годы достаточно велика?

Прежде чем приступить к описанию того, как взрослел Иосиф Джугашвили и какие события стали причиной его экзистенциальных переживаний, оговорим, что сведения о его детских и юношеских годах скудны и противоречивы.

Нежелание самого Сталина открывать некоторые личные сведения о себе проявлялось и в прямых указаниях сотрудникам архивов и исследовательских учреждений.

Известно письмо Сталина сотруднику Грузинского отделения Комиссии по истории Октябрьской революции и РКП (б) (Истпарт) Севастию Талаквадзе от 2 января 1925 года. В письме Сталин просит не публиковать найденные сотрудником Истпарта ранние статьи за авторством Сталина (а также любые другие найденные материалы) без его личной санкции.

В 1931 году соратник Сталина Емельян Михайлович Ярославский предложил ему написать его подробную биографию. Для чего попросил предоставить доступ ко всем существующим архивным материалам. Сталин отказал Ярославскому, указав попутно, что об этом уже просил писатель Максим Горький, который также получил отказ. Сталин мотивировал решение тем, что для биографии «не пришло еще время».

В июле 1933 года директор центрального партийного научно-исследовательского учреждения Институт Маркса — Энгельса — Ленина при ЦК ВКП (б) (ИМЭЛ) Владимир Викторович Адоратский передал управляющему Центральным архивным управлением СССР и РСФСР Яну Антоновичу Берзину указание, согласно которому «все документы тов. Сталина, выявляемые при обработке различных фондов, направлять в архив ИМЭЛ. Всякое использование этих документов для различных работ не разрешается».

Воспоминания матери Сталина, Екатерины Георгиевны Джугашвили (или, как ее звали близкие, Кеке), записанные с ее слов в августе 1935 года, не только не вышли в печать при жизни Иосифа Виссарионовича, но остались лежать в архивах до конца ХХ века.

В советской прессе было опубликовано лишь одно небольшое интервью с Екатериной Джугашвили — в газете «Правда» от 23 октября 1935 года. Журналист Борис Дорофеев в основном описывал бытовую обстановку проживания матери Сталина и приводил ее сусальные похвалы в адрес сына. Текст интервью был направлен Иосифу Виссарионовичу на согласование 21 октября. Тогда Сталин написал резолюцию: «Не берусь ни утверждать, ни отрицать. Не мое дело. Сталин». Однако спустя шесть дней после публикации интервью он направил в Москву телеграмму совсем другого характера:

«Москва. ЦК ВКП (б). Молотову, Кагановичу, Андрееву, Жданову, Талю.

Прошу воспретить мещанской швали, проникшей в нашу центральную и местную печать, помещать в газетах «интервью» с моей матерью и всякую другую рекламную дребедень вплоть до портретов. Прошу избавить меня от назойливой рекламной шумихи этих мерзавцев.

Сталин
№ 122
29/Х35 г.»

В 1938 году Сталин резко выступил против планов издательства «Детиздат» выпустить сборник «Рассказы о детстве Сталина». В своем письме в издательство Сталин даже посоветовал «сжечь книжку».

Он писал:

«Я решительно против издания „Рассказов о детстве Сталина“.

Книжка изобилует массой фактических неверностей, искажений, преувеличений, незаслуженных восхвалений. Автора ввели в заблуждение охотники до сказок, брехуны (может быть, «добросовестные» брехуны), подхалимы. Жаль автора, но факт остается фактом.

Но это не главное. Главное состоит в том, что книжка имеет тенденцию вкоренить в сознание советских детей (и людей вообще) культ личностей, вождей, непогрешимых героев. Это опасно, вредно. Теория «героев» и «толпы» есть не большевистская, а эсеровская теория. Герои делают народ, превращают его из толпы в народ — говорят эсеры. Народ делает героев — отвечают эсерам большевики. Книжка льет воду на мельницу эсеров. Всякая такая книжка будет лить воду на мельницу эсеров, будет вредить нашему общему большевистскому делу. Советую сжечь книжку».

В официальной «Краткой биографии» Сталина, вышедшей в свет в 1939 году, ожидаемо ничего не сообщается о его детстве — разве что справочная информация о родителях и учебе. Во втором издании, исправленном и дополненном, вышедшем в 1947 году, также ни в малейшей степени нет интересующей нас информации.

Знакомые и друзья Сталина писали воспоминания о нем, но рукописи попадали на архивную полку Института Маркса — Энгельса — Ленина и оставались там надолго.

Так, учившийся в Горийском духовном училище и Тифлисской духовной семинарии на год младше Сталина Пётр Капанадзе написал книгу воспоминаний о детстве будущего вождя. В 1950 году начальник Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП (б) Михаил Андреевич Суслов направил Сталину предложение от имени директора издательства «Детгиз» Константина Федотовича Пискунова напечатать эти воспоминания. В сопроводительной записке сообщалось, что автор учел замечания ИМЭЛ и книга готова к печати. Но Сталин оставил на рукописи резолюцию с отказом: «В „Воспоминаниях“ имеется много надуманных и прямо неверных моментов. Нельзя печатать».

Почему же он так поступал? Уже в 1938 году Сталин, как мы видим, крайне негативно относился к попыткам формирования из него образа «непогрешимого героя». Можно предположить, что друзья детства и юности Сталина в своих мемуарах, написанных при его жизни, создавали в основном именно такой идеалистический образ. И поэтому воспоминания Капанадзе, одного из таких друзей, даже после очень требовательных правок, рекомендованных ИМЭЛ, не прошли цензуру Сталина — главного действующего лица этих воспоминаний.

Безусловно, могли быть и другие причины, по которым Сталин умышленно избегал публикаций о себе и своей семье. С одной стороны, он наверняка стремился предотвратить обнародование нежелательной информации. С другой стороны, могла давать о себе знать подпольно-революционная привычка вообще не рассказывать лишнего — по принципу «чем меньше о тебе знают, тем лучше».

Но возможно и еще одно объяснение этого, казалось бы, парадоксального нежелания Сталина разрешить публикацию хвалебных мемуаров друзей. Сталин мог не хотеть, чтобы особенно сокровенные события, повлиявшие на его судьбу, становились всеобщим достоянием.

А поскольку полный запрет на упоминание о детстве вождя в печати, если он вообще возможен, немедленно вызвал бы разного рода слухи, сплетни и подозрения (мол, если он о себе ничего не рассказывает, значит, он не тот, за кого себя выдает), то было принято решение подвергнуть всё, что касается детства Сталина, тщательной цензуре. Цензура эта была направлена по большому счету на вымарывание всего интимного, сокровенного, экзистенциального. Таким образом, в публикациях о Сталине оставались в основном относительно стерильные и точно отобранные сведения из разряда необходимых легенд, целью которых было не только создание нужного образа, но и сокрытие всего сколько-нибудь сокровенного.

Ведь, во-первых, в случае если глубоко личностная информация стала бы широко доступна, ею без сомнения воспользовались бы враги, чтобы понять, где у их недруга слабые места, какие события в жизни стали для него травмирующими. А во-вторых, став достоянием миллионов людей, сокровенные события потеряли бы свою сокровенность.

Такова, по нашему мнению, основная причина, по которой Сталин контролировал любую информацию о себе, выходящую в советской печати.

Однако даже в условиях цензуры есть то, что скрыть невозможно и что при этом не является на сто процентов стерильным.

Ребенок не только общается с родителями и прочими представителями его детского микромира. Он еще и дышит воздухом своей малой родины. Воздухом культурным, этническим, историческим и бог весть каким еще. И этот воздух может воздействовать на его формирующуюся экзистенциальную сферу.

Каков этот воздух в случае Сталина?

Сталин родился в Гори — уездном городе Тифлисской губернии Российской империи. Точных данных о времени строительства города нет. Армянский военачальник и историк Смбат Спарапет, живший в XIII веке, в своей «Летописи» пишет, что основателем города Гори был сам Давид Строитель — легендарный грузинский царь из династии Багратионов, живший в конце XI — начале XII веков.

Поступивший в Горийское духовное училище на два года позже Сталина Дормидонт Гогохия вспоминал впоследствии о городе Гори: «Город Гори с юга и запада омывают Кура и Лиахва. Он окружен плодовыми садами. В городе возвышаются развалины древней крепости — памятника Средневековья.

В старом Гори было около восьми тысяч человек населения, много церквей, лавок, духанов и на весь тогдашний уезд четыре учебных заведения: городское четырехклассное училище, духовное четырехклассное, учительская семинария и женская прогимназия».

Гогохия так описывает быт семьи Джугашвили: «Их комната имела не более девяти квадратных аршин (около 4,5 кв. м. — Авт.) и находилась около кухни. Вход со двора прямо в комнату, ни одной ступени. Пол был выложен кирпичом, небольшое окно скупо пропускало свет. Вся обстановка комнаты состояла из маленького стола, табуретки и широкой тахты, вроде нар, покрытой „чилопи“ — соломенной циновкой».

Интересно сравнить эти воспоминания с описанием бытовой обстановки жителей Гори, сделанным в 1881 году инспектором Горийского городского училища Александром Джаваховым: «У простого же сословия под плоским навесом, поддерживаемым деревянными столбами, идет прямо вход в переднюю, где можно встретить и работающих женщин, и играющих детей, и разряженных по-праздничному горожанок-гостей, следовательно, эта комната служит простолюдину и столовою, и рабочею, и гостиной. За передней идет другая комната, заменяющая спальню и кладовую. Внутреннее убранство в комнатах чисто азиатское. Необходимою мебелью является здесь широкая длинная деревянная тахта (нечто вроде плоской кушетки), покрытая коврами и мутаками (род продолговатых цилиндрических подушек). Тахта служит хозяину и письменным, и обеденным столом и заменяет собою стулья, хотя, впрочем, теперь в каждом и простом доме можно найти стол и несколько простых стульев. В стенах комнаты оставлены углубления с полками… в которых хранят постель и другие домашние вещи. Отапливаются комнаты посредством особого рода печей, вроде каминов, называемых здесь бухарами».

Известно, что Закавказье с древнейших времен было ареной столкновения различных цивилизаций, которые оставили свои следы в культуре Грузии.

В десяти километрах от Гори на левом берегу реки Куры находится древний город, высеченный в песчаниковой скале, — Уплисцихе (груз. «крепость владыки»). Город основан в первой половине I тысячелетия до н. э. В IX–XI веках н. э. Уплисцихе был одним из важнейших городов Грузии и некоторое время ее столицей. В городе представлены образцы скального зодчества, созданные за два тысячелетия. Среди них культовые сооружения языческой и христианской эпох, жилые и хозяйственные постройки, «театральный зал» античного типа и другие.

Советский журналист и писатель Беньямин (Борис) Абрамович Ивантер в своем биографическом очерке «На родине Сталина», опубликованном в журнале «Пионер» в 1938 году, рассказывает о том, как Сосо Джугашвили вместе с другими старшими школьниками из духовного училища ходил на экскурсию в этот пещерный город.

«Следы изумительного искусства видны на углах пещер, выступающих из темноты. На куполах остались орнаменты, похожие на византийские. И во всем этом городе нет ни одного уголка, где этот древний человек нарушил бы замечательную связь камня и воздуха, оставленную здесь природой», — пишет Ивантер. По его словам, Сосо даже написал стихи в честь этого древнего города. К сожалению, их текст автор не привел.

Над самим Гори на высоком холме возвышается древняя крепость Горисцихе. Крепость имела стратегическое значение, так как стояла на перекрестке путей с запада на восток и с севера на юг. Крепость много раз переходила из рук одних захватчиков в руки других, перестраивалась. Последнее обновление укреплений города было произведено в XVIII веке.

Крепость окружало множество легенд, и дети любили посещать ее. Пётр Капанадзе (друзья называли его Пета) вспоминал, как они вместе с Сосо ходили в эту горийскую крепость. Они знали, что любому человеку, который поднимался в крепость, обязательно надо было принести наверх три камня — и бросить их в большую круглую яму в ее середине. Существовало поверье, что как только яма наполнится камнями, людям станет легче жить. Мальчики всегда исправно приносили наверх камни — они хотели сделать жизнь людей лучше.

