Essent.press
Юлия Крижанская, Андрей Сверчков

В действительности всё не так, как на самом деле

Американский индеец. Фото конца XIX в.
Американский индеец. Фото конца XIX в.

Итак, прошлой зимой некоторому количеству наших сограждан «продали» болотный протест — как вещь модную, престижную и необходимую каждому уважающему себя человеку. «Продавцы», как и во всех остальных случаях, лгали без стыда и совести, без отдыха и остановки — что поделаешь, noblesse oblige — положение обязывает.

Ну, а что такого? Разве можно в наше время что-нибудь продать без рекламы и маркетинга? А реклама без вранья в природе не встречается. По крайней мере, в наши дни. Говорят, что в древности реклама только информировала о товарах и была правдивой. Возможно, так и было. Но этот вид давно вымер. Та реклама, которую мы можем наблюдать, лжива насквозь. Она врет обо всем — о товаре, его свойствах, его необходимости, его преимуществах... Да что реклама! Теперь есть еще и маркетинг, которого древние не знали (и реклама, кстати, теперь не самостоятельна, она только часть маркетинга). А маркетинг — это ложь по определению, с самого его рождения.

Ведь что такое маркетинг? Маркетинг — это создание Потребителя с большой буквы — готового покупать, покупать и покупать, для которого потребление — это и есть жизнь. Как? Внушить человеку потребности, которых нет. Внушить ему, что удовлетворение потребностей — это главное дело в жизни. Потому что люди должны развивать и проявлять свою индивидуальность. А их индивидуальность — это то, что они потребляют. Покупаешь одежду Gucci — ты аристократичная и вальяжная индивидуальность. Покупаешь айфон — ты современная и продвинутая индивидуальность. И неважно, что вокруг все потребляют одно и то же: поголовно все вокруг имеют (или хотят иметь) айфон и носят что-то (или пахнут чем-то) от Gucci — ты все равно индивидуальность. Более того, появляется даже какое-то социальное измерение у твоего потреблятства: теперь можно отличать своих от чужих. Есть айфон — наш человек! Нет айфона — чужой. Что? Денег на айфон нет? Так возьми кредит! Потому как приличный человек без айфона не может.

(Кстати, немного подробнее об айфонах. После публикации предыдущей статьи неожиданно выяснилось, что среди наших читателей, особенно старших возрастов, есть люди, которые — вы не поверите! — не знают, что такое айфон. Мы тоже сначала не поверили. Да и как поверить, когда все вокруг ходят с айфонами — значит, он всем известен и всем доступен (для справки: цена Apple iPhone 5 на «Яндекс.Маркете» — от 21 999 до 94 990 руб., в зависимости от «крутости»).

Так вот, айфон — это мобильный телефон такой. Фирмы Apple. С возможностью выхода в интернет. Но если «просто» мобильный телефон можно иметь, а можно и не иметь (если не хочешь, чтобы тебя могли «достать» в любой момент), если интернет может быть дома, а может и не быть (если любишь читать книги), то айфона не быть не может. Он нужен примерно так же, как воздух и вода. Может быть, даже больше. Потому что иначе нельзя объяснить, почему о нем непрерывно пишет пресса (не рекламу, нет, а «познавательные» статьи), рассказывает телевидение и радио, почему его так всесторонне обсуждают в блогах... Известный сетевой персонаж Лев Щаранский считает айфон важнейшим отличительным признаком креакла (то есть представителя «креативного класса»): «Как отличить креакла от совка? Перед совком закрыт чудесный мир айфонов и айпадов, он ни разу не прочел книгу iCon про Стива Джобса, не знает что такое твиттер, фейсбук и инстаграмм. Потому что не может позволить покупку элитарной продукции компании Эппл, дающей право чувствовать себя хозяином мира. Но и для хипстера тут кроются подводные камни. Ведь вовремя не обновленный гаджет грозит навсегда вычеркнуть его из рядов креаклов и отправить на самое днище». Эх, наверняка ведь сейчас выяснится, что кто-то из наших читателей тоже не знает, «что такое «Твиттер», «Фейсбук» и «Инстаграмм»! Ну что тут сказать? Все это — тоже такие же необходимые каждому человеку вещи, как еда и питье. И как айфон. Но размеры данной статьи не позволяют нам рассказать о них достаточно подробно и глубоко — соответственно их значению в жизни. Поэтому очень коротко: это такие «места» в интернете, где миллионы людей, думающих, что они яркие индивидуальности, потому что у них есть айфон, демонстрируют себя. И свои достижения в потреблении. А также получают новые инструкции — о том, что еще необходимо им, как воздух и вода.

