Спасение Ленинграда через Ладогу
Действия гитлеровцев и их союзников были не единственной угрозой снабжению блокадного Ленинграда. Опасность представляло и само Ладожское озеро — величественное, злое и коварное. И тем, кто организовывал снабжение по Дороге жизни, пришлось вступить с озером в тяжелейшую борьбу, забравшую тысячи жизней.
Штормы и шквальный ветер — обычное дело на Ладоге. Кроме того, южная часть озера гораздо более мелководная, чем северная, а дно его повсюду испещрено впадинами. Из-за такого неровного рельефа дна волны «ломаются», становятся высокими и в то же время короткими, образуя хаотичную толчею. Так что судоходство на озере без появившихся уже после войны судов смешанного плавания («река — море») являлось тяжелым, смертельно опасным испытанием, оправданным лишь тогда, когда вовсе не остается других путей.
Еще в конце петровского правления в связи с большими потерями судов на Ладоге вдоль южного ее берега между Волховом и Невой был проведен канал, а после обмеления этого канала в XIX веке — еще один. Но захватом Шлиссельбурга противник перехватил и Староладожский, и Новоладожский каналы. А поскольку значительных перевозок по самой Ладоге давно не проводилось, то на озере к началу блокады имелось крайне мало приспособленных для хождения по нему судов. И ближайший к Ленинграду порт с причалами и всем необходимым оборудованием для разгрузки, складами и так далее находился в том же Шлиссельбурге, тогда как западное побережье для приема судов приспособлено не было.
При этом вскоре после начала блокады начались штормы, которые только в октябре сделали непригодными для навигации в общей сложности десять дней. Всего за осень 1941 года на Ладоге были потеряны 7 буксирных пароходов и 46 барж, причем урон от погодных условий не сильно уступал урону от германской авиации, которая, конечно, активно мешала снабжению Ленинграда.
Негативно сказалась на организации снабжения Ленинграда по Ладоге и потеря на целый месяц Тихвина. Чтобы хоть частично сгладить эффект от потери ключевого коммуникационного узла, пришлось построить от станции Заборье, расположенной на железной дороге Вологда — Тихвин, до восточного берега Шлиссельбургской губы обходную автомобильную трассу.
В итоге за сентябрь–ноябрь 1941 года по ладожской водной трассе внутрь блокадного кольца удалось доставить около 60 тысяч тонн грузов, из которых три четверти пришлось на продовольствие. Для такого многолюдного города, как Ленинград, этого было совершенно недостаточно — ведь ежедневно одной только муки в городе расходовалось от 1100 тонн в начале блокады до 622 тонн во время самого сильного снижения норм. Но даже такой недостаточный подвоз обеспечивал Ленинграду существенное дополнительное время, и объем поставок по воде всё равно был выше, чем по воздуху. Для сравнения: авиация за период с 10 октября по 25 декабря доставила почти 6,2 тысячи тонн грузов, из них 4,3 тысячи тонн продовольствия.
Кроме того, осенью 1941 года по ладожской водной трассе по распоряжению Ставки из Ленинграда были переброшены на южный берег две стрелковые дивизии и одна бригада морской пехоты общей численностью 20 тысяч человек и 129 орудий, позволившие усилить советские войска на тихвинском и волховском направлениях. Так что навигация по Ладоге непосредственно повлияла и на боевые действия.
При всех сложностях плавания, недостатках в организации и малом масштабе поставок, несоизмеримом с поставками дальнейшего периода, водная трасса осенью 1941 года сыграла отнюдь не малую роль в обеспечении обороны Ленинграда. Но в ноябре начался ледостав. Советское руководство использовало водную трассу до последней возможности — еще в конце ноября корабли Ладожской военной флотилии, покидавшие Новую Ладогу для зимовки, были загружены продовольствием. И всё же в декабре судоходство по озеру пришлось прекратить.
На совещаниях у первого секретаря Ленинградского горкома ВКП (б) и члена Военного совета Ленфронта Андрея Жданова начали обсуждать идею организации ледовой трассы, создание которой также было сопряжено с огромными трудностями и опасностями. Ведь вовсе недостаточно было просто подождать, пока Ладога замерзнет, а затем пустить по льду автомобили и конные повозки. Во-первых, потому что полностью Ладога замерзает только в самые суровые зимы, и даже тогда полыньи и трещины на ее ледяном покрове встречаются массово, а вроде бы сплошной лед неожиданно может поплыть.