По преданию, в крепости жили дэвы-великаны, которые спрятали счастье от людей. Сосо как-то рассказал Петру, что огромный круглый камень, лежащий рядом с ямой, — это мяч великанов. Дэвы играли им, и на камне остался отпечаток огромной ладони. Сосо, по словам Петы, очень хотел быть таким же сильным, как эти великаны.

Эпос об Амирани как слагаемое культурного кода Сталина

Из крепости Горисцихе, куда ходили в детстве Иосиф и его друг Петр Капанадзе, открываются замечательные виды на могучие Кавказские горы. Капанадзе вспоминал: «Там, на самой высокой вершине, томится наш любимый герой Амирани. Мы часто говорим о нем, и нам хотелось бы спасти его. <…> Амирани хотел уничтожить всех драконов, всех злых духов, говорится в сказке. Он был добрый великан и хотел, чтобы люди жили мирно и ели „хлеб, не смоченный кровью“.

Амирани — герой древнегрузинского эпоса, великан, который совершил много подвигов на благо людей, но однажды бросил вызов богу — и в наказание был прикован к скале в горах. Считается, что Амирани обратил внимание на хлеб, которым питаются люди. Герой увидел, что хлеб смочен кровью. Тогда в нем загорелось желание дать людям хлеб без крови.

Здесь мы хотели бы остановиться на эпосе об Амирани, поскольку грузинские культурные коды с ним неразрывно связаны. Его влияние прослеживается в литературных памятниках более поздних эпох. Например, в «Витязе в тигровой шкуре» Шота Руставели. Также в XII веке на основе эпоса об Амирани грузинский писатель Мосе Хонели написал рыцарский роман «Амиран-Дареджаниани».

В романе отражено существовавшее на тот момент, в период царствования царицы Тамары, социальное устройство общества. Героями «Амиран-Дареджаниани» являются рыцари и их преданные вассалы. Основные сюжетные линии в романе Хонели сильно перекликаются с древним эпосом об Амирани. Например, Хонели повторяет сюжет, в котором дракон проглатывает героя Амирана Дареджаниани, а его спутник успевает только отрубить чудовищу хвост. Амиран Дареджаниани вспарывает изнутри брюхо дракону спрятанным за голенищем ножом и выходит наружу.

Иосиф Джугашвили и его горийские друзья взрослели в среде, одним из слагаемых культурного кода которой был гуманистический образ Амирани.

Александр Михайлович Цихитатришвили, сын Михаила Цихитатришвили, крестного отца Сталина, вспоминал, что Сосо рассказывал другим детям сказки, героические сказания и шаи́ри (форма стиха в грузинской поэзии, размером шаи́ри написана, например, поэма Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре»). Среди них были и сказания «Амиран-Дареджаниани».

В дальнейшем образ Амирани находит отражение и в жизни зрелого Сталина. В 1939 году он одобряет к печати произведение грузинского поэта Георгия Леонидзе «Сталин. Детство и отрочество», написанное к 60-летию вождя на грузинском языке. В 1941 году за свое сочинение поэт получил Сталинскую премию. В 1944 году в Тбилиси был опубликован русский перевод книги.

Эпопея Леонидзе очень примечательна. В ней затрагиваются, пусть и с излишним помпезным лоском, некоторые эпизоды жизни Сталина, которые нас интересуют. В своем сочинении поэт несколько раз обращается к образу Амирани, очевидно связывая его со Сталиным. Приведем отрывок из произведения в переводе Георгия Цагарели:

Здесь ждали родители сына,
Чтоб им облегчил он удел
И сердцем своим светоносным
Всю землю в сиянье одел.

И гор появился питомец,
Кто мощь Амирана явил,
Кто в узниках жажду свободы,
Оковы разбив, утолил.

Вся свежесть картлийского мая
Его овевала волной,
Чтоб родину он осчастливил
Невиданной вечной весной.

Исследованием эпоса об Амирани глубоко занимался грузинский советский фольклорист и литературовед Михаил Ясонович Чиковани. Михаил Ясонович — крупнейший специалист по грузинской мифологии. В 1947 году на грузинском языке был издан его фундаментальный труд «Прикованный Амирани». В русском переводе книга вышла в сокращении в 1960 году, а переработанная и дополненная — в 1966 году, получив название «Народный грузинский эпос о прикованном Амирани».

Чиковани отмечал: «Сказание об Амирани принадлежит к числу самых распространенных в мире сюжетов. В грузинском фольклоре оно занимает центральное место».

Коль скоро эпос об Амирани занимает такое важное место в грузинской культуре и коль скоро Амирани был любимым героем маленького Иосифа Джугашвили, рассмотрим данный миф подробнее.

По мнению Чиковани, эпос об Амирани сформировался на территории современной Грузии, в исторических областях Колхида (современные Аджария, Западная Грузия и Абхазия) и Иберия (современная Восточная Грузия), среди людей, говорящих на грузинском языке. Крупные союзы племен, населявших Восточную Грузию, к концу II — началу I тысячелетия до н. э. образовали более или менее единое культурно-историческое пространство.

Что касается времени появления сказания об Амирани, то исследователи на данный момент точно не определились в этом вопросе.

Археологами найдены памятники материальной культуры, украшенные сюжетными композициями, которые Чиковани идентифицирует как сюжеты эпоса об Амирани. Эти изделия датируются концом II тысячелетия до н. э. Как считает Чиковани, эпос об Амирани был создан в середине II тысячелетия до н. э., а формирование образа героя связано с этногенезом грузинского народа.

Чиковани описывает культурную общность, внутри которой складывалось сказание: «Эпическое произведение об Амирани возникло в среде охотников и его главные герои — тоже охотники. Этот эпос начал складываться у предков грузин еще в эпоху матриархата».

Грузинский литературовед и культуролог Шалва Исакович Нуцубидзе находит сходство сказания об Амирани с древним шумеро-аккадским эпосом о Гильгамеше, в котором также появляется мотив борьбы культурного героя с божеством: Гильгамеш отвергает богиню Иштар — дочь верховного бога Ану — и побеждает небесного (огненного) быка, присланного Ану по просьбе богини в отместку герою.

Схожие мифы встречаются у совершенно разных народов. Легенды об Амирани и Прометее явно имеют общие черты. Однако, указывает Чиковани, «художественными двойниками» Амирани можно назвать и Тамбола индонезийских тораджей, и Лакана Адиа филиппинских тагалогов.

Известно, что сюжеты с мифическими персонажами, прикованными к скалам или погребенными в горах, есть и у многих кавказских народов. Так, абхазского героя, добывшего огонь для людей, зовут Абрскил, у черкесов распространено сказание о герое-великане, прикованном к Эльбрусу, у имеретинцев есть божество-богоборец Рокапи. При этом аналогии между такими мифическими героями и Амирани могут быть неполными. Например, Рокапи — это, в отличие от Амирани, злое существо. В этом случае персонажей сближает только негероическая часть сказаний о наказании богом.

Что касается сюжета самого мифа об Амирани, он известен нам по материалам этнографов, которые стали собирать и документально фиксировать грузинский фольклор с начала XIX века. В 1848 году в Санкт-Петербурге вышла в печать книга Теймураза Багратиони «История от начала Иверии, или Грузии, то есть всей Сакартвело», в которой впервые на грузинском языке публикуются отрывки из сказаний об Амирани (правда, называлось имя не Амирани, а Прометея, с которым отождествлялся герой сказания). А к 1960-м годам было собрано уже более 150 версий мифа на грузинском, абхазском, черкесском, лакском, убыхском, осетинском, армянском и других языках. Чиковани обобщил найденные варианты эпоса и проследил основные сюжетные линии.

Амирани — это сын безымянного храброго охотника и богини охоты Дали. Связь с Дали, имеющей золотые косы, подтверждается наличием золотого зуба у Амирани. По наличию этого признака противники героя узнают о его божественном происхождении.

Охотник нашел богиню в пещере на скале и вступил с ней в связь. Ревнивая жена охотника в отместку отрезала золотые косы Дали, в которых был заключен источник ее жизни, что стало причиной гибели богини. Чтобы спасти зачатого ребенка, охотник вспорол живот умирающей Дали и вынул младенца. Затем мальчик донашивался три месяца в чреве нетели (нетелившейся коровы), а потом три месяца в чреве быка.

По мнению Чиковани, упоминание нетели в мифе подразумевает или непорочное зачатие героя, или «второе рождение» — переход Амирани из разряда сыновей простого охотника в ранг богов. Кроме того, у многих народов бык был символом солнца, которое в грузинской мифологии имело женскую ипостась. Таким образом, то, что вынашивание героя завершилось в чреве быка, означает, по мнению исследователя, «завершение роста Амирани с помощью матери-солнца». При этом само имя Амирани также может толковаться как юноша-солнце.

По сванскому преданию, после того как Амирани родился, отец положил младенца в корзину у родника около дома героя-богатыря Иамана, который подобрал Амирани и стал воспитывать вместе со своими сыновьями Бадри и Усипи.

Вырос Амирани героем необычайной силы и проворности. В дохристианских версиях мифа Амирани проходил обряд инициации, при котором его «крестным отцом» выступало, по всей видимости, языческое божество. В древнейшей версии Амирани, будучи младенцем, получил силу от омовения водой волшебного родника или соприкосновения с ней. В большинстве же христианизированных вариантов сказания Амирани крестил Христос. Согласно пшавской версии, именно Христос наделил его стремительностью, с какой летит вниз сброшенное с горы бревно, силой двенадцати пар быков и буйволов, неутомимостью волка. Христос предсказал герою в детстве бедность, а в зрелом возрасте — приключения и битвы.

Одним из главных атрибутов Амирани является его меч, который он выковал сам. Меч этот был настолько тяжел, что поднять его было не по силам простому смертному. Отмечается, что при ковке и закалке меча небо грохотало, земля гудела и кузница шаталась, как колыбель. Интересно, что тему волшебной закалки меча Амирани обсуждал и друг Сталина Пётр Капанадзе: «Когда меч его закаливали, небо пылало огнем, земля гудела, кузнецы в страхе прижимались друг к другу».

Существуют версии эпоса, в которых оружием героя, помимо меча, являются железный лук и стрелы.

В эпосе Амирани и его спутники преодолевают силы природы и борются с врагами людей: злыми зооморфными существами-людоедами дэвами, духами бурь каджами.

Основной конфликт в эпосе об Амирани состоит в том, что однажды герой решил бросить вызов богу, однако проиграл в состязании и был наказан. По наиболее распространенной версии, за дерзость бог приковал его к скале (или заточил в пещере).

Вместе с Амирани в заточении находится крылатая собака Курша (кличка буквально означает «Черноухая»), рожденная орлицей. Курша, как и ее хозяин, наказана богом навечно. Курша лижет цепь, которой хозяин прикован к скале, и цепь становится всё тоньше. Когда цепь уже готова разорваться, в Великий четверг (последний четверг перед Пасхой) кузнецы натощак бьют молотом по наковальне у себя в кузнице и тем самым восстанавливают цепь. Так происходит каждый год.

Одним из ключевых эпизодов мифа является похищение небесной девы Камари. Она живет в башне, прикованной цепями к небу, и олицетворяет небесный огонь. Амирани похищает ее, и разгневанный отец девы Камари, бог грома и молний, обнаружив пропажу, преследует похитителя. Герою удается убить его только после того, как Камари раскрывает ему уязвимое место на теле своего отца.

Крупный языковед и фольклорист Всеволод Фёдорович Миллер обращал внимание на то, что в легендах о прикованных богатырях прослеживаются мотивы широко распространенного мифа о борьбе бога света со змеем, победе бога света и заключении змея под гору. Причем так называемый тип поверженного змея обнаруживается именно в прикованном богатыре, который, как и змей, вызывает недовольство бога и терпит от него наказание. Таким образом, легенды о прикованных богатырях наследуют змееборческим мифам.

В качестве примера подобного переноса свойств одних мифических персонажей на других, но выступающих уже в иной роли, Миллер приводил очевидное родство двух противников Зевса: человеколюбца Прометея и чудовища Тифона.