Да, совсем забыли. А гаджет — это родовое имя для всех айфонов, айпадов, айподов, а также мелких электронных устройств других производителей. Гаджеты в XXI веке заменяют собой перья, использовавшиеся индейцами: чем больше у тебя перьев, то есть, простите, гаджетов, и чем эти гаджеты дороже — тем ты круче.)

Смех смехом, однако, главная (и совсем не смешная) ложь потребительского общества состоит в том, что людям внушают, что они — это то, что они потребляют. И что из наблюдения за тем, что человек потребляет, можно сделать вывод о том, каков он.

Правда в том, что совокупность потребленного человека никак не описывает. Если бы не было всепроникающих рекламы и маркетинга и если бы всё было равно доступно для всех — тогда да, выбор человека в потреблении отражал бы в какой-то степени индивидуальность. Но капитализм построен на неравенстве, поэтому при капитализме это невозможно. Зато возможно другое — в полной мере тотальное навязывание людям представлений о том, что им нужно покупать в данный момент. У потребителей нет выбора — они потребляют то, что им предписано, несмотря ни на что. В том числе, несмотря на отсутствие денег — для этого есть кредиты, маркетинг которых — важнейшая составляющая современного общества. И — что очень важно — одновременно навязывается такое представление о мире, в котором безумное, навязанное извне потребление воспринимается, минимум, как норма, а на самом деле — как достижение. И если я купил айфон за две своих зарплаты или машину в кредит, за проценты по которому я буду отдавать всю зарплату, то это не значит, что я сумасшедший, который ради «понтов» заставляет свою семью жить впроголодь, а значит — что продвнутый современный человек, представитель «креативного» или «среднего» класса, почти что «хозяин мира», или, как минимум, двигаюсь в этом направлении. А если айфон покупают 100 млн человек и даже стоят за ним в очереди — это не значит, что люди буквально зомбированы назойливой рекламой, а значит, что айфон — лучший телефон всех времен и народов и необходим каждому как воздух.

В мире потреблятства людям навязывают заведомо неверную логику и, соответственно, искаженное восприятие и буквально перевернутую с ног на голову картину мира. Нам говорят: во-первых, вы можете судить о себе не по тому, что вы делаете в жизни, не по тому, как вы взаимодействуете с другими людьми, не по тому, в чем вы видите смысл существования и т. п., а по тому, что вы потребляете, что вы «выбираете» из предложенного вам «разнообразия». А во-вторых, вы можете судить о том, каковы эти товары и услуги не по их функциональности, не по их полезности, не по их эстетическим характеристикам, даже не по соотношению цены и качества, а по тому, сколько людей эти товары и услуги покупают.

Но ведь аргумент: «Айфон — лучший в мире телефон, потому что все его хотят», — очевидно ложный: «все» хотят айфон потому, что его рекламная кампания — многократно мощнее всех других; кроме того, «все» — это иллюзия, навязываемая той же рекламой. Точно так же ложными являются аргументы: «Власть плохая, потому что все протестуют», «В России жить плохо, а на Западе хорошо, потому что все хотят уехать» и пр. Казалось бы, что тут может быть непонятного?

Однако именно такая логика, судя по блогам, «Фейсбуку» и «Твиттеру», присутствует у тысяч наших молодых соотечественников, выходивших зимой протестовать на Болотную и Сахарова. Потому что они в первую очередь потребители, а уж потом — все остальное: граждане, лица конкретной национальности, православные, атеисты. И к сожалению, об этой их «потребительской слабине» хорошо знают настоящие хозяева жизни — те, кто продавал им протест.

«Продавцы» протеста выстроили очень эффективный маркетинг — с такими, примерно, слоганами (не произносившимися, но подразумевавшимися, и наверняка прописанными где-нибудь в глубоко засекреченных планах маркетинговых мероприятий): «Болото — протест №1 в России», «Болото обречено на успех!» или «91 % покупателей России выбирают Болото (подтверждено Российской ассоциацией модельеров и социологов)». И «покупатели» энергично выстроились в очередь за новым модным товаром. Но мало этого. В соответствии с логикой потреблятства, «покупатели» начали делать выводы о себе. «Раз я протестую — значит, я против чего-то» (против чего именно — скажут на митинге). «Раз я участвую в политическом действе — значит, у меня есть политические взгляды» (какие? — а черт его знает, потом разберемся). «Раз Болото — это №1, значит, все, кто на Болоте — первый сорт, а кто не на Болоте — третий».