А во-вторых, для устройства ледовой дороги по Ладоге требовалось создать мощную, исправно работающую на этом коварном озере структуру с регулировочной службой, маячными фонарями, указателями, пунктами обогрева и медицинской помощи, заправочной станцией, системой связи, наземной и противовоздушной обороной.
И времени на устройство всего этого имелось крайне мало: уже во второй половине ноября, когда лед позволил-таки проложить первые маршруты, в Ленинграде свирепствовал голод.
До конца 1941 года по льду в осажденный город удалось доставить только 16,5 тысячи тонн грузов. Но в дальнейшем удалось нарастить объемы перевозок в разы, и всего за период ледостава (с последней декады ноября 1941 года до последней декады апреля 1942 года, когда оттепель сделала дальнейшую работу ледовой трассы невозможной) внутрь блокадного кольца было доставлено свыше 361 тысячи тонн разных грузов, из которых 262 тысячи тонн составляло продовольствие. Обратным путем на Большую землю по ледовой Дороге жизни эвакуировали 554 тысячи человек, множество промышленного оборудования и другого важного имущества.
Общие поставки продовольствия оказались достаточными не только для обеспечения текущих потребностей Ленинграда, но и для создания запасов, так что угрозы нового голода до возобновления водного снабжения не возникло. Хотя навигация в 1942 году из-за долгого таяния льдов после суровой зимы началась лишь в третьей декаде мая.
Помимо Большой дороги жизни по Ладожскому озеру существовала и Малая дорога жизни, проложенная через Финский залив и обеспечивавшая Кронштадт, Ораниенбаумский плацдарм и ряд обороняемых советскими войсками островов. Основной маршрут по льду залива начинался от мыса Лисий Нос, расположенного северо-западнее Ленинграда.
Организация Малой дороги жизни была легче, чем Большой. Прежде всего, там требовались многократно меньшие объемы перевозок, поскольку на островах Финского залива, в Ораниенбауме и его окрестностях жило во много раз меньше людей, чем в Ленинграде. Да и лед в заливе был куда надежнее, чем на Ладоге, в чем убедились еще во время Финской войны, когда крупная группировка Красной Армии совершила бросок по замерзшему Выборгскому заливу в обход основной массы финских войск.
Тем не менее это вовсе не означало, что жизнь на периферийных участках блокадного кольца, обеспечиваемых Малой дорогой, была легче, нежели в Ленинграде и его окрестностях. Иногда положение с продовольственным снабжением там становилось гораздо сложнее: так, в Ораниенбауме доходили до норм выдачи хлеба даже более скудных, чем ноябрьские ленинградские.
К новой навигации на озере в 1942 году, благодаря полученному опыту и заблаговременному принятию мер, Советский Союз был готов намного лучше, чем осенью 1941 года, — как по количеству судов, так и по организации передвижения, обустройству побережья и фарватеров. Конечно, Ладожское озеро свой нрав не переменило, и организационных трудностей хватало с лихвой, и планы перевозок выполнялись далеко не всегда, и простои в ожидании выгрузки или погрузки происходили. Но всё же объемы поставок были высокими и в общей сложности составили 790 тысяч тонн, из которых 353 тысячи тонн приходилось на продовольствие.
Однако и германское командование в 1942 году обратило на Ладогу гораздо более пристальное внимание. 1-й воздушный флот люфтваффе получил директиву, в которой значилось: «Сорвать эвакуацию Ленинграда всеми средствами, и особенно воздушными налетами на Ладожский район судоходства, чтобы не дать противнику возможности усилиться посредством перевоза войск или работ по вооружению или достичь улучшения продовольственного положения и тем самым обороноспособности Ленинграда».
Немцы не ограничились авиацией, а создали и водную группировку. В июне на Ладоге появились итальянские торпедные катера типа MAS и германские быстроходные катера-заградители КМ-1, а в июле к ним присоединилась флотилия самоходных тяжелых паромов-катамаранов ПВО. Спроектированные изначально для действий в неспокойных водах Ла-Манша, эти паромы с установленными на них зенитками при всем их неуклюжем внешнем виде уверенно держались на Ладоге и представляли большую угрозу, причем отнюдь не только для самолетов.