Миллер писал: «Конечно, если мы станем рассматривать Прометея таким, каким его впоследствии сделала фантазия греческих поэтов-философов, то в этом благодетеле и заступнике человеческого рода трудно открыть змеиное происхождение. Но нужно вспомнить некоторые черты, сохранившиеся в культе и местных преданиях, и тогда это родство станет уже значительно яснее. Прометей принадлежит к породе титанов, этих врагов олимпийским богам, наравне с Бриаревсом, Атлантом и другими. Как Тифон — олицетворение земного огня, заключенного в недрах огнедышащих гор, так и Прометей носит эпитет огненосного бога (ό πορφόρος Θεός) и приносит огонь с неба на землю, хотя огонь, принесенный им, уже стал символом культуры, а не истребления, как стихийный огонь Тифона-Дахаки. В честь Прометея, древнего бога огня, в Афинах ежегодно устраиваются бега с зажженными факелами, причем победителем остается тот, кто первый со своим факелом достигает цели.

Родство Прометея с Тифоном видно далее и в роли Гефеста при борьбе Зевса с тем и другим. Гефест, этот олимпийский кузнец, устроил свою кузницу над трупом Тифона; он же, по повелению Зевса, как это видно из начала трагедии Эсхила, приковывает Прометея к скале».

Однако затем образ прикованного богатыря в сказании об Амирани развивается, и сам Амирани приобретает черты змееборца. Так, в разных версиях сказания, как позже и в романе Хонели, встречается эпизод битвы с тремя драконами (гвелвешапи), которая заканчивается победой героя.

Интересно, что однокашник Сталина Пётр Капанадзе в своих воспоминаниях, говоря об Амирани, указывает на сходный сюжет сказания. Амирани погнался за Черным драконом, который похитил солнце. Дракон проглатывает Амирани, но тот вспарывает живот дракона, освобождает солнце и спасается сам. Примечательно, что в этом варианте сказания Амирани выступает в роли освободителя похищенного солнца — типичный сюжет мифа о герое-драконоборце.

С мифами о героях-змееборцах связана одна из версий того, почему Сталин взял себе псевдоним Коба. Ее изложил известный персидско-таджикский советский поэт Абулькасим Ахмедзаде Лахути в письме к сестре второй жены Сталина Анне Сергеевне Аллилуевой: «Коба — (в другом произношении Кова и Кавэ) — имя героя старинного восточного предания о доблестном кузнеце, поднявшем свой кожаный фартук как знамя народного восстания против деспота-чудовища Зохака. Имя легендарного кузнеца стало нарицательным обозначением неустрашимого борца против угнетателей народа».

Отметим, что речь в данном случае идет о персидском предании, являющемся частью выдающегося памятника персидской литературы «Шахнаме».

Согласно преданию, кузнец Кава поднимает народ на восстание против тирана Заххака (Зохака), у которого из плеч росли змеи, питавшиеся человеческими мозгами.

Кузнец Кава и законный наследник иранского престола шах Фаридун приковали свергнутого тирана Заххака к горе Демавенд, где ему суждено было пребывать до Судного дня.

В грузинской мифологии с драконами ассоциировались зооморфные чудовища вишапы. Каменные изваяния вишапов найдены в Армении, Грузии и других регионах Кавказа. Изваяния вишапов имеют размер до пяти метров в высоту, располагаются близ источников воды: ручьев, родников, древних каналов и других ирригационных сооружений. Специалисты относят сооружение статуй вишапов ко II тысячелетию до н. э. Считается, что в древности эти статуи, по всей видимости, были связаны с культом божеств плодородия и воды.

Любопытно, что в пшавском варианте сказания отца Амирани зовут Сулкалмахи. Это имя составное: Сул + калмахи («сули» — душа, «калмахи» — форель).

В сказании об Амирани вишапы играют однозначно негативную роль, они предстают перед героем чаще всего именно в виде драконов. При этом герой борется с ними и побеждает. Так на смену эпохе почитания вишапов приходит эпоха почитания Амирани. Отказ от почитания вишапов отражается в мифах появлением образа Амирани-вишапоборца.

Анализируя различные версии кавказских легенд о прикованных героях, крупный русский литературовед, профессор Московского университета Алексей Николаевич Веселовский приходит к выводу, что большинство героев терпит наказание от бога справедливо — за те или иные преступления. Наиболее тяжкими преступлениями служат «несправедливость к людям, необузданность кровожадного истребителя жизни, или ослушание отцовской воли… или сопротивление божественной воле, доходящее до нарушения клятвы, данной богу, наконец, до борьбы с ним, до выхода на поединок, едва не кончающийся победою титана».

Тем не менее существуют другие версии сказания, в которых герой заступается за людей. Веселовский пишет: «Однако на Кавказе, хотя и представленная меньшинством преданий о прикованном богатыре, встречается самостоятельная (главным образом грузинская) версия, объяснившая его страдания мученичеством за народное благо, за справедливость, за права людей. Он очищает землю от дэвов, истребляет всё зловредное, „борется с небом потому, что не всё на земле справедливо“. Его отвага и дерзость по отношению к божеству получают характер заступничества за человечество, богоборчество становится героизмом, а оплата за него, — вечный плен и тяжкие муки, — вызывает не злорадство, а глубокую симпатию. Если такой узник освободится, не разгром и разорение причинит он, а всеобщее счастье».

Упоминавшийся выше советский филолог Чиковани в 1943 году в составе этнографической экспедиции в горный район Верхняя Рача познакомился со сложным песенно-хоровым исполнением сказаний. Сказание об Амирани распевали во время исполнения народного хороводного танца перхули. В частности, стихотворный фрагмент «На охоту отправился Амирани со своими братьями» пелся, сопровождаемый пляской, во время разных празднеств.

Чиковани так характеризует мистерии, посвященные Амирани: «При хороводном песенно-плясовом исполнении сказание об Амирани, видимо, приобретало вид мистерии, участники которой носили маски и изображали борьбу Амирани с дэвом. При исполнении перхули драматические роли были строго распределены; участвовали первый корифей — Амирани, второй корифей — дэв и хор. Каждый из них имел свой текст, который говорился, пелся или исполнялся речитативом. Дэв и Амирани „беседовали враждебно“, а хор старался изобразить картину их смертельной схватки. В таком перхули видны зачатки грузинской народной драмы. Драматическое исполнение предстает в достаточно развитом виде: хор поет и ритмично пляшет, а внутри круга „беседуют“ и борются Амирани и дэв».

Грузинский Амирани — защитник людей, он воплощает силы прогресса, выражает народные чаяния на освобождение от гнета и обретение свободы. Похитивший деву Камари, олицетворяющую огонь, и прикованный за это богом в пещере на горе, Амирани является символом надежды людей на их право быть хозяевами своей судьбы.

Интересно, что в большинстве версий сказаний об Амирани герой похищает метафорическую «небесную деву», и только в некоторых вариантах объектом похищения оказывается огонь.

В версии, распространенной в Гори и опубликованной в двадцать первом выпуске «Сборника материалов для описания местностей и племен Кавказа», вышедшем в 1896 году, Амирани похищает с неба именно божественный огонь, в котором так нуждаются люди. То есть в Гори в конце XIX века — во время взросления Сосо — бытовала версия сказания, в которой герой похищал огонь и передавал его людям.

Несомненно, что сказание о прикованном Амирани имеет много общего с мифом о Прометее. Веселовский писал, что в положительном понимании личности и судьбы героя заметно «соединительное звено между кавказскими сказаниями и эллинским мифом о Прометее, похитителе священного огня ради блага людского».

Примечательно, что представители правящей элиты Колхиды активно контактировали с эллинистическими государствами Черноморского региона. Более того, на территории современной западной Грузии существовали культы богов греческого пантеона.

По мнению Миллера, ни Прометей, ни Амирани не являются преемственными один по отношению к другому — оба героя представляют собой развитие мифа о змееборчестве. Ученый считает, что греки, увидев в кавказском мифе черты своих сказаний о Прометее, поместили место приковывания своего героя к скале на Кавказ.

Существует мнение, что сюжет с Кавказом появился у греков лишь после установления ими связей с Колхидой. У Гесиода, например, нет указания на Кавказ как на место приковывания Прометея.

Позже указания на Кавказ становятся вполне определенны.

Так, выдающийся древнегреческий географ и историк Страбон в своей книге «География» указывает, что греки считали Кавказ местом действия сказания о Прометее. Страбон пишет: «Ведь только эти горы… греки называли Кавказом, и с юда они переносили место действия мифического сказания о Прометее и его оковах».

Греческий писатель Флавий Филострат II, известный как Филострат Афинский, также придерживался версии о том, что местом мифического приковывания Прометея был Кавказ. В своем романе «Жизнь Аполлония Тианского» Флавий, описывая путешествие Аполлония на Кавказ, сообщает: «У варваров сохраняется предание, нашедшее отзвук также и в сказаниях эллинов, будто Прометей за свое человеколюбие был прикован к Кавказу… Узилищем Прометея была якобы пещера, которую показывают у подножия горы, и Дамид сообщает, что и ныне со скал там свисают путы, непонятно из чего сделанные. Однако кое-кто утверждает, будто Прометей был прикован к двуглавой вершине горы, так что руки его, распятые между двумя утесами, были распростерты не менее чем на стадий (около 180 м. — Авт.) — столь огромен он был».

Выдающийся древнеримский философ и оратор Марк Туллий Цицерон в «Тускуланских беседах» приводит отрывок из утерянной ныне трагедии Эсхила «Прометей освобождаемый». В своем латинском переводе отрывка он называет богов римскими именами, в частности, именует Зевса — Юпитером. Из строк, в которых Прометей рассказывает титанам о своих мучениях, мы узнаем, что он прикован в Кавказских горах. В переводе Вячеслава Иванова это звучит так:

Так, сам себя лишенный,
я приемлю казнь,
Лишь в смерти вожделея
пресеченья мук, —
Но отстраняет смерть
Юпитер мстительный,
И пагуба моя,
копясь столетьями,
Всё глубже болью
в плоть мою вгрызается
И, знойным жаром солнца
растопляема,
Роняет капли
на хребты Кавказские.

Отметим, что время появления эпоса об Амирани, согласно Чиковани, совпадает с эпохой раннего железного века, который начался в регионе в конце II — начале I тысячелетия до н. э.

Более того, многие исследователи считают железоделательное производство Западной Грузии в указанную эпоху передовым.

Так, советский археолог Давид Ахмедович Хахутайшвили, специалист по древнему железопроизводству в Западной Грузии, отмечал: «В предгорной полосе Восточного Причерноморья (т. е. в современной Западной Грузии) был выявлен мощный центр древнего производства железа, состоящий из четырех основных железопроизводящих очагов. <…> Имеются материалы, на основе которых можно утверждать, что один из мощных железопроизводящих очагов Колхидского горно-металлургического центра функционировал и в Южной Колхиде… в области, именуемой у древних авторов Халибией. <…>

Самые древние железоплавильные мастерские из числа раскопанных за последние годы, по калиброванной радиоуглеродной дате, относятся к рубежу XIX — XVIII вв. до н. э. <…>

Наши материалы говорят и о том, что картвельские (колхские) племена были одними из первых, кто отработал технологию выплавки железа и создал конструкцию железоплавильной печи, которая продержалась более тысячелетия, не претерпев существенного изменения».

Древнегреческие источники также указывают на то, что племена халибов имеют прямое отношение к металлургии.

Например, Аполлоний Родосский в «Аргонавтике» пишет (перевод Г. Церетели):

Ни к пахотьбе на быках тот
не склонен народ, ни к ращенью
Разных плодов, что усладу
даруют душе, и о вечьих
Стад не пасут там на пастьбах,
обильных росою, халибы.
Железоносной земли рассекая
упорные недра,
Плату они в обмен получают, —
она их и кормит.
И зари восход без труда
для них не бывает, —
Труд они тяжкий несут в дыму,
среди копоти черной.

Таким образом, мы видим, что создание эпоса совпало по времени с началом раннего железного века в регионе.

