Формирование и развитие человека неразрывно связано с процессами, протекающими в обществе. Собственно, человек только тогда и возник, когда члены первобытного человеческого стада смогли ограничить зоологический индивидуализм, угрожавший единству коллектива, путем введения социальных норм и запретов (табу). Как отмечает известный этнолог Юрий Семенов, вызванная объективной производственной необходимостью коренная перенастройка первобытных коллективов, в которых царил промискуитет, проявилась прежде всего в форме потребности обуздания полового инстинкта. Именно сфера межполовых отношений должна была получить жесткие социальные регуляторы, для того чтобы отделить звериное от человеческого. Не появись в первобытных коллективах жесткие социальные запреты, ограничивающие звериные инстинкты в человеке, человечество, известное нам, никогда бы не возникло.

Со времен установления в племенном обществе первых табу человеческое сообщество, разумеется, далеко ушло в своем развитии. В ходе исторического процесса одни табу исчезали, другие возникали, третьи трансформировались до неузнаваемости. Однако определенная преемственность в части принципиальных социальных запретов наблюдается и в пришедшем вместе с капитализмом мире Модерна. В первую очередь речь о сохраняющемся запрете инцеста, педофилии и гомосексуализма, а также о традиционном понимании социальных ролей мужчины и женщины. Эти императивные нормы не просто основывались на христианской морали, но были так или иначе закреплены в национальных законодательствах. Они фиксировали определенный образ человека, а также характер его взаимоотношений с обществом и государством.

Однако в наши дни традиционные социальные нормы эпохи Модерна подвергаются колоссальной постмодернистской ревизии. Причем атака ведется уже не только на социальные нормы, мораль и нравственность, но и на формальный закон, который всегда был святая святых западного буржуазного общества. Ведь именно закон призван регулировать хаотичные взаимоотношения индивидов-атомов такого общества.

Отметим, что национальные законодательные нормы, которые со времен буржуазных революций стали всеобъемлюще регулировать жизнь европейских стран, вскоре начали приводиться к общему знаменателю. Окончательно эта тенденция оформилась уже после Второй мировой войны.

Послевоенный миропорядок был компромиссом капиталистического и социалистического образов жизни. Посредством диалога стран — победительниц во Второй мировой войне, стали приниматься универсальные международно-правовые акты.

Одним из ключевых направлений, в рамках которого были созданы суперважные правовые нормы, стали права человека. Всеобщая декларация прав человека, международные пакты о гражданских и политических, а также о социальных, экономических и культурных правах — вот лишь немногие из фундаментальных документов той эпохи. Причем внутри этой правовой эпохи мы, по сути, находимся и сегодня.

В этой связи крайне примечательно, что ни в одном из вышеуказанных документов не упоминается о правах ЛГБТ либо о гендерных правах в их современном (постмодернистском) понимании. Наоборот, в них прослеживается вполне консервативный подход к межполовым и семейным отношениям. Так, в статье 10 Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах указано, что семья является «естественной и основной ячейкой общества», ключевой задачей которой является забота о детях и их воспитание. Очевидно, что в этой статье говорится исключительно о традиционной («естественной») семье и не подразумевается иных ее трактовок.

Примечателен Пакт и тем вниманием, которое в нем уделяется роли женщины в обществе. В той же 10-й статье мы можем прочитать: «Особая охрана должна предоставляться матерям в течение разумного периода до и после родов». То есть формулируется ключевая социальная роль женщины как роженицы и матери, которая ныне стала для западной юриспруденции порицаемым «гендерным стереотипом».

Традиционный образ человека четко прослеживается и в других международных документах, включая Европейскую конвенцию о защите прав человека и основных свобод. Например, в статье 12 этого акта делается акцент на том, что именно «мужчины и женщины, достигшие брачного возраста, имеют право вступать в брак и создавать семью». Напомним, что на основании этого документа должен действовать Европейский суд по правам человека, который сейчас в своих решениях всё дальше отходит от образа человека и семьи, закрепленного в Конвенции, по сути, искажая содержащийся в ней традиционный образ человека.

Все вышеперечисленные нормы являются неотъемлемыми юридическими конструкциями общества Модерна. Однако в последние несколько десятков лет наметилась крайне тревожная тенденция. Опасаясь действий «в лоб», различные надгосударственные структуры, без изменений реального текста международных актов стали при помощи крайне вольных интерпретаций трансформировать до неузнаваемости изначальный смысл этих документов. К сожалению, подобной «самодеятельностью» начинают заниматься уже и различные структуры ООН.

Так, в 2008 году Генеральной Ассамблеей ООН была принята скандальная Декларация по вопросам сексуальной ориентации и гендерной идентичности. Документ был подписан подавляющим большинством стран Северной и Южной Америк, а также Европы. Отказались от подписания Россия, Китай, КНДР, Индия, Турция и некоторые другие. Ближневосточные и североафриканские государства выступили с альтернативным заявлением. Сама декларация довольно лаконична и может быть выражена одной фразой: «Права человека в равной степени относятся к каждому человеку, независимо от сексуальной ориентации или гендерной идентичности».