Советское командование, понимая, что противник будет стремиться уничтожить ладожскую линию снабжения, предусмотрительно усилило средства ПВО на судах, ходящих по Ладоге, и сосредоточило у озера крупные силы авиации. И боевые действия летом 1942 года показали, что эти меры помогли сорвать амбициозные планы нацистов и их союзников по уничтожению Ладожской военной флотилии, ее баз в Новой Ладоге, бухте Морье и Осиновце и предотвратили разрушение всех советских маяков.
Германская операция «Северное сияние»
Но главной угрозой Ленинграду оставались германские сухопутные войска. Группа войск «Север» по-прежнему продолжала выполнять директиву ОКВ № 45 о взятии Ленинграда и установлении наземной связи с финскими вооруженными силами. В июле 1942 года началась подготовка операции «Северное сияние», основной замысел которой, как и в сентябре 1941 года, состоял в форсировании Невы восточнее Ленинграда с последующим отрезанием города от Ладожского озера и соединении с финнами на Карельском перешейке. На завершающем этапе операции предполагалось уничтожить плотно окруженный город артиллерией и авиацией. Кроме одной важной детали — после проигранного Тихвинского сражения гитлеровцы предпочли не возвращаться к проектам глубокого броска по малодорожной лесисто-болотистой местности до Свири.
Для создания ударной группировки под Ленинград перебрасывалась взявшая до того Севастополь 11-я полевая армия генерал-фельдмаршала Эриха фон Манштейна, насчитывавшая более 100 тысяч человек.
Командование Красной Армии точных сведений о замыслах гитлеровцев не имело, хотя переброска крупных германских сил под Ленинград совсем незамеченной не осталась. Однако общая стратегия противника на уничтожение города и так была понятна, и успешное снабжение Ленинграда через Ладожское озеро вовсе не являлось поводом для пассивного ожидания — было необходимо полностью сокрушить блокаду.
В начале августа командование Волховского фронта во главе с Мерецковым представило Ставке план наступления на Шлиссельбургско-Синявинском выступе, где осенью 1941 года уже предпринимались первые попытки прорвать блокадное кольцо (см. «Суть времени», № 418).
Основной удар командование Волховского фронта решило нанести с рубежа реки Черная западнее Гайтолова. Прорыв германской обороны поручался 8-й армии генерал-майора Филиппа Никаноровича Старикова, а дальнейшее развитие наступления на Мгу и Синявино — 4-му гвардейскому стрелковому корпусу генерал-майора Николая Александровича Гагена и восстановленной 2-й ударной армии, которую снова возглавил генерал-лейтенант Клыков.
Хотя основная роль в операции отводилась Волховскому фронту, войскам Ленинградского фронта генерал-лейтенанта Леонида Александровича Говорова также предписывались активные действия — удары на Синявино и Тосно.
Занимавший Шлиссельбургско-Синявинский выступ XXVI армейский корпус 18-й армии за прошедшие месяцы успел создать крепкую оборону, становым хребтом которой являлись батальонные опорные пункты, прикрываемые мощной артиллерией.
Сложная местность южного Приладожья с лесами, реками, торфяными болотами и карьерами оставляла мало возможностей для маневра, и для сокрушения немецкой обороны требовалось отлаженное взаимодействие войск и высочайшая огневая мощь.
В принципе ударная группировка Волховского фронта располагала довольно сильной артиллерией: без малого 2,7 тысячи орудий и минометов и почти сотня реактивных установок. Вот только в условиях малодорожья сосредоточение огневого кулака и боеприпасов для него оказалось сложной задачей, да и в целом подготовка к операции затянулась, так что намеченное на середину августа начало наступления войск Мерецкова было отложено.
Несмотря на это, 55-я армия Ленинградского фронта под командованием генерал-майора Владимира Петровича Свиридова нанесла 19 августа удар в устье реки Тосны, сопровождавшийся тактическим десантом, высаженным катерами Балтфлота на Неве. Советские части смогли выбить противника из сел Ивановское и Усть-Тосно, создав плацдарм, вошедший в историю как Ивановский пятачок. Но развить этот очень небольшой успех в последующие дни не получилось, а противник в итоге был потревожен.