Нуцубидзе считает, что сказание об Амирани могло появиться в момент перехода от культуры бронзового века к культуре железного, причем становление железоделательного производства (в первую очередь освоение обработки железа методом плавки) являлось одним из факторов формирования эпоса об Амирани.

Версию Нуцубидзе о времени происхождения эпоса косвенно подтверждает тот факт, что в сказании об Амирани особое место занимают кузнецы и связанные с кузнечным делом темы. Герой вооружен железным оружием, носит железную кольчугу, а бог приковывает его к скале железной цепью. В сванской версии охотник — отец Амирани — добирается до богини Дали, используя железные долота и молот.

Когда дракон проглотил Амирани, железо сослужило герою добрую службу: булатным кинжалом он вспорол живот чудовища.

Необходимо отметить, что на протяжении тысячелетий сказание об Амирани изменялось — на древние сюжеты накладывались более поздние. Самый яркий пример — изменения, произошедшие после принятия христианства, когда ряд языческих персонажей был заменен на христианских, а инициация заменена крещением. Тем не менее христианизация сюжета мало повлияла на идеологическую концепцию, выраженную в противоборстве героя и бога. Так, в «христианской» версии Христос крестит Амирани, и он же приковывает героя железными цепями к скале. По мнению Чиковани, в языческой версии на месте Христа могло быть божество небес и туч Пиримзе.

Несмотря на то, что распространение христианства сильно изменило эпос, его полная трансформация не произошла. В народе по-прежнему бытуют как дохристианские, так и христианизированные версии сказания.

Особое значение, которое сказание об Амирани имело для становления личности Сталина, объясняется не только общим влиянием на него культурной среды, но и личным пристрастием будущего вождя к сюжетам, связанным с борьбой за справедливость. В сюжете о борьбе героя с несправедливым богом за благо людей юный Иосиф должен был находить для себя что-то близкое и глубоко созвучное. Этому могли способствовать и его сложные отношения с отцом. Рассказы о том, как герой стремился дать людям «хлеб без крови», с детства явно запали ему в душу и повлияли на дальнейший выбор пути революционера.

Однако описание культурной среды, взрастившей Сталина, было бы неполным, если бы мы остановились только на сказании об Амирани. Ведь в народной культуре Грузии в конце XIX века находилось место как христианству, так и разнообразным суевериям, дохристианским верованиям и обычаям. Следует также добавить, что культура Грузии на протяжении столетий испытывала влияние традиций ее соседей: Персии, Турции, а также горских народов Северного Кавказа.

Нартский эпос и его влияние на Сталина

Примерно в шестидесяти километрах от места, где жила семья Сталина в Гори, находится осетинское селение Джер (по-грузински Гери). В древности там находилось языческое святилище, на месте которого затем появилась христианская церковь. В этом святилище чтили Уастырджи — героя нартского эпоса, покровителя воинов. Предания о нартах, героях-богатырях, существуют у многих северокавказских народов, включая осетин. Эти предания существуют как в поэтической, так и в прозаической форме.

С Гери связан эпизод из детства Сталина, о котором упоминает его мать. Два первых ребенка Виссариона (Бесо) и Кеке Джугашвили умерли в младенчестве. Когда родился третий ребенок, которого назвали Иосифом, Бесо пообещал на коленях дойти до Гери и совершить жертвоприношение, в случае если их сын выживет. Иосифа спешно крестили, но Бесо не спешил совершить обещанное паломничество в родовое святилище. Мать Кеке Мелания, видя болезненность мальчика, ходила по гадалкам, молилась и постоянно напоминала родителям о необходимости исполнить данное обещание.

Родителей заставила поторопиться очередная простуда, из-за которой ребенок потерял голос. Кеке и Бесо в отчаянии голосили так громко, что о произошедшем узнала вся округа. Соседи решили, что в ребенка вселился злой дух и он умирает. Но через некоторое время Сосо поправился, и родители решили больше не откладывать поклонение святыне и отправились в Гери.

В святилище они принесли в дар овцу, совершили молебен в церкви Святого Георгия. У церкви Сосо сильно испугался, когда увидел, как невесту в белом одеянии подвесили над пропастью, чтобы изгнать из нее бесов. Кеке вспоминала: «Этот метод „лечения“ потряс ребенка. Мы поспешно вернулись в Гори. Какое-то время Сосо беспокоили тревожные сны. Он бредил, дрожал, в страхе крепко прижимался ко мне».

По мнению литературоведа Михаила Яковлевича Вайскопфа, Сталин не просто с детства хорошо знал осетинский нартский эпос — он проводил параллели между соответствующими эпическими сюжетами и своей жизнью. Ярким свидетельством этого является то, что уже в зрелом возрасте Сталин называл свою дочь Светлану Аллилуеву именем героини нартского эпоса Сата́ны. В личной переписке с женой Надеждой Сергеевной Аллилуевой, которая сама была родом с Кавказа и знала его фольклор, Иосиф Виссарионович называл дочь Сата́нкой или Сета́нкой.

Вайскопф считает, что после самоубийства жены Сталин хотел «избежать обидных и непонятных для девочки коннотаций» и поэтому стал использовать только вариант «Сета́нка», ведь, согласно легенде, Сата́на родилась от умершей матери.

Сама Светлана письма к отцу подписывала «твоя Сетанка» или «Сетанка-хозяйка» (хозяйка — постоянный титул Сата́ны). Самая ранняя из найденных нами подобных подписей (в форме «твоя Сятанка») содержится в письме Надежды Аллилуевой от 21 сентября 1931 года, к которому дочь Светлана оставила небольшую приписку. Светлане тогда было пять с половиной лет. Самая же поздняя из найденных нами подписей такого рода содержится в письме от 1 декабря 1945 года, когда Светлане было 19 лет.

В своей книге «Двадцать писем к другу» Светлана позже так вспоминала это прозвище, бытовавшее в семье: «Называл он (Сталин. — Авт.) меня (лет до шестнадцати, наверное) „Сетанка“ — это я так себя называла, когда была маленькая. И еще он называл меня «Хозяйка», потому что ему очень хотелось, чтобы я, как и мама, была в роли хозяйки активным началом в доме».

Кроме того, Вайскопф обращает внимание на некоторые особенности другого героя нартского эпоса Сослана Стального (Созырыко, Сосруко), которые могли напоминать будущему вождю его самого и тем самым повлиять на выбор псевдонима «Сталин»: «Дополнительным стимулом при окончательном выборе псевдонима могло послужить для Сталина и его бесспорное внешнее сходство со стальным героем нартовского эпоса. Портрет Сослана неизменен: он невысок ростом, смуглый, с железными глазами, хромой или „широкоступый“, вообще с ослабленными ногами».

Проблемы с ногами действительно могли быть у Сталина с детства. Когда он был учеником Горийского духовного училища, по его ногам проехал фаэтон (об этом подробнее ниже). Также существуют свидетельства о сросшихся пальцах на его левой ноге. В частности, в архивах сохранилась полицейская характеристика о разыскиваемом по политическому делу Иосифе Джугашвили. В этой характеристике указана среди прочих примета: «…на левой ноге 2-й и 3-й пальцы сросшиеся».

В данной статье мы подробнее остановимся на очевидным образом повлиявшем на Сталина нартском эпосе, героями которого были Уастырджи, Сослан Стальной и Сата́на (Шата́на).

Нартский эпос состоит из циклов сказаний о мифических доблестных воинах-нартах, которые проводили жизнь в бесконечных приключениях, боях и пирах.

Сюжетов о них очень много, но среди них можно выделить достаточно типичные, такие как борьба с великанами, походы в поисках добычи, охота, борьба между нартскими родами и отдельными героями, обычно из кровной мести, соревнование героев за женщину и добывание жены, путешествие в загробный мир (в цикле о Сослане), борьба с небожителями (в цикле о Батрадзе). Примечательно, что борьба Батрадза с небожителями роднит его с Амирани. По мнению Чиковани, часть цикла о Батрадзе, где рассказывается об этой борьбе, испытала на себе влияние эпоса об Амирани.

Одним из первых собирателей нартских сказаний был Миллер. Он отмечал, что данный эпос известен многим кавказским народам. Сказания о нартах существуют у осетин, кабардинцев, черкесов, балкарцев, чеченцев, народов Дагестана. Отдельные сюжеты можно найти у грузин.

Миллер считал, что при всем многообразии вариантов сказаний у разных народов ядро нартского эпоса появилось у осетин и отчасти уже у их дальних предков — североиранских скифо-сарматских племен. Такого же мнения придерживался и выдающийся французский культуролог и лингвист Жорж Эдмон Дюмезиль.

Нартские сказания собирались этнографами и лингвистами с середины XIX века, а в советскую эпоху эти исследования получили дальнейшее развитие.

В декабре 1938 года газета «Правда» опубликовала заметку писателя Алексея Николаевича Толстого «Депутат-писатель», в которой заявлялось о необходимости издания многотомного сборника русского фольклора. После чего в региональной и центральной печати развернулась дискуссия о роли фольклора в развитии национальных культур и всего советского общества.

12 ноября 1940 года решением правительства Северо-Осетинской АССР был создан Нартский комитет, который начал координировать работу научных и культурных учреждений республики по сбору и изучению нартских сказаний.

При участии Института этнографии АН СССР и Московской консерватории им. П. И. Чайковского мелодии и лучшие образцы исполнения текстов нартских сказаний записали на пластинки.

Работа комитета не прекращалась и в годы Великой Отечественной войны. В 1942 году в городе Сталинире (современный Цхинвал) был издан сборник нартских сказаний на осетинском языке.

Такое внимание к сбору и изданию в 1940-е годы нартских сказаний можно объяснить серьезным отношением местных властей и интеллигенции к фольклорной традиции.

Кроме того, необходимость скорейшего выпуска сборника в военное время могла быть продиктована необходимостью поднятия патриотического духа бойцов, оборонявших подступы к Орджоникидзе (современный Владикавказ).

Руководство республики объединило вокруг деятельности Нартского комитета местную гуманитарную интеллигенцию. Например, советский и российский ученый-филолог, языковед Василий (Васо) Иванович Абаев активно участвовал в работе Нартского комитета.

Москва поддерживала местные инициативы по исследованию народной культуры. В суровое военное время на работу Нартского комитета и издание нартских сказаний из государственного бюджета выделялись немалые средства, что свидетельствует о большом значении, которое придавалось этим публикациям центральной властью.

Исследователи обращают внимание на то, что в СССР в целом эпическим сказаниям коренных народов страны придавалось большое значение. Старший научный сотрудник отдела истории СОИГСИ ВНЦ РАН Инга Тотразовна Цориева отмечает, что народный героический эпос был необходим для восстановления и развития этнокультурной идентичности народов Советского Союза, а также для формирования новой общности под названием советский народ. В преддверии Великой Отечественной войны, в условиях явного нарастания мировой напряженности, интерес к эпическому народному творчеству еще больше вырос.

После войны состоялось несколько изданий нартского эпоса на осетинском, русском и грузинском языках. В том числе в 1946 году вышел первый сборник сказаний в прозе на осетинском языке, в 1948 году — сборник «Осетинские нартские сказания» в прозе на русском языке. Также были опубликованы важнейшие работы Абаева по осетинскому фольклору — «Нартовский эпос» (1945) и «Осетинский язык и фольклор» (1949).

По мнению Абаева, нартский эпос начал складываться в VIII–VII веках до н. э. и окончательно оформился в XIII–XIV веках н. э., испытав, помимо прочего, влияние монгольской культуры.

Как и в случае с Амирани, нартские сказания имеют параллели с мифическими сюжетами других народов.

Например, сказание об Урызмаге и кривом уаиге (великане, одноглазом циклопе) имеет явные общемировые параллели — это сюжет о путнике, попавшем в пещеру одноглазого великана. Широкую известность этот сюжет приобрел в виде мифа о циклопе Полифеме, изложенного в «Одиссее» Гомера.

В основе другого сюжета нартского эпоса — о рождении близнецов Ахсара и Ахсартага — лежит тотемический миф о происхождении племени от волка. Миф этот сходен с древнеримским мифом о близнецах Ромуле и Реме — основателях Рима, вскормленных волчицей.