То есть телега была поставлена впереди лошади. Начались попытки судить о своих мотивах и убеждениях на основе своего потребительского поведения. «Я пью что-то из бутылки кока-колы — наверное, это кока-кола?» «Я купил модный гаджет за совершенно несуразную сумму — наверное, он действительно очень хороший». «Я пришел на Болото — наверное, то, что здесь говорят, правильно». «Я участвую в митинге, где кого-то поносят — наверное, это действительно быдло». «На Болоте нет быдла, значит я — элита». Ну, и так далее.

Но ведь настоящая политическая активность (смеем думать) — это внутренняя потребность. Определяемая убеждениями, смыслами, представлениями о будущем, о благе... Причем, сначала содержание — убеждения, смыслы и пр., а потом — выбор конкретной формы политической активности. Но не наоборот же!

Но у большинства вышедших на Болотную очень плохо со смыслами, а также с образом будущего и представлением о благе — об этом свидетельствуют многие социологические исследования. Вот, например, в исследовании «Представления современной вузовской молодежи о будущем» авторы (О. Д. Волкогонова, А. В. Малов, Е. М. Панина» изначально (и с удовлетворением) предполагали, что у молодежи смыслы утеряны — вместе с образом будущего. «Во-первых, мы ожидали увидеть явный переход от установки на фьючеризм» характерной для «закрытых» обществ) к установке на настоящее. М.Кастельс дал своеобразное экономическое видение этого феномена, заметив, что «коллапс коммунизма переориентировал русских, и особенно новые профессиональные классы, с долгосрочного горизонта исторического времени на краткосрочные перспективы времени монетизированного, характеризующего капитализм, заканчивая, таким образом, многовековое этатистское разделение между временем и деньгами».

Результаты исследования в целом подтвердили гипотезу авторов: «Как мы и ожидали, будущее страны волнует молодежь гораздо меньше, чем ее личные проблемы. У этого поколения резко повысилась роль личных жизненных ценностей (и понизилось значение социоцентричных) — семья, удачный брак, здоровые дети, материальный достаток, крепкие дружеские связи. Можно, конечно, спорить о том, «что такое хорошо и что такое плохо», что более нравственно — эгоцентризм или жертвенное служение людям, но, видимо, установка на личный успех более адекватна концепции рыночного общества.Правда, формирование такого «рыночного» менталитета содержит в себе опасность связанного с ним индивидуализма и денежного фетишизма...

В совокупности 74,7% опрошенных отдали приоритет своему индивидуальному будущему и будущему своей семьи против 12,4% респондентов, определивших будущее России в качестве наиболее значимого для себя. Причем среди курсантов — тоже вполне ожидаемо — приверженцев холистского варианта патриотизма оказалось в два раза больше, чем среди студентов и аспирантов. О приоритете российских перспектив заявил каждый пятый будущий офицер-спасатель и лишь каждый одиннадцатый представитель «гражданской» вузовской молодежи. В свою очередь, показатели студентов более чем в два раза превысили курсантские показатели среди отдавших предпочтение дню сегодняшнему».

В завершение авторы справедливо отмечают политическую опасность, связанную с подобной десоциализацией и атомизацией молодежи: «Впрочем, основная проблема, конечно, не в российской традиции. Дело в том, что у значительной части наших современников представления о каком бы то ни было социальном идеале вообще отсутствуют, их модель будущего ограничена рамками приватной жизни. Но, как показывает исторический опыт, именно эти люди легче всего становятся объектом для политических манипуляций».

Вот эти-то люди, «без каких бы то ни было представлений о социальном идеале» и стали-таки «объектом для политических манипуляций» — «покупателями» Болотного протеста.

И понятно становится, почему митинг на Поклонной горе вызвал такой шок у белоленточников. В логике потреблятства Поклонная гора была необъяснима и непонятна (а все непонятное — пугает). Перед Поклонной практически не было рекламы, а значит, не было потребительской модели — никто ничего не «продавал» и никто ничего не «покупал». Люди пришли сами, повинуясь каким-то своим внутренним импульсам и мотивам (граждан, уверенных, что все 138 тысяч участников митинга на Поклонной горе пригнали силой или привезли на автобусах, просим выпить валерьянки и успокоиться, а если не поможет — в сад!). Раз люди пришли сами, без рекламы, без выгоды для себя, то, возможно, у них есть убеждения?! Убеждения — у такого количества людей? Это же по-настоящему страшно!

По сути, в день митинга на Поклонной горе у многих, в том числе у наиболее здоровой части белоленточников, произошло столкновение с реальностью, они эту реальность, наконец, заметили. И обнаружили, что она мало похожа на рекламные слоганы. Какое тут «Болото — протест №1 России»? Они испугались и отступились. А вот «продавцы» — взъярились. И мгновенно потеряли человеческий облик. Вот всего несколько цитат — о Поклонной — для демонстрации их звериного оскала.