Войска Волховского фронта к концу августа всё еще были далеки от готовности к наступлению: не прибыли на определенные им участки более 850 орудий и минометов, задерживалось сосредоточение 4-го гвардейского корпуса и 2-й ударной армии. Не были сосредоточены и боеприпасы, которых вообще выделялось недостаточно. Но командование фронта предпочло не оповещать Ставку обо всем этом и не просить новой отсрочки, а решилось начать 27 августа наступление.
В шесть часов утра советская артиллерия начала двухчасовую артподготовку наступления на берегах Черной. Большую часть тех боеприпасов, что успели подвезти, артиллеристы вложили в этот первый удар, благодаря чему он получился могучим, но вот эффективная огневая поддержка атакующих войск стала по большому счету невозможной.
Несмотря на высокую концентрацию сил на участке прорыва, наступление сразу пошло не по плану, и быстрого рывка через оборону XXVI корпуса не получилось. 8-я армия и присоединившийся в начале сентября к наступлению 4-й Гвардейский корпус увязли в боях с упорно сопротивляющимися и контратакующими германскими частями, неся большие потери из-за слабого взаимодействия войск и беспощадного огня вражеской артиллерии.
Впрочем, и для гитлеровцев сдерживание советского натиска оказалось очень непростой задачей. Первые контрудары значительного успеха не принесли, и германские силы в «бутылочном горле» хоть и несли намного меньшие потери, но всё равно довольно быстро таяли.
Еще один удар, предпринятый 2 сентября 55-й армией Ленинградского фронта, также не принес значительных результатов. Ошибки в организации действий артиллерии и отсутствие внятного представления о системе обороны противника помешали реализовать потенциал сосредоточенных на ударном участке 947 артстволов. 4 сентября Говоров распорядился приостановить наступательные действия и обратился в Ставку с предложением перенести удар в полосу Невской оперативной группы генерал-майора Ивана Федоровича Никитина, а конкретно ― в район Невской Дубровки.
Мерецков тем временем решил провести перегруппировку и ввести в дело 2-ю ударную армию, поскольку 8-я армия уже явно выдохлась.
При всех недостатках советского наступления противник воспринял его более чем серьезно. Выправление ситуации в «бутылочном горле» легло на 11-ю армию Манштейна, выведенную из состава группы войск «Север» в непосредственное подчинение верховного командования сухопутных войск. Таким образом, Гитлер формально взял под свой прямой контроль действия германских сил под Ленинградом. Правда, вскоре он себя назначил еще и командующим наступающей на Кавказ группой войск «А», так что фактически решения под Ленинградом принимал Манштейн.
Он решил ответить на советское наступление тем, чтобы фланговыми ударами срезать вклинение, вбитое войсками Волховского фронта в Шлиссельбургско-Синявинский выступ.
Для Волховского фронта ввод в сражение 2-й ударной армии не привел к решительному изменению ситуации, однако и Манштейну для сдерживания усилившейся советской ударной группировки пришлось вводить перебрасываемые в «бутылочное горло» соединения 11-й армии по частям, под огнем советской артиллерии, отчего они несли тяжелые потери.
К третьей декаде сентября Манштейн уже сосредоточил на флангах наступающих войск Волховского фронта крупные группировки при поддержке значительных сил авиации, в том числе пикирующих бомбардировщиков. Их удары отрезали наступающие войска 8-й и 2-й ударной армий от основных сил Мерецкова, причем гитлеровцы заняли советские позиции в районе Гайтолово, откуда начиналась операция Волховского фронта. Так что для выхода из окружения советским войскам предстояло прорываться через собственные укрепления.
В сложившихся условиях командование Волховского фронта проявило себя отнюдь не с лучшей стороны. На протяжении нескольких дней с начала германской операции по окружению наступающих советских войск Мерецков докладывал в Ставку об успешном отражении вражеских контратак и перспективах дальнейшего наступления, в Москве же на основании этой информации (правильнее говоря — дезинформации) ставили новые задачи по расширению и углублению прорыва.
Трудно сказать, чем Мерецков руководствовался в то время. Возможно, он надеялся на соединение с войсками Ленинградского фронта? Но Невской оперативной группе удалось форсировать Неву и закрепиться на восточном берегу лишь 26 сентября, и дальнейшее продвижение с возрожденного Невского пятачка всё равно заглохло. Да и если бы такое соединение случилось, после успешного германского контрудара оно не давало разрешения главной задачи — прорыва блокады.