В нартских сказаниях можно найти и сюжет о герое, фактически идентичный сюжету о грузинском Амирани, только в этих версиях богатырь-богоборец принадлежит к одному из нартских родов.

Отдельного внимания заслуживают случаи смешения сюжетов нартского эпоса и сказания об Амирани. Например, в адыгейской версии Сосруко во время похода за огнем для нартов сталкивается с великаном, который помещает его в свой рот на место одного из зубов. Сосруко своим волшебным мечом, выкованным небесным кузнецом, режет десны великану, и враг выплевывает его наружу.

Интересно мнение, высказанное крупным советским и российским филологом и фольклористом Елеазаром Моисеевичем Мелетинским, о влиянии сказаний об Амирани на нартский эпос. Согласно Мелетинскому, в богоборчестве нартов прослеживается след сказаний о прикованных богатырях.

Важнейшими героями нартского эпоса являются уже упоминавшиеся нами Сата́на и ее приемный сын Сослан Стальной. Отметим, что в русских текстах, вопреки традиции транслитерации, часто используется североосетинский вариант произношения — Шата́на, во избежание путаницы с сатанóй.

Сата́на — дочь Уастырджи, в чье святилище совершали паломничество родители Сталина, и Дзерассы, дочери владыки водной стихии Донбеттыра. Сата́на была прекрасна, умна, коварна. Ее прозвище — Хозяйка. Свет ее кожи рассеивал тьму. Без Сата́ны не обходилось ни одно важное событие, она и спасала людей от голодной смерти, и защищала от врагов с мечом в руке. Вероятно, такой образ Сата́ны — это наследие матриархата.

Дюмезиль утверждал, что есть определенное сходство между легендами, сохраненными (или сочиненными) крупнейшим армянским средневековым историком Моисеем Хоренским (IV–V век нашей эры) об аланской царевне, ставшей армянской царицей Сатени́к (Дюмезиль использует менее распространенную форму «Сатиник»), супругой царя Великой Армении Арташеса I, царствовавшего в начале II века до нашей эры, — и нартовскими легендами о Сата́не. Таким образом, героиня нартского фольклора является, по всей видимости, еще и армянской героиней.

Матерью Сата́ны была Дзерасса. Согласно преданию о Дзерассе, эта героиня нартского эпоса, обратившись в птицу, пыталась похитить чудесное золотое яблоко нартов. Дзерассе помешал осуществить это похищение один из сыновей родоначальника нартов Уархага — Ахсартаг.

Волк Уархаг был, согласно нартскому эпосу, общим тотемным предком осетин. А поскольку специалисты считают, что волк был тотемом целого ряда народов, то в том, что касается Уархага, правомочны параллели и с римской, и с древнегреческой мифологиями. А также с мифологией скифской.

Старший сын Уархага Ахсартаг являлся одним из главных героев осетинского нартского эпоса. Он ранил Дзерассу, не дав ей похитить священное золотое яблоко. Дзерасса решила спастись у своего отца, владыки водной стихии. Ахсартаг отправляется за Дзерассой в глубины вод. Там он помогает Дзерассе излечиться и женится на ней.

Позже по вине Дзерассы гибнут и ее муж Ахсартаг, и брат ее мужа Ахсар. Дзерасса оплакивает гибель мужа и его брата. Ее плач слышит Уастырджи. Он спускается на землю на своем трехногом коне. Уастырджи обещает Дзерассе похоронить братьев, но требует, чтобы она стала его женой. Дзерасса притворно соглашается, но после похорон братьев вновь прячется в подводном царстве отца. Дзерасса рождает от Ахсартага двух сыновей-близнецов. Впоследствии она выходит замуж за Уархага, являющегося дедом ее сыновей и отцом ее мужа. Прожив два года с Уархагом, Дзерасса умирает, став родоначальницей очень могущественного рода нартов. Умирая, она завещает сыновьям в течение трех дней сторожить ее тело, запертое в склепе. Младший сын Дзерассы, нарушив то, что ему завещано, уходит в село на праздник. «Но только отдалился он от могилы, как склеп ярко осветился и вошел туда Уастырджи. Ударил он Дзерассу своей волшебной войлочной плетью. Ожила Дзерасса и стала в семь раз лучше, чем была при жизни. А уходя, Уастырджи снова ударил ее своей волшебной плетью, и жизнь опять покинула тело Дзерассы», — говорится в «Сказаниях о нартах». Через год Дзерасса — уже в мире мертвых — рожает девочку Сата́ну.

Рожденная девочка за месяц вырастала, как за год, а за год, как за три года. Ей не было равных по красоте, от света ее лица темная ночь превращалась в день. У Сата́ны было волшебное зеркало, с помощью которого она могла видеть всё на свете. По легенде, она изобрела осетинские хмельные напитки.

Однажды Сата́ну, обнажившуюся у реки, с противоположного берега увидел безвестный пастух, возжелал ее и пошел к ней. Сата́ну скрыла вода, а пастух «в изнеможении» опустился на камень. Сата́на стала считать дни, а когда пришло время, позвала небесного кузнеца Курдалагона и попросила его разбить камень. «Только раз ударил молотом Курдалагон, треснул камень — и вынули оттуда новорожденного младенца. Дала ему Шатана имя Сослана, что значит „из утробы камня рожденный“», — говорится в сказании.

Сата́на взяла ребенка к себе домой на воспитание. Но однажды он сказал ей: «Если вы хотите, чтоб стал я настоящим человеком, то отдайте меня Курдалагону, пусть закалит он меня в молоке волчицы». Курдалагон стал тогда долбить из ствола большого дерева колоду, в которой мог бы поместиться Сослан. Но в это время мимо пробегал Сырдон (сын владыки рек Гатага и Дзерассы), «которого недаром зовут злом нартов».

Сырдон упрекнул кузнеца: «Вы только поглядите, что он делает! Знает, для кого готовит колоду, а долбит ее на четыре пальца длиннее». Курдалагон сбился со счета и сделал колоду короче, чем нужно.

Сослана раскалили докрасна на горящих углях. В колоду вылили молоко волчиц, кузнец бросил Сослана в колоду и закалил его. «Не смог Сослан вытянуться в ней во весь свой рост, согнул он колени,и волчье молоко не покрыло их. В чистый булат превратилось все тело Сослана, но незакаленными, мягкими остались его колени, колченогим он стал, когда начал ходить».

Сослан был почти неуязвим для врагов. Единственным слабым его местом были колени. Огненное колесо Балсага смогло погубить Сослана, только когда переехало его ноги на уровне коленей. Огненное колесо Балсага называют «небесным колесом», что опять же указывает на мотив богоборчества.

В мифах о Сослане видны отсылки к солнечному культу. Сослан — муж дочери Солнца — в некоторых вариантах сказаний имеет талисман, сверкающий, как солнце. В поединках и состязаниях герой побеждает в полдень — в апогей торжества солнца.

Жорж Дюмезиль в книге «Осетинский эпос и мифология» писал: «Нельзя сказать, конечно, что все черты, все подвиги Созырыко имеют отношение к солнцу. <…> Но его цикл, единственный в нартовском эпосе, дает нам тематику — и темы эти основные, — в которой всё еще сильно просвечивает культ солнца».

Абаев отмечает, что богоборческие мотивы в сказаниях о Сослане и Батрадзе отсылают к «Прометеевско-Амирановскому комплексу, в котором отразились первые усилия человека освободиться от власти природы и подчинить ее себе». Как считает Абаев, в этих сюжетах отразилась борьба «старого, примитивного языческого натурализма с новым христианским культом». По его мнению, последнее подтверждается еще и тем, что в эпосе не описано «ни одного случая борьбы нартов с чисто языческими богами. <…> Нарты борются только с христианизованными небожителями».

Вызывает интерес сюжет о приключениях Сослана в стране мертвых. Герой вынужден туда спуститься, так как только там есть листья с дерева Аза, необходимые ему для того, чтобы выкупить себе в жены дочь бога Солнца. Сослан спрашивает в стране мертвых о необычных видениях, посетивших его в пути. Толкования этих видений объясняют, что ждет род человеческий в будущем.

— Видел я: спорят мешок и переметная сума о том, кто из них больше вместит в себя проса. Зачерпнул мешок проса, и доверху наполнился он. Потом высыпал он это просо в переметную суму, но даже наполовину не наполнилась сума, потом набрала проса переметная сума, высыпала его в мешок — переполнился мешок, и через край посыпалось просо. Что это еще за диво?
— Ты ведь нарт, — сказала Ведуха. — Так чему же удивляешься? Наступит такое время, когда и большому и малому, знатному и безродному будут давать не больше, чем нужно ему для хорошей жизни.
— Поехал я дальше, — сказал Сослан, — и увидел: три дерева стоят среди равнины, и гладки, точно обточены, их стволы. И увидел я два чувяка — один из воловьей кожи, другой из сафьяна; наперегонки лезут они на дерево. Но вот соскользнул чувяк из сафьяна и остался внизу, а чувяк из воловьей кожи дополз до верхушки дерева. Как же не удивляться мне тому, что чувяк из воловьей кожи взял верх над сафьяновым чувяком?
— Чувяки из воловьей кожи носят простые люди, а чувяки из сафьяна — благородные, — ответила Ведуха. — Но придет время, и простые люди возьмут верх над благородными и поведут их за собой.
— Поехал я дальше. Гляжу — от равнины до самых гор протянута веревка, и так она толста, что нельзя под ней ни пройти, ни проехать, а перескочить через нее тоже нельзя. Вдруг свернулась веревка и далеко в сторону укатилась. Удивился я, но не понял, что это значит.
— Вижу я, что ты и впрямь ничего не понял на своем пути, — сказала Ведуха. — А значит это то, что под конец весь мир станет для людей открытой дверью. <...>
И дальше рассказывает Сослан:
— Гляжу, у подножия горы бьют родники и кишмя кишит в них рыба, прыгает она из одного родника в другой, и играет в воде, и прыгает, и резвится, а одна другой рыбы эти совсем не мешают.
—А это значит, что настанет время, когда люди, принадлежащие к разным родам, будут жить дружно, как родные братья. <...>
— Только отъехал я, и опять вижу чудо: у края дороги в жестокую схватку вступили друг с другом женский платок и мужская папаха. То платок одолеет папаху, то папаха возьмет верх над платком. Так боролись они и вдруг дружно, рядышком стали передо мной. Долго гадал я, что это значит, да так и не разгадал.
— А это, — сказала Ведуха, — предвещает такое время, когда женщина и мужчина будут во всем равны.

Предсказания гуманистического и справедливого будущего в этом сюжете перекликались со стремлениями революционеров к избавлению от социального и любого неравенства, к постижению людьми тайн природы, к дружбе между народами.

Тем важнее для нас то, что нартский эпос был знаком Сталину и, по-видимому, глубоко запал в его душу, раз он уже в зрелом возрасте отсылал к нему в своем общении с дочерью.

И хотя причина, по которой Сталин выбрал себе такой псевдоним, доподлинно неизвестна, нельзя, повторим, исключить версию о влиянии на этот выбор героя нартского эпоса Сослана Стального. При этом речь идет не только о внешнем сходстве Сталина с героем нартов. Сослан — солнечный герой, воин и защитник своего отечества, чей образ мог сохранить свое обаяние не только для юного, но и для взрослого Сталина.

Профессор Борис Семёнович Илизаров обращает внимание на пометы в книге Анатоля Франса «Последние страницы. Диалоги под розой» из сталинской библиотеки.

Издатели книги приводят суждения адъютанта Наполеона, генерал-лейтенанта Гаспара Гурго, использовавшиеся Франсом для создания своего диалога «О Боге». В частности, там говорится: «Если бы ему (Наполеону. — Авт.) нужно было выбрать для себя религию, Наполеон избрал бы обожание солнца, которое всё оплодотворяет и является настоящим богом земли».

В книге эта фраза подчеркнута синим карандашом, красным карандашом обведено слово «солнца», и на полях написано: «Хорошо!» Илизаров утверждает, что эти пометы сделаны рукой Сталина.