Геннадий Гудков:«Потому что на Болотной собирались граждане и за идею, а на Поклонной — холопы и по разнарядке! И холуйские подпевалы, как Вы!».

Юлия Латынина:«Было 2 митинга, свободных людей и анчоусов. И должна сказать, что стратегия Кремля победила — анчоусов было больше. Анчоусов в России оказалось больше, чем свободных людей. И хотя они заявили о себе достаточно сильно, результат матча на 15% в пользу анчоусов».

Ирина Ясина:«Все, кто не с белой лентой, — скот, который согнали».

Андрей Мальгин:«Рабов и быдла все равно больше... На Поклонной была шайка дебилов... Это очень послушное, бого-начальнико-боязненное стадо... Жаль этих людей. Убогие. Печально... Жертвы зомбоящика».

И, конечно, «продавцам» протеста было глубоко безразлично, какой ценой приобретается их товар и что будет с «покупателями» по итогам этой торговли. Разве продавцов других престижных товаров волнует, к чему приводит навязанное ими безумное потребительство? А чем «продавцы» протеста хуже? Почему они должны думать, что случится, если «покупатели» когда-нибудь обнаружат, что их нагло обманули. Да и вероятность такого «открытия» — страшно мала.

Тем не менее, как говорил наш университетский преподаватель теории вероятности, «иногда вероятность события равна нулю, а событие происходит». А в последнее время сразу с двумя «покупателями» болотного протеста произошло почти невероятное событие — они вынуждены были так или иначе осознать отличия выдуманного и насквозь лживого мира, в котором они «протестовали», от реальности. А вслед за ними некоторое осознание реальности начало потихоньку приходить и к другим протестантам. К прискорбию, в обоих случаях внезапное и острое столкновение с реальностью привело к трагическим результатам.

Сначала прогремела новость о самоубийстве Александра Долматова — активного участника белоленточных протестов прошлой зимы и весны — в голландской тюрьме. «Долматов был активистом «Другой России» и конструктором одного из ведущих российских оборонных предприятий. После акции оппозиции в мае 2012 года на Болотной площади в Москве, в которой он участвовал, Долматов попросил политического убежища в Нидерландах. В январе стало известно, что он покончил с собой в депортационной тюрьме в Роттердаме. Молодой человек оставил предсмертную записку, о ее содержании узнали журналисты НТВ».

Судя по предсмерной записке (относительно подлинности которой некоторые высказывают сомнения), перед смертью Долматов осознал некоторую собственную неадекватность в отношении родины. «Жить в России лучше, чем где бы то ни было»,–говорится в предсмертной записке Долматова. Его друг по НБП рассказал «Коммерсанту», что Александра «были иллюзии, что по такому громкому делу, как «процесс 6 мая», ему быстро дадут убежище. Что здесь Европа, демократия, свобода. Я ему объяснял, что он еще хлебнет тут хорошего, говорил, не обольщайся. Он кивал, но я видел, что он не верит». Вероятно, некоторое прозрение все-таки произошло.

Важно то, что смерть Долматова заставила многих задуматься о, казалось бы, нерушимых убеждениях — это видно по блогам и комментариям в интернете. Но один из самых интересных, на наш взгляд, комментариев дал совсем не белоленточник Денис Тукмаков в своем ЖЖ:

«А ведь останься самоубийца Долматов, с его-то отношением к государству, работать в России по специальности, у нас в скором времени не одна только «Булава» падала бы.

Его смерти, как и любой подобной трагедии, можно только сочувствовать. Но я пытаюсь представить другое: вот он жив-здоров, революционерствует, бьется с ОМОНом, мечтает о свержении власти, называет, вероятно, Россию «Рашкой» и «этой страной» — и одновременно рисует чертежи ракет для повышения обороноспособности страны... Нет, не сочетается.

Возражения, что, мол, нужно различать режим и страну, что не следует смешивать грязные выборы и обороноспособность, что можно одновременно ненавидеть деспота и строить для народа ракеты... не выглядят убедительными.

Другой случай, другая вера. Те-то были и остаются государственниками до мозга костей: в ельцинском безумии, в либеральном кошмаре 90-х они видели как раз смертельную угрозу государственности, а значит и обороне, «пятую колонну», агентов влияния и т.д. — то есть именно то, что ныне олицетворяет Болото. Оттого-то, кстати, «оборонщики» не лезли в хаос протестного движения...