А вот к чему утаивание действительного положения дел привело точно — так это к тому, что прорыв окруженных советских войск начался с большим опозданием и не был сколь-нибудь подготовлен. 29 сентября Ставка потребовала от Мерецкова положить конец «преступной беспечности и лживой самоуспокаивающей информации» и принять все усилия по выводу армии из окружения. В спешке организовать планомерный прорыв на восток не получилось, хотя значительная часть окруженцев всё же смогла к началу октября пробиться к своим.
Операция, вошедшая в историю под названием Третьей Синявинской, завершилась неудачей. Красная Армия снова не смогла прорвать блокаду, понесла тяжелые потери в результате окружения ее ударных сил, да еще и утратила часть исходных позиций на берегах Черной.
Основная ответственность за провал лежит на Мерецкове, решившем начать наступление при неготовности войск, а затем систематически дезинформировавшем Ставку и вообще действовавшем с явным пренебрежением к реальной обстановке.
Вместе с тем следует отметить, что наступление Волховского фронта сорвало уже вполне подготовленную и намеченную на середину сентября германскую операцию против Ленинграда. Для ликвидации советского прорыва на участке XXVI корпуса нацистам пришлось привлечь 11-ю армию, так что «Северное сияние» пришлось отложить. И уже в послевоенных мемуарах Манштейну оставалось только сетовать: «Если задача по восстановлению положения на восточном участке фронта 18-й армии и была выполнена, то всё же дивизии нашей армии понесли значительные потери. Вместе с тем, была израсходована значительная часть боеприпасов, предназначавшихся для наступления на Ленинград».
Операция «Искра» ― подготовка к прорыву блокады
Приближалась вторая блокадная зима. К ней Ленинград был хорошо подготовлен. Ходил транспорт, работало электроснабжение основных объектов, запасы продовольствия к началу ноября превышали 89 тысяч тонн. Да, это всё еще был город-фронт, жизнь в котором оставалась трудной и сопряженной с опасностями, но по сравнению с прошлой зимой положение стало лучше на порядок.
Во второй половине октября противник предпринял новую попытку помешать снабжению по Дороге жизни, высадив на острове Сухо десант для уничтожения маяка и радиостанции. Эта операция под кодовым наименованием «Бразиль» была проведена 22 октября и закончилась полным провалом. Поначалу германским судам удалось подавить защищавшую маяк береговую батарею, однако немецкий десант в бою с защитниками острова понес тяжелые потери и был эвакуирован, а вскоре подоспели советские самолеты, а затем суда Ладожской военной флотилии, буквально накануне закончившей штабные учения по отражению вражеского десанта на западный берег Ладоги. В конечном итоге гитлеровцы, потеряв четыре зенитных парома и один десантный катер, ретировались. Маяк получил в бою повреждения, но устоял.
Близость зимы поставила вопрос об организации движения по льду Ладожского озера, и для его решения появилось сразу несколько проектов. Некоторые из них можно даже назвать причудливыми — например, идею проложить троллейбусную трассу. В итоге же выбор пал, конечно, на менее оригинальный вариант — построить через озеро железнодорожный мост.
Между тем остановка германского наступления на Кавказе, окружение германо-румынской группировки под Сталинградом и другие события радикально изменили обстановку в пользу Красной Армии. И советское командование планировало развивать этот успех новыми наступлениями на разных участках фронта. Одним из таких задуманных наступлений стала операция «Искра» по прорыву блокады Ленинграда, директиву о подготовке которой Ставка отдала 2 декабря 1942 года.
Замысел «Искры», как и прежде Третьей Синявинской операции, подразумевал наступление на Шлиссельбургско-Синявинском выступе. Однако теперь ставка делалась на сопоставимые по силе и четко согласованные встречные удары по выступу силами Ленинградского фронта с запада и Волховского фронта с востока. И участки для ударов выбирались ближе к Ладожскому озеру, чтобы затруднить противнику воздействие хотя бы на северные фланги наступающих группировок. А для дальнейшего расширения пробиваемого коридора планировалось после соединения войск фронтов развивать наступление в сторону Мги.
О том, какое значение придавалось этой операции, можно судить по тому, что в ее подготовке и проведении приняли участие сразу два представителя Ставки — маршал Климент Ворошилов и генерал армии Георгий Жуков.