Однако в архиве, где хранится книга, на наш запрос ответили, что данные пометы не принадлежат Сталину. По словам сотрудников архива, сталинской библиотекой могли пользоваться члены его семьи и ряд других людей.

Что ж, возможно, что тема почитания солнца могла быть интересна и кому-то из сталинского окружения.

На этом мы завершим описание двух крупных сводов текста — грузинского эпоса об Амирани и осетинского нартского эпоса, — играющих важнейшую роль в формировании культурного кода жителей региона, в котором родился и вырос Сталин.

Особые переживания Сталина

В начале нашей статьи мы говорили об определенном «самовозгорании», без которого невозможно формирование крупной и масштабной личности, которой являлся Сталин. Чтобы проследить, какие внутренние процессы или внешние события могли быть источниками этого «самовозгорания» для будущего вождя, вернемся в его детство.

С раннего детства Сосо отличала постоянная готовность к борьбе, отказ мириться с тем, что его не устраивает. В какой-то мере мальчик обязан этому кавказской традиции и кавказскому темпераменту, а в какой-то — личным качествам и характеру.

Интересен эпизод, который вспоминает мать Сталина. На один из церковных праздников отец Сталина принес домой два арбуза. Их должны были освятить в церкви, и один надрезали на пробу. Пятилетний Сосо попробовал кусочек и тут же был отчитан отцом за нетерпеливость: есть арбуз до освящения мальчику не полагалось. Сосо обиделся настолько, что отказался идти в церковь и остался стоять у входа. После возвращения родители не смогли уговорить мальчика сесть с ними за стол. Не смог убедить его и зашедший в гости крестный.

В конце обеда, когда начали есть арбуз, Сосо вошел в помещение и закричал: «Плохие, плохие, плохие!..» Крестный посадил мальчика за стол, положил перед ним целый арбуз. Но Сосо уже начало лихорадить: он переохладился из-за долгого стояния на сквозняке. У ребенка начались судороги, он потерял сознание. По словам матери, привести мальчика в чувство смогла только проходившая мимо знахарка.

В детстве Сосо не раз оказывался на грани жизни и смерти.

В раннем возрасте он перенес заболевание оспой. В Гори в тот момент свирепствовала эпидемия, во многих семьях умирали дети. У соседей, в семье купца и друга семьи Якова Эгнаташвили, сразу умерло трое детей.

Медицина не была достаточно развита, чтобы эффективно бороться с оспой. Люди часто прибегали к народным средствам «лечения». Соседка Кеке Мария писала, что ее сын Александр в то время также заболел оспой, и родители окружили больных детей заботой и общением, «хлопотали около больных, молились, пели и убрали комнату цветами».

По грузинскому народному поверью, болезни на людей насылают злые духи Батонеби (множественное число от «батони» — «господин, владыка»), дети богини Наны, которая почиталась как Великая Мать, богиня плодородия и являлась главной ипостасью богини солнца Кал-Бабар.

Особыми духами, которые насылают на людей оспу, по народным грузинским поверьям, являются духи, называемые Диди Батонеби. Согласно обычаю, домочадцы больного должны умилостивить Батонеби, чтобы они оставили больного в покое и покинули их дом. Для этого комната заболевшего украшалась яркими тканями и цветами (особенно ценились фиалка и роза), в комнате выставлялись сладости, зажигалось ореховое масло, исполнялись особые обряды.

Советский и российский этнограф Любовь Тимофеевна Соловьёва в монографии «Грузия. Этнография детства» так описывает эти поверья: «Судьба больного зависела якобы от настроения „господ“: там, где они встречали ласковый прием, уважительное отношение, они гостили недолго и болезнь протекала легко, в противном случае жизнь больного была в опасности. Поскольку считалось, что батонеби вселяются в больного и он как бы становился их воплощением, к нему требовалось всеобщее внимание, исполнение всех его желаний. Больного укладывали на самое удобное и почетное место в доме, на чистую постель. Так как „господам“ нравились тишина, порядок, цветы и зелень, яркие краски, приятные ароматы, тихое пение, музыка и танцы, угощение — делали всё возможное, чтобы создать в доме соответствующую обстановку».

Отметим, что верование в наличие духов, насылающих болезни, присуще многим народам. В Осетии божество, насылающее оспу (и исцеляющее от нее), получило имя Аларды.

В упомянутой выше эпопее Леонидзе «Сталин. Детство и отрочество» в главе «Батонеби» описывается это поверье. Бедное семейство не может умилостивить злых Батонеби, пришедших к его ребенку. У бедняков нет денег, чтобы украсить жилище коврами, парчой и атла́сом, накрыть стол яствами и наполнить дом ароматом благовоний. Матери остается только напечь дешевого печенья, покрасить яиц, зажечь в плошке масла, взятого в долг, и надеяться на милость злых духов.

Кеке сильно переживала за сына, опасаясь осложнений, ведь заболевание оспой часто приводило к слепоте. Впоследствии Кеке вспоминала: «На третий день болезни у Сосо был жар. Он впадал в бред и вдруг заявил: покажите, мол, виновника моей болезни — Кучатнели. Бабушка обернула мутаку (диванную подушку продолговатой формы. — Авт.) одеялом и сказала внуку: вот твой Кучатнели. Сосо принялся топтать идола, наславшего на него недуг. Затем, успокоившись, уснул».

Кучатнели — убийца народного героя Арсена. Арсен также был одним из любимейших и важнейших героев маленького Сосо. Легенда гласит, что Арсен, выходец из крестьянской среды, полюбил крепостную девушку своего князя и стал просить его о женитьбе. Князь не пожелал выдать девушку за него, и тогда влюбленный юноша похитил ее, а имение князя разорил.

Вскоре Арсен стал известен всей округе. Он грабил богатых, а добычу раздавал бедным. Народный герой наказывал обманщиков-торговцев, но при этом был справедлив: если по надобности брал коня не у богача, то возвращал обратно с деньгами. Арсен, борец против угнетателей и защитник простых людей, был очень популярен в народе.

По легенде, близкие люди предали Арсена, но удалой воин смог сбежать из-под стражи. Потом некто Кучатнели со своим спутником напали на него, но Арсен, который никогда ранее не шел на убийство, не стал лишать нападавшего жизни и в этот раз. Однако коварные Кучатнели и его спутник не оценили поступок Арсена и убили его. Умирая, Арсен рассказал убийце, где лежит зарытый им клад, и наказал раздать всё бедным.

Герой народного сказания Арсен имел свой реальный прототип. Им был Арсен Одзелашвили, который возглавил антикрепостническое народное движение в Грузии в первой половине XIX века. В 1840-е годы стала складываться народная поэма, прославлявшая удаль и честность борца за народную свободу. Точная дата смерти Арсена неизвестна, однако исследователи отмечают, что в августе 1842 года его уже не было в живых. Он стал любимым и почитаемым народным героем.

Одновременно имя Кучатнели стало нарицательным, получив значение «подлец», «предатель», «злодей».

И вот этот злодей, как показалось маленькому Иосифу, несправедливо наслал на него тяжелую болезнь. Растаптывая куклу, Сосо протестовал против этого и боролся за свою жизнь.

Оспа оставила следы на лице и руках Иосифа на всю жизнь: в донесении начальника Тифлисского розыскного отделения ротмистра Лаврова директору департамента полиции от 9 февраля 1903 года среди руководителей Батумского комитета социал-демократической партии называется «находящийся под особым надзором полиции Иосиф Джугашвили, известный под кличкой „Чопур“ (то есть „Рябой“. — Авт.)».

Иосиф Иремашвили — одноклассник Иосифа Джугашвили по училищу и семинарии, меньшевик и политический оппонент Сталина — в 1932 году, находясь в эмиграции в Берлине, опубликовал мемуары «Сталин и трагедия Грузии».

Иремашвили так описывал бывшего товарища: «На продолговатом веснушчатом лице Сосо было заметно множество шрамов. Он был худым, но крепкого сложения. В живых, темно-медового цвета глазах читался его непреклонный нрав. Эти глаза не внушали доверия. Движения у него были почти не детские. Во время ходьбы он размахивал худыми, по-орлиному раскрытыми руками, и оставлял странное впечатление».

В детстве Сталин получил травму, из-за которой его левая рука плохо сгибалась в локте всю оставшуюся жизнь. Высказывались разные версии того, как могла быть получена эта травма: во время борьбы или драки, во время катания на санках, из-за неосторожного прыжка с крыши или из-за попадания под фаэтон.

В донесении начальника Иркутского губернского жандармского управления от 5 марта 1904 года о разыскиваемом по делу о принадлежности к тайному обществу Иосифе Джугашвили указана особая примета: «Движение левой руки ограничено вследствие устарелого вывиха».

Существуют воспоминания родственников Сталина, в которых содержатся семейные легенды о травме руки.

Уже упоминавшаяся нами Анна Аллилуева написала книгу воспоминаний, изданных в 1946 году. По ее словам, Сталин рассказывал, что в 1916 году, когда он находился в ссылке в Туруханском крае, ссыльных стали призывать в армию. Но Сталина в итоге в армию не взяли. Анна Аллилуева передавала рассказ Сталина об этом: «Сочли, что я буду там нежелательным элементом, — говорил он нам, — а потом придрались к руке».

Далее она поясняла причину проблем с его рукой: «Левая рука Сталина плохо сгибалась в локте. Он повредил ее в детстве. От ушиба на руке началось нагноение, а так как лечить мальчика было некому, то оно перешло в заражение крови. Сталин был при смерти.

— Не знаю, что меня спасло тогда: здоровый организм или мазь деревенской знахарки, — но я выздоровел, — вспоминал он».

Свою версию приводила и племянница жены Сталина Надежды — Кира Павловна Аллилуева: «Он (Сталин. — Авт.) никогда вместе со всеми не плавал. Быть может, не хотел, чтобы кто-то видел его руку. Как говорили, поврежденную в молодости во время неосторожного прыжка с крыши. Я в разных книгах читала, что она плохо действовала и даже сохла. Но сама ничего подобного не замечала, хотя ребенком росла наблюдательным. Не видно этого было даже тогда, когда на даче в Зубалове Сталин с папой (Павлом Сергеевичем Аллилуевым, братом жены Сталина Надежды. — Авт.) играли в бильярд».

Дочь Сталина Светлана вспоминала: «Он (Сталин. — Авт.) говорил, что в молодости у него… часто болела рука, покалеченная в детстве». «Он никогда не плавал — просто не умел, не любил сидеть на солнце и признавал только прогулки по лесу, в тени», — писала она.

При этом существует много свидетельств знакомых юного Сталина о том, что в детстве он умел хорошо плавать. Так, Капанадзе вспоминал, что Иосиф, будучи ребенком, уже искал для себя испытаний, хотел побеждать. Капанадзе приводил слова Сосо о купании в быстрой реке Лиахви: «Что хорошего купаться в Куре! Вода течет лениво, ты ее не чувствуешь. То ли дело Лиахви! Волна валит тебя, уносит камни из-под ног, но ты держишься, не сдаешься». А иногда, вспоминал Капанадзе, ребята «перебегали к Сосо „побеждать волны“».

Другой знакомый детства Сталина Давид Папиташвили вспоминал: «Товарищ Сосо очень любил купаться. <…> Товарищ Сосо плавал так хорошо, что в этом отношении никто не мог с ним равняться».

Поэтому вывод дочери Сталина Светланы о том, что отец не умел плавать, по всей видимости, является ошибкой. Возможно, этот навык позже был утрачен из-за травмы руки.

В справке медицинских консультантов об осмотре Сталина, произведенном в Сочи 11 августа 1926 года, отмечается: «Левая рука с периартикулярной атрофией плечевого и локтевого сустава, вследствие ушиба в шестилетнем возрасте, с последующим длительным нагноением в области локтевого сустава».

Ушиб в шестилетнем возрасте упоминается при медицинских осмотрах много раз. В связи с этим возникает вопрос: как Сталин, получив серьезную травму в шесть лет, во время обучения в училище так хорошо плавал, о чем неоднократно вспоминают его друзья детства?