Они могли давать интервью в «Завтра» и голосовать за коммунистов... Но революционерствовать под либеральными флагами, осознавая, что победи Болото, во власть вновь придут Касьяновы-Немцовы? Но выступать против обласкавшего ВПК Путина на стороне ненавидящих «оборонку» Альбац и Шендеровича? Но тратить свое драгоценное время на грязную, скупленную на корню, политику? Нет, невозможно».

Именно, что невозможно! Невозможно представить, что люди, хоть сколько-то укорененные в реальности, могли прийти на Болото, не замечая или игнорируя совершенно очевидные последствия, наступившие бы в случае его победы. И не зря среди «болотных хомячков» было так мало технарей — все больше гуманитарии: по данным исследования профилей «ВКонтакте», на которое мы ссылались в предыдущей статье, на Болотной среди студентов вузов гуманитариев было чуть не в 3 раза больше, чем представителей естественных наук. Да и то — это если всех компьютерщиков отнести к естественникам, что спорно, так как связь компьютерщиков с реальностью — это вопрос. А если компьютерщиков отнести к гуманитариям (по признаку отрыва от реальности), то последних будет в 5 раз больше, чем естественников — очень показательно! И вряд ли тут можно говорить чем-то типа меньшей приверженности представителей естественно-научных дисциплин идеям демократии и свободы, а тем более «честных выборов» — все-таки использование распределения Гаусса — это конек совсем не гуманитариев. Дело, видимо, все-таки в другом — в большем погружении в реальность и меньшей вовлеченности в потреблятство.  И как результат — как минимум, неучастие в жаркой политической зиме. Хотя, представляется, что на Поклонную они все же ходили...

Вторая трагическая история в январе произошла в семье Кабановых, где после новогодней ссоры муж (сооснователь сети трактиров «ПирОГИ») задушил, а затем расчленил и вынес из квартиры по частям свою жену и мать троих детей. Одновременно он организовал с помощью волонтеров поиски своей «пропавшей» жены. Не будем вдаваться в подробности — они достаточно, даже чересчур полно были освещены в СМИ.

Широчайшее внимание прежде всего белоленточной «общественности» эта история привлекла потому, что, как пишет Павел Пряников, «Семья Кабановых считалась образцовым представителем «креативного класса» — оба занимались интеллектуальным трудом, пытались открыть своё дело (кафе для таких же креаклов), активно участвовали в белоленточном протесте, пользователи соцсетей». Конечно, неприятно обнаружить, что типичный представитель твоего класса, твой сосед по зимним митингам оказался натуральным зверем, куда как  приятнее идентифицироваться с такими «образцовыми представителями», как Навальный и Собчак, которые и успешные, и богатые, и красивые, и пока успешно скрывающие свое звериное нутро. И тревожно — а ну как они тоже окажутся... не вполне соответствующими красивым иллюзиям, которыми тешат себя белоленточники? Но, оказывается, что не это самое страшное: «За фасадом этой вывески, — пишет Пряников, —оказалась бедная, многодетная семья, ютящаяся впятером в съёмной квартире в панельных джунглях Москвы, непостоянный труд за маленькие деньги, алкоголизм и чёрствость даже в отношении собственных детей. Но если поскрести большинство креаклов, то окажется, что они существуют примерно так же, как семья Кабановых. Что же может ожидать сотни тысяч представителей этого «класса»?

Так вот оно что! Оказывается, как говорил Станислав Ежи Лец, «в действительности всё не так, как на самом деле». То есть эта криминальная история неожиданно вскрыла для белоленточников их собственную реальность, которую они умудрялись не видеть, не слышать, не нюхать... И при этом существовать в ней.

К слову сказать, ничего неожиданного или нового в этой истории не «открылось». И так было очевидно, что потребление подавляющего большинства «креативного класса», примеры которого мы приводили в прошлый раз, носит демонстративный и компенсаторный характер. О демонстративном потреблении писал социолог Т. Веблен еще век назад, о компенсаторном потреблении тоже впервые написано еще до Второй мировой войны (и о том, и о другом мы поговорим в следующей статье). И уже тогда было выявлено, что показное потребление и того, и другого типа — ширма, скрывающая зачастую жизнь впроголодь, отсутствие перспектив, совершенную беспросветность существования. И в этих условиях люди — под давлением безумного катка капитализма — делают выбор в пользу разного рода ухода от реальности: престижного потребления, виртуального мира, бесплодных мечтаний, ну и, конечно, спиртного и наркотиков. И самое страшное, что может произойти в жизни таких людей — это столкновение с реальностью, так сказать принуждение к реальности. И тогда у них появится выбор. Но об этом — в следующий раз.

Юлия Крижанская, Андрей Сверчков
Свежие статьи