Изначально время готовности к операции Ставка определила на 1 января. Но в конце декабря случилась оттепель, и по предложению Говорова начало наступления перенесли на 12 января, чтобы реки и болота успели замерзнуть.
Наступление войск как Волховского, так и Ленинградского фронтов предваряла интенсивная артиллерийская и авиационная подготовка, в которой вместе с сухопутной артиллерией участвовали и береговые и корабельные орудия Балтфлота. В полосе 2-й ударной армии Волховского фронта ее длительность составила 105 минут, а для 67-й армии (бывшей Невской опергруппы) Ленфронта ее длительность составила 140 минут.
На работу артиллерии 67-й армии накладывала ограничения необходимость форсирования Невы, для чего следовало минимизировать ущерб сковавшему реку льду. Поэтому работающей с закрытых позиций артиллерии запрещалось вести огонь по вражеским позициям непосредственно у берега, а предписывалось работать в глубину. Но существовала проблема — на прямую наводку были выставлены главным образом легкие орудия, огонь которых противник мог спокойно переждать в блиндажах и «лисьих норах», после чего вернуться на огневые позиции и встретить атакующих красноармейцев. Поэтому одна из основных задач советских штурмовых групп состояла в том, чтобы еще до окончания артподготовки выдвинуться вперед, пересечь Неву и ворваться в окопы гитлеровцев, пока те прячутся от орудийного огня в укрытиях. Конечно, работа штурмовых подразделений к этому не сводилась — на них возлагалась и борьба с неподавленными огневыми точками, и многое другое.
Не везде наступление пошло удачно. Увязли в позициях противника фланги 67-й армии на Невском пятачке и под Шлиссельбургом. Однако центр сумел закрепиться на восточном берегу и к исходу второго дня боев создать обширный плацдарм; ключевую роль в этом успехе сыграла 136-я стрелковая дивизия генерал-майора Симоняка. Войскам Волховского фронта удалось добиться двух крупных вклинений.
Но вражеский XXVI корпус еще не был сломлен и продолжал сопротивляться. Как вспоминал заместитель командующего Ленфронтом генерал Федюнинский: «Сильно укрепился здесь противник. Моя карта вся испещрена условными знаками, обозначающими опорные пункты врага, огневые позиции его артиллерии и минометов». Местность мешала реализовать численное превосходство в пространстве, и потому советские военачальники постарались использовать его во времени: в частности, для изнурения немцев специально выделялись подразделения, отдыхавшие днем и вступавшие в бои ночью.
К середине января между наступающими навстречу друг другу 67-й и 2-й ударной армиями осталось всего два километра. Через этот еще контролируемый гитлеровцами участок проходила железная дорога на Шлиссельбург с опорными пунктами в рабочих поселках № 1 и № 5. И именно здесь бои приняли особое ожесточение — командующий группой войск «Север» Георг фон Кюхлер требовал от подчиненных держаться, обещая скорый приход на помощь снятых с других участков сил. Но одновременный натиск красноармейцев с востока и запада сделал свое дело — командование XXVI корпуса начало вывод своих частей из почти сомкнувшегося мешка под Шлиссельбургом, и 18 января бойцы Ленинградского и Волховского фронтов встретились у рабочего поселка № 1. Как позднее писал в мемуарах Жуков: «Не обращая внимания на артиллерийский обстрел противника из района Синявинских высот, солдаты обнимали друг друга. Это была воистину долгожданная радость».
Наконец, после почти полутора лет кровопролитных боев в блокадном кольце появился сухопутный коридор. Ширина его была небольшой, около 8–12 километров, и германская артиллерия могла его простреливать. Но это не помешало в кратчайшие сроки, всего за три недели, построить от деревни Поляны до освобожденного Шлиссельбурга железную дорогу. Прозванная Дорогой Победы, она стала основной линией снабжения Ленинграда.
До полного сокрушения блокады оставался еще целый год. Но перелом в борьбе за Ленинград уже был достигнут. Воины Красной Армии сдержали клятву, которую давали перед наступлением: «Мы будем равняться по вашей доблести и мужеству, дорогие ленинградцы. Другого пути у нас нет. Смерть или победа! Мы клянемся тебе, Ленинград: только победа!» И, как писал Эренбург в те дни, советские бойцы «сняли камень с сердца России».
(Окончание следует.)