Одним из вариантов ответа на этот вопрос может быть фальсификация Сталиным факта ушиба в шестилетнем возрасте. Он мог получить травму руки в другое время и при других обстоятельствах, о которых не желал упоминать (например, при побоях со стороны отца). Но это предположение сложно доказать или опровергнуть.

В историях болезней Сталина разных лет регулярно содержится упоминание атрофии мышц левой руки. Боли в руке были одной из причин регулярного лечения Сталина на курортах Кавказа. Левая рука была примерно в два раза слабее правой. Так, измерение динамометром силы сжатия кистей рук, произведенное 1 июня 1925 года, дало следующий результат: «Правая рука 40, левая 22» (единица измерения — килограмм-сила). В этом же документе сказано о сращенных пальцах на левой ноге.

Какова бы ни была причина физического недуга, его последствия нужно было всё время преодолевать, а это помогало формированию стойкого характера.

В 1888 году начался новый этап жизни Иосифа Джугашвили, когда он поступил в Горийское духовное училище.

По свидетельствам однокашников, Иосиф был очень активным мальчиком: постоянно играл во всевозможные игры, устраивал состязания в пении, в учебе, в играх и в спорте.

М. Титвинидзе, еще один одноклассник Сталина, рассказывал про его упрямство, проявленное при общении с учителем: «Однажды Илуридзе вызвал Иосифа и спросил:
— Сколько верст от Петербурга до Петергофа?
Coco ответил правильно. Но преподаватель не согласился с ним. Coco же настаивал на своем и не уступал. Упорство его, нежелание отказаться от своих слов страшно возмутили Илуридзе. Он стал угрожать и требовать извинений, но Иосиф обладал крепким, непримиримым характером и упорством. Он снова несколько раз повторил то же самое, заявляя, что он прав. К нему присоединились некоторые из учеников, и это еще больше разозлило преподавателя. Он стал кричать и ругаться. Сталин стоял неподвижно, глаза его так и расширились от гнева...
Он так и не уступил».

В воспоминаниях Иремашвили находим такое описание характера Иосифа: «Так как это было связано с определенным риском, нас очень тянуло ползать по скалам. Сосо с самого начала выделялся среди школьных ребят. Мысли, которые у него еще тогда рождались, были весьма далекими от нашей детской беззаботности. Если он ставил для себя какую-нибудь цель или хотел что-нибудь сделать, в нем проявлялась природа безграничного упрямства и прихоти. Подниматься на высокие вершины, лазать по пещерам и ущельям — это доставляло ему самые большие удовольствия в те годы. Если ему не удавалось исполнить свое желание, он уходил один и тренировался, пока не достигал цели. Целыми днями и часами стоял он на берегу реки и упражнялся кидать камни в цель. <...> Плачущего Сосо я никогда не видел».

К периоду обучения Сталина в училище относятся несколько эпизодов, сильно повлиявших на его жизнь.

Одним из таких эпизодов является наезд на Иосифа фаэтона — легкой коляски с откидным верхом. Существует также версия о том, что именно этот случай с фаэтоном и повлек за собой травму руки, мешавшую Сталину всю оставшуюся жизнь. Об этом упоминает, к примеру, соратник Сталина, один из высших руководителей ВКП (б) и КПСС Вячеслав Михайлович Молотов: «Рука у него была нормальная, но [он] ее держал вот так, какая-то операция, видимо, была в детстве. Он под фаэтон попал…»

Этот эпизод жизни Сталина, по некоторым данным, относится к возрасту 10–11 лет. Кеке в своих воспоминаниях приводит такие подробности произошедшего: «Утром я отправила сына на занятия целым и невредимым, а в полдень его принесли на руках. Оказывается, когда он возвращался домой, его окликнул знакомый. Мой сын повернулся, и в этот момент на него наехал фаэтон. Лошади чуть было не растоптали его. Сосо принесли без сознания… У меня началась истерика. В течение двух недель сын не проронил ни звука».

Семён Павлович Гогличидзе, учитель пения в Горийском духовном училище, описывает случай с фаэтоном несколько по-другому. Он рассказывает, что столкновение произошло на праздник Крещения, 6 января. Возле моста через Куру собралось множество народа, были выстроены войска. После церковной службы людские толпы ходили по улицам, в том числе и по улочке около Оконской церкви. По улице летел фаэтон, который никто не заметил. Повозка врезалась в толпу в том месте, где находился хор певчих, в котором пел также и Сосо. Он переходил на другую сторону улицы в тот момент, когда фаэтон налетел на него. Сосо упал на землю, и фаэтон проехал по его ногам.

Сталин, знавший нартский эпос, должен был знать и известный сюжет из него об огненном колесе, переехавшем ноги Сослана Стального. Повторим, что тайна выбора Сталиным своего псевдонима вряд ли может быть открыта когда бы то ни было. Но выбор псевдонима на основе параллелей с культурным эпическим героем нам представляется вполне вероятным.

Мать сообщает, что мальчика спасли врачи: «Храни бог фельдшера Ткаченко, который привел к нам доктора Любомудрова. Оба они ежедневно посещали больного, утешали меня: молодой организм справится с бедой. Позже к ним присоединился доктор Сааков. Узнав о попавшем в беду ребенке, сам вызвался помочь. Впоследствии все трое отказались от вознаграждения. Три недели боролись они с недугом, спасли ребенка, подарили жизнь моему Сосо. Добрый доктор Сааков в день выздоровления подарил мальчику рубль на карманные расходы».

Пережитые травмы и болезни могли иметь для юного Сталина значение уже в силу того, что они угрожали его жизни и ему приходилось их преодолевать. При этом травмы и болезни, согласно приведенным свидетельствам, были действительно серьезные.

Перейдем к описанию события, которое можно назвать наиболее глубоким экзистенциальным переживанием юного Сталина. 13 февраля 1892 года (25 февраля по новому стилю) на центральной площади Гори Иосиф вместе со своими однокашниками наблюдал казнь двух приговоренных к повешению крестьян.

О силе впечатлений детей от казни упоминал Григорий Размадзе, товарищ Сосо: «Эта жуткая картина произвела на нас, детей, самое тяжелое впечатление. Возвращаясь с места казни, мы стали обсуждать, что будет с повешенными на том свете. Будут ли их жарить на медленном огне? Сосо Джугашвили разрешил наши сомнения: «Они, — сказал он, задумавшись, — уже понесли наказание, и будет несправедливо со стороны бога наказывать их опять».

Свидетелем этой казни также был писатель Максим Горький, который во время своего знаменитого путешествия по России в 1891–1892 годах заехал в провинциальный кавказский городок. Спустя несколько лет, 26 ноября 1896 года, Горький опубликовал в газете «Нижегородский листок» свой очерк «Разбойники на Кавказе», который стал частью серии упомянутых выше очерков писателя о «культе героя-разбойника» на Кавказе.

В очерке Горький ничего не говорит о преступлениях, из-за которых двум крестьянам вынесли смертный приговор. Потому ли, что писатель был ограничен цензурой, или он не имел достаточно информации, или таков был его художественный замысел, — мы не знаем. Он только упоминает, что в толпе на площади обсуждали, как разбойники убили нескольких человек при задержании.

Горький описывает, как приговоренные приняли казнь:

«Преступник сам спрыгнул с табурета и, не достав ногами до помоста, — повис в воздухе. Одно мгновение он висел неподвижно, потом задвигал связанными руками, весь вздрогнул и вдруг, дергая ногами, стал извиваться в воздухе. Лицо у него стало красное и странно надулось, точно вспухло всё сразу. <...>
— Хорули! — вдруг крикнул толпе другой осужденный, указывая на товарища, всё еще бившегося в воздухе. Раздался смех: хорули — гурийский танец. <...>
— А ты, Васо, давай перхули! — крикнул кто-то из толпы по-русски. Васо кивнул головой. Перхули — тоже танец. Васо вязали руки, и он что-то серьезно говорил палачу, указывая кивками головы куда-то на толпу. Она опять замолкла. Вот Васо кивнул головой направо... налево... <...>
И Васо начал танцовать перхули... Когда же он неподвижно повис рядом с товарищем, причем головы обоих их свесились на грудь, а шеи странно выгнулись — толпа стала расходиться».

В своих воспоминаниях Капанадзе подробно рассказывает о казни и об отношении Сталина к ней.

По словам Капанадзе, осужденными «преступниками» были крестьяне, сбежавшие от «социального гнета» и теперь нападавшие исключительно на помещиков и помогавшие сельским жителям. Когда-то они потребовали от князей Багратиони прекратить издевательства над крестьянами, а также заявили, что князья должны им выплатить тысячу рублей.

Капанадзе рассказывает, что крестьян звали Сандро Хубулури и Тотэ Джиашвили. Во время казни Тотэ не принял помощи священника, отказался от креста и причастия. Люди сочли это подтверждением того, что он «не считает себя грешным: не для себя брал у богачей».

Когда вешали Сандро, веревка оборвалась под тяжестью его огромного тела. По народным законам считалось, что в этом случае приговоренный к смерти должен быть помилован. «Даже пословица говорит: „Веревка простила“». Тем не менее казнь всё равно состоялась: «Но у палачей были свои законы. Они повесили Сандро второй раз, и Сандро умер».

При этом не все зрители пришли посмотреть на казнь добровольно. Полицейские согнали на казнь жителей окрестных деревень, желая их запугать. Воспитанники духовного училища также присутствовали на казни потому, что их преподаватели посчитали, будто увиденное внушит им чувство страха и подчинения. Но и полицейские, и преподаватели лишь вызвали этим еще большее возмущение и ненависть.

Капанадзе вспоминал: «Возвращаясь домой, Сосо сказал мне, что всё равно найдутся такие смельчаки, которые отомстят. Непременно отомстят!»

Согласно Капанадзе, зрители полностью оправдывали казненных. Люди считали крестьян жертвами произвола властей, а их злодеяния объясняли безысходностью и нуждой. Тем более в детском сознании увиденное никак не могло увязаться с проповедями педагогов и заповедью «не убий». Дети были возмущены присутствием на месте казни священника.

Казненные крестьяне были героями в глазах воспитанников духовного училища. Одноклассники Иосифа Джугашвили возмущались цинизмом и безнаказанностью власть имущих, огромным неизбывным разрывом между бедными и богатыми. В них назревал протест и желание бороться с несправедливостью.

Необходимо отметить также, что казнь в Гори могла оказать столь сильное влияние на Сталина еще и потому, что к местной знати у него было особенное отношение. Вот что подчеркивал в связи с этим Троцкий: «Один из биографов Сталина рассказывает, как к убогому дому сапожника подъезжал иногда на горячем коне светлейший князь Амилахвари для починки только что порвавшихся на охоте дорогих сапог и как сын сапожника, с обильной шевелюрой над низким лбом, пронизывал ненавидящими глазами пышного князя, сжимая детские кулачки. Сама по себе эта живописная сценка относится, надо думать, к области фантазии. Однако контраст между окружающей бедностью и относительной пышностью последних грузинских феодалов не мог не войти в сознание мальчика остро и навсегда».

Также Троцкий указывает на неизбежность презрительного отношения к семинаристу Сосо со стороны детей состоятельных родителей — священников, мелких дворян и чиновников.

Товарищ Сталина по Горийскому духовному училищу Гогохия рассказывает, как в Иосифе накипал протест: «Тяжелая трудовая жизнь матери, бедность сказывались на характере Иосифа. Он не любил заходить к людям, живущим зажиточно. Несмотря на то, что я бывал у него по нескольку раз в день, он подымался ко мне очень редко, потому что дядя мой жил по тем временам богато».

Еще один однокашник Сталина Григорий Глурджидзе вспоминает о разочаровании тринадцатилетнего Иосифа в религии. «Знаешь, нас обманывают, бога не существует…» — сказал Сосо другу и посоветовал прочитать книгу Дарвина.

Казнь крестьян в Гори стала огромным потрясением для Иосифа. Именно это событие могло стать ключевым для того, что мы называли «самовозгоранием», могло зажечь ту революционную искру борьбы с угнетателями народа.