Конкретным содержанием эти скудные строки вскоре начали наполняться через акты различных структур ООН. В этой связи особый интерес представляет методичка ООН «Рождены свободными и равными», изданная в 2012 году. В ней обобщено немалое количество решений ооновских структур, которые позволяют составить целостную картину мутации образа человека и его прав на Западе. Так, согласно этой методичке, в 2009 году комитет ООН по экономическим, социальным и культурным правам отметил, что «лица, являющиеся трансгендерами, транссексуалами или интерсексуалами, часто страдают от таких серьезных нарушений прав человека, как преследования в школе». Более того, далее приводятся замечания комитета ООН по правам ребенка, который безапелляционно указывает, что ключевыми правами ребенка являются права на сексуальную ориентацию и гендерную идентичность.

Бороться за такие права детей ООН предлагает путем переориентирования всей системы образования и СМИ: «ЛГБТ и интерсексуалы часто становятся объектами насилия и преследований... со стороны одноклассников и учителей. Борьба с предрассудками... создает необходимость в совместных усилиях школы и руководящих органов сферы образования, а также в интегрировании принципов недискриминации и многообразия в учебные программы и педагогическую практику. Кроме того, свою роль... должны сыграть средства массовой информации, в том числе телевизионные программы, пользующиеся популярностью среди молодежи».

Если же какие-то родители захотят оградить своих детей от подобной информации, то окажется, что они вовсе не реализуют свое законное право на воспитание, а наоборот, нарушают права детей. Поскольку, по мнению комитета по правам ребенка ООН, «право на образование включает в себя право на получение комплексных, точных и адаптированных с учетом возраста сведений о человеческой сексуальности, доступ к которым позволяет молодым людям вести здоровый образ жизни, принимать информированные решения, а также защищать себя и других от инфекций, передаваемых половым путем». И пусть читателя не смущают слова про «адаптированность с учетом возраста». Как показывает практика многих европейских стран, под этим понимается необходимость предоставления детям уже с 0 лет информации о видах сексуальных отношений, гомосексуализме, мастурбации и так далее. Причем подобные меры довольно подробно прописываются, например, в стандартах сексуального образования в Европе, разработанных европейским бюро Всемирной организации здравоохранения при ООН.

В итоге получается, что, несмотря на неудобный для современных лоббистов идеологии ЛГБТ факт закрепления консервативного подхода к пониманию семьи и прав детей в ключевых международных документах по правам человека, эти идеологи уже на уровне ООН начинают выворачивать наизнанку первоначальный смысл данных правовых актов. Причем важно подчеркнуть, что проводники гендерной идеологии не противопоставляют свои концепты уже сложившимся нормам международного права. Наоборот, они утверждают, будто наиболее авторитетные международные акты в сфере прав человека, запрещая дискриминацию, как раз и предусматривают необходимость широчайшей защиты ЛГБТ-ценностей.

Налицо активное формирование постмодернистского симулякра, когда авторитетная форма наполняется совершенно чуждым ей содержанием. В основе же этого нового содержания лежит ставка на тотальную, ничем не сдерживаемую абсолютизацию индивидуализма.

Если согласно классическим нормам западной юриспруденции ребенок существенно ограничивался в свои правах до наступления совершеннолетия, а все ключевые решения за него принимались родителями, то новый гендерно-толерантный подход уже отрицает саму допустимость этого ограничения. Отныне ребенок, по сути, уже рождается совершеннолетним и с 0 лет обладает достаточной дееспособностью для того, чтобы определять свою сексуальную ориентацию и гендерную идентичность (а чуть повзрослев — изменять пол). В сущности, это ставка на всеразъедающий релятивизм, при котором никакого общества, в привычном для нас виде, существовать уже не может.

Всё это тянет на такую социальную трансформацию, которая по своему масштабу сравнима разве что с переходом от первобытного человеческого стада к родоплеменному строю. Но только наоборот. Перефразируя Поля Лафарга, можно сказать, что постмодернистская мутация образа человека, наблюдаемая нами сегодня, способна произвести такой силы и глубины переворот в инстинктах, страстях, идеях и нравах людей, какого не произвел бы возврат капиталистической собственности в общее достояние. В конечном счете, даже при смене формаций никогда не отменялись фундаментальные социальные запреты, табуирующие всё зверино-инстинктивное в человеке.

Впрочем, с прискорбием можно констатировать, что большая часть российской политической элиты и отечественной интеллигенции, не имея своих заманчивых образов будущего (включая и образ человека), будет очаровываться любыми западными нововведениями. Вместе с тем, как показал проведенный «Сутью времени» соцопрос АКСИО-4, абсолютное народное большинство твердо стоит на позициях традиционных семейных ценностей, поскольку понимает, что это рубеж, сдача которого будет означать смерть. В итоге разрыв между элитой и интеллигенцией с одной стороны и народом с другой угрожающе нарастает. Дальнейшее существование России в таком режиме «раздвоения» рано или поздно станет влиять на стабильность нашего общества. И усидеть на двух стульях — проевропейскости и антиевропейскости — у российской власти вряд ли получится.

Россия сегодня должна как минимум встать на защиту того традиционного образа человека, который еще в середине XX века был зафиксирован в ключевых международных актах в сфере прав человека. Причем мы наверняка не останемся в одиночестве, поскольку даже в западных странах, где процесс ценностной мутации зашел достаточно далеко, борьба против мутирующих социальных институтов идет и идет с нарастанием.