После окончания Горийского духовного училища в 1894 году Сталин поступил, как того хотела мать, в Тифлисскую духовную семинарию. Там он столкнулся со всеми проблемами, связанными с тогдашним положением Грузии как части Российской империи.

Политика правительства Александра III по русификации национальных окраин, в том числе Грузии, приводила к серьезному недовольству установленными порядками.

Иремашвили вспоминает, как проводилась русификация в духовном училище: «В том же 1890 году грузинских учителей и надзирателей нашей школы сменили русские. Начавшаяся в Грузии русификация многое изменила в школе. Первым, и самым неприятным для нас мероприятием явилась замена грузинского языка русским».

В семинарии преподаватели запрещали ученикам разговаривать на грузинском языке. Капанадзе вспоминал, что преподаватель русского языка в училище говорил: «Перестаньте говорить на своем собачьем языке!»

В среде зарождающейся грузинской интеллигенции на фоне такой политики российских имперских властей росло недовольство несправедливостью общественного устройства и усиливались националистические настроения. Недовольство нарастало как в простом народе, так и в образованных слоях общества. Молодые грузинские аристократы, получив образование в русских университетах, возвращались домой, чтобы на родном языке воспевать историю и культуру Грузии. Одним из лидеров национального движения был выдающийся грузинский поэт князь Илья Чавчавадзе.

Ученики местных школ не могли удовлетвориться мертвой догматикой, вбиваемой им в головы преподавателями. Учебные заведения Грузии были средоточием «вольнодумства» любых оттенков: от крайнего грузинского национализма до народничества и марксизма.

Со временем в грузинской общественной мысли появилось направление, стремившееся уйти от мелкобуржуазного национализма к интернациональной освободительной борьбе трудящихся.

Большое значение для юношей-семинаристов имело живое общение с рабочими, вставшими на путь революционной борьбы. Один такой случай описывает Иремашвили:

«В один вечер я и Коба сбежали из семинарии к одному рабочему, который жил на Мтацминде. Скоро собрались и семинарские единомышленники. На маленькой мтацминдской квартире собрались члены рабочей социал-демократической организации. Сбежавший из Сибири политзаключенный прочел доклад о преследовании революционеров, попиравшем их человеческое достоинство царской полицией и реакционерами, о жутком бытии политических заключенных в сибирских тюрьмах. Рассказывал, какие страшные муки испытал сам, что у него уже была утрачена надежда увидеть родину. Перенести эти пытки он смог благодаря ненависти к варварскому режиму.
Перед нами стоял бледный худой человек с впалыми глазами, который говорил с нами с редчайшим красноречием и убедительностью. Доклад этот на молодых произвел незабываемое впечатление. Он до мозга костей пронял нас. Его призыв бороться за свободу, братство и справедливость стал для нас высшим идеалом, а борьба за эти идеалы — смыслом жизни».

Из слов Иремашвили видно, насколько сильным потрясением для молодежи была встреча со сбежавшим политзаключенным. Борьба за идеалы свободы и справедливости, которая и так будоражила непримиримые умы, предстала, что называется, во плоти. Живое общение с человеком, который уже встал на путь революции, значило очень много. Юноши начинали понимать, что одними мечтаниями, пусть и возвышенными, исправить ситуацию нельзя. Что реальный путь — это путь борьбы, трудностей и жертв.

Иремашвили вспоминает, как увлеченные новым марксистским учением семинаристы прятали под партами запрещенную литературу — Дарвина, Маркса, Плеханова, Ленина. «Коба дольше всех читал и почти целые ночи не спал. Выглядел он болезненно, и всегда было заметно, что провел бессонную ночь», — отмечает Иремашвили.

Другой товарищ Иосифа по училищу Георгий Елисабедашвили также вспоминал об увлечении Иосифа чтением: «Он читал везде, где попало: в комнате, если даже шел разговор совсем по другим вопросам; гуляя на балконе или в поле; читал, сидя за обедом, ничуть не пропуская мимо своих ушей даже мелочей, если это в какой-либо степени его интересовало».

В 15 лет в жизни Сталина наступает поворотный момент. В интервью журналисту Эмилю Людвигу он позже рассказал, что с этого возраста вступил в революционное движение, связавшись с «подпольными группами русских марксистов, проживавших тогда в Закавказье». Марксисты эти сильно повлияли на Сталина и привили ему «вкус к подпольной марксистской литературе».

В том же интервью Сталин вспоминал: «Из протеста против издевательского режима и иезуитских методов, которые имелись в семинарии, я готов был стать и действительно стал революционером, сторонником марксизма, как действительно революционного учения».

Обучение Сталина в семинарии закончилось закономерно для такого бунтаря, как он. В 1899 году Иосифа Джугашвили исключили из семинарии.

Гнетущая интеллектуальная и духовная среда училища и семинарии, жестокий и несправедливый контроль со стороны преподавателей и руководства этих учебных заведений оказывали влияние на подраставших детей. Атмосфера запретов и оскорблений толкала их на поиск правды вне стен учебных заведений — в книгах и среди подпольных групп марксистов.

Однако сложность семинарской жизни не могла быть единственным фактором при формировании личности Сталина. Безусловно, серьезное влияние на него оказала и вся глубинная народная культура: сказки и героические истории, песни и сказания, мифология с ее образами героев — борцов за человеческое счастье.

Недоброжелатели кричат о глубокой психопатии и жажде деструктивности, заложенных в личности Сталина чуть ли не с рождения. Для таких недоброжелателей самое «вкусное» — это свести человека к психопатии и животным потребностям, отрезать каналы, связывающие человека с духом эпохи.

Между тем вся эпоха, в которой рос и воспитывался Сталин, была пропитана яркими гуманистическими идеями и героическими сюжетами, жаждой справедливости, готовностью к преодолению любых лишений — как физических, так и духовных — ради людей. И этой атмосферой не мог не «надышаться» Сталин.

Сводить всё к этой атмосфере и к особым переживаниям, конечно же, невозможно. Потому что Сталин развивался в высшей степени не так, как все горийцы, которые тоже впитывали в себя примерно то же самое, что и он. Уникальность крупной личности — это уравнение со многими неизвестными. Но в числе этих неизвестных важное место занимает то, что нами рассмотрено.

Почему рассмотренное так сильно повлияло именно на Сталина — это отдельный вопрос. При этом то, что оно оказало влияние, — не вызывает сомнений. И тут впору говорить и о какой-то вполне сочетаемой с марксистским атеизмом сталинской парарелигиозности, сформированной и с помощью отвержения семинарского опыта, и с помощью его парадоксального впитывания, и с помощью более сложных парарелигиозных воздействий.

В числе сочинений, на что-то подобное намекающих, — пьеса «Батум», написанная Михаилом Булгаковым. В пьесе молодой Сталин, празднуя с товарищами Новый год, произносит такую речь:

«По поводу Нового года можно сказать и в пятый раз. Хотя, собственно, я и не приготовился.
Существует такая сказка, что однажды в рождественскую ночь чёрт месяц украл и спрятал его в карман. И вот мне пришло в голову, что настанет время, когда кто-нибудь сочинит не сказку, а быль. О том, что некогда черный дракон похитил солнце у всего человечества. И что нашлись люди, которые пошли, чтобы отбить у дракона это солнце, и отбили его. И сказали ему: «Теперь стой здесь в высоте и свети вечно! Мы тебя не выпустим больше!»
Что же я хотел сказать еще? Выпьем за здоровье этих людей!.. Ваше здоровье, товарищи!»

Но одно дело — художественный вымысел Булгакова, затрагивающий определенные эзотерические пласты, которые могли иметь прямое отношение к мировоззрению Сталина.

А совершенно другое дело — политические заявления самого вождя. Широко известна его фраза о том, что коммунистическая партия должна быть «орденом меченосцев». Остановимся на этом чуть подробнее.

В пятом томе прижизненного издания собрания сочинений Сталина, вышедшего в 1952 году, есть набросок плана брошюры «О политической стратегии и тактике русских коммунистов». План этот был написан в июле 1921 года, но напечатан в данном издании собрания сочинений впервые.

Один из разделов плана называется «Исторические повороты в развитии России». Этот раздел содержит восемь пунктов, первые пять из которых посвящены историческим поворотам России XX века, а шестой, седьмой и восьмой пункты — развитию партии.

Шестой пункт озаглавлен «Этапы развития партии до 1917 года». В седьмом пункте партия рассматривается как орден меченосцев внутри Советского государства, а в восьмом — ставится вопрос о нужности партии пролетариата как таковой.

Процитируем интересующий нас пункт полностью:

«Компартия как своего рода орден меченосцев* внутри государства Советского, направляющий органы последнего и одухотворяющий их деятельность.
Значение старой гвардии внутри этого могучего ордена. Пополнение старой гвардии новыми закалившимися за последние три-четыре года работниками.
Был ли прав Ленин, ведя непримиримую борьбу с примиренцами? Да, ибо без этого партия была бы разжижена и представляла бы не организм, а конгломерат разнородных элементов, у партии не было бы той внутренней спайки и сплоченности, той беспримерной дисциплины и невиданной гибкости, без которых она и руководимая ею Советская власть не смогли бы устоять против мирового империализма. «Партия укрепляется тем, что очищает себя», — справедливо говорит Лассаль**. Прежде всего качество, а потом количество».

В истории реально существовал так называемый орден меченосцев, он же Братство Христова воинства, — немецкий католический духовно-рыцарский орден, основанный в 1202 году в Риге для покорения Ливонии.

Орден меченосцев следовал уставу тамплиеров. Меченосцы носили белый плащ с изображением красного меча и креста. Каждый член ордена давал обеты послушания, целомудрия, бедности и постоянной борьбы с противниками католичества.

Члены ордена делились на братьев-рыцарей, главным занятием которых была война; братьев-священников, составлявших духовенство ордена; а также служащих братьев, отправлявших при ордене обязанности оруженосцев, ремесленников и пр.

Во главе ордена стоял магистр, которого рыцари выбирали сами из своих рядов. Все важные вопросы жизни ордена решал совет, куда входили магистр и командоры (комтуры), ведавшие военным делом и руководившие церковными и светскими делами на подведомственных территориях.

В начале XIII века орден меченосцев совершил ряд успешных крестовых походов и захватил обширную территорию в Восточной Прибалтике, третья часть которой с санкции епископа была закреплена за орденом.

В 1234 году меченосцы потерпели тяжелое поражение от князя Ярослава Всеволодовича в сражении при Омовже, затем в 1236 году войска литовцев и земгалов разгромили войска ордена. В 1237 году остатки меченосцев слились с Тевтонским орденом.

Конечно, Сталин в своем тексте не имел в виду этот конкретный орден, а использовал словосочетание метафорически, обозначая духовный воинский союз, рыцарский орден как таковой.

Брошюра по этому плану так и не была написана, а наброски были использованы в дальнейшем лишь для написания нескольких отдельных статей, и тему партии как ордена меченосцев Сталин больше не затрагивал.

Однако Сталин понимал, что духовное слагаемое имеет ключевое значение в политике. Поэтому он и говорил про необходимость одухотворять деятельность органов советской власти. Ведь орденское служение предполагает совершенно иную — глубокую духовную и идеологическую — мотивацию членов, в отличие от участия в светских организациях, таких как партии.

Возможно, эзотерический намек Булгакова в пьесе «Батум», процитированный нами выше, приближает нас к разгадке сталинской закрытой парарелигиозности, находящейся в тесном сопряжении с размышлениями Сталина о том, что партия должна быть «орденом меченосцев».

Если это так, то на подобных закрытых страницах прошлого вполне может содержаться нечто важное не только с исторической, но и с иной — собственно политической точки зрения. С точки зрения того, каковы неиспользованные советские возможности построения духовного коммунизма. И как этими возможностями можно воспользоваться при построении новой — преемственной по отношению к прошлому и отличающейся от него — левой духовной идеологии.

* — выделения полужирным шрифтом сохранены.

**  — Фердинанд Лассаль — немецкий философ и политик, основатель партии «Всеобщий германский рабочий союз».