28 марта исполнилось 150 лет со дня рождения Максима Горького. Никто никогда — ни у нас в стране, ни за рубежом — не отрицал масштаба творческой личности Горького.
Литературоведы, принадлежащие к разным школам, были одинаковы в своей оценке такого произведения Горького, как «Жизнь Клима Самгина». Это произведение они считали вполне сопоставимым и с «Тихим Доном» Шолохова, и с «Волшебной горой» Томаса Манна.
Драматургия Горького наряду с драматургией Чехова сформировала облик отечественного и мирового театра. Можно спорить о том, должен ли был МХАТ именоваться МХАТом имени Горького или МХАТом имени Чехова. Но то, что для МХАТа, да и для мирового театра имена Горького и Чехова как драматургов сопоставимы, достаточно очевидно.
Отношение к юбилею одного из крупнейших писателей XX века, к сожалению, обусловлено в современной России тем, что Горький не только один из крупнейших писателей XX столетия, не только один из признанных в мире учителей жизни, таких как Толстой, Рабиндранат Тагор или Ромен Роллан. Горький еще и обладатель очень четко выраженной гражданской политической позиции. Он написал своего «Буревестника» в преддверии революции 1905 года. Он написал роман «Мать», который является одним из наиболее определенных в плане симпатии к большевизму произведением досоветской российской литературы. Он поддерживал большевиков не только словом, но и деньгами. У него на Капри они проводили свои школы. Он был другом Ленина.
Никакие сложности в отношениях между Горьким и победившей большевистской властью не в состоянии отменить непреложность того факта, что именно Горький, как и Маяковский, сформировал облик советской литературы, причем не только своей собственной писательской деятельностью, но и своей общественной работой, своим духовным учительством.
Еще одна грань таланта Горького, которую сейчас необходимо обсудить, раскрывается нам при знакомстве с философско-художественным, а иногда и просто философским творчеством автора. Горький не только великий художник, он еще и философ-богостроитель. Фактически создатель богостроительской школы. К этой школе в большей или меньше степени присоединялись Богданов, Луначарский и другие. Но именно Горький сформулировал основные идеи богостроительства в той форме, в какой только и могут быть сформулированы такие идеи. В форме притч, иносказаний, доведенных до абсолютной символичности художественных образов.
Этот аспект творчества Горького замалчивался в советское время по вполне понятной причине. Богостроительство получило крайне негативную критическую оценку Ленина. Ленин яростно боролся с богостроительством. Он называл его протаскиванием в большевизм реакционной поповщины. Борясь с богостроительством, Ленин никогда не боролся с богостроителями. Ни Богданов, ни Луначарский, ни уж тем более Горький не становились чужими для Ленина по причине своей приверженности к богостроительству.
Что касается Горького, то Ленин считал его богостроительство этакой причудой гения.
Казалось бы, в постсоветский период, богостроительство Горького должно бы было обсуждаться без оглядки на авторитет Ленина. Но не тут-то было. Постсоветские хозяева жизни слишком хорошо понимали, что горьковское богостроительство для них даже опаснее, чем классический ленинизм. Почему?
Прежде всего, потому что ленинизм, классический марксизм скомпрометированы крушением СССР. А богостроительство Горького, являясь модификацией всё той же красной идеологии, не скомпрометировано этим обрушением.
А еще потому, что наступила эпоха особого спроса на высшие смыслы, на такую идеологию, которая, оставаясь идеологией по своему содержанию, является еще и антропологией по своему гуманистическому пафосу. Безусловность антропологического содержания в идеологии и художественном творчестве Горького ставит на повестку дня вопрос о сходстве гуманизма Маркса и гуманизма Горького, притом что и марксистский, и горьковский гуманизм, одинаково входят в то течение, которое уже давно именуется новым гуманизмом.
Сейчас в мире стремительно нарастает дегуманизация. С придыханием говорится о постчеловеке, конце проекта Человек и так далее. Резервы классического гуманизма очевидным образом выработаны. А значит, будущее будет определяться либо антигуманизмом, либо новым гуманизмом. Но нет и не может быть развития нового гуманизма без анализа гуманистического содержания марксизма и гуманистического содержания философско-художественного творчества Горького.
Давайте сравним высказывания двух этих новых гуманистов, обращая внимание на сходство общего гуманистического посыла, а не на расхождение в вопросе о том, как будет развиваться новый гуманизм в новых общественных условиях.
Маркс говорил, что грядущий коммунизм и есть новый гуманизм, «есть действительное разрешение противоречия между человеком и природой, человеком и человеком, подлинное разрешение спора между существованием и сущностью, между опредмечиванием и самоутверждением, между свободой и необходимостью, между индивидом и родом».
А вот что Горький утверждает в своей философско-художественной притче о человеке: «И призван я, чтоб осветить весь мир, расплавить тьму его загадок тайных, найти гармонию между собой и миром, в себе самом гармонию создать и, озарив весь мрачный хаос жизни на этой исстрадавшейся земле, покрытой, как накожною болезнью, корой несчастий, скорби, горя, злобы, — всю злую грязь с нее смести в могилу прошлого!»
Разве не очевидно наличие общего посыла у философов, занимающих разные позиции в вопросе о новом гуманизме, но одинаково принадлежащих к новогуманистическому направлению.
Маркс считал, что гармонию между природой и человеком, которую он ставил во главу угла, как и Горький, можно обеспечить, только положительно упразднив частную собственность, возвратив человека «к самому себе как человеку общественному, т. е. человечному».
Горький не так сконцентрирован на экономической проблематике, как Маркс, но он очень далек от того, чтобы отрицать роль этой проблематики в формировании нового человека.
«Росла всеразделяющая частная собственность, обостряя отношения людей, возникали непримиримые противоречия», — пишет он в статье «Разрушение личности».
Маркс мучительно размышляет об отчуждении человека от своей родовой сущности. То есть от народа.
А вот по тому же поводу — Горький. «Народ не только сила, создающая все материальные ценности, он — единственный и неиссякаемый источник ценностей духовных», — пишет Горький, утверждая, что индивидуум никогда не создавал ни одного художественного «обобщения, в корне коего не лежало бы народное творчество». Писатель продолжает: «Мы еще не имеем достаточного количества данных для суждения о творческой работе коллектива — о технике создания героя, но, мне кажется, объединяя наши знания по вопросу, дополняя их догадками, мы уже можем приблизительно очертить этот процесс». И далее Горький описывает, как в состоянии тесного общения людей друг с другом на заре человечества личный опыт вливался в запас коллективного, а весь коллективный опыт становился достоянием каждого члена группы.
Маркс в своих тезисах о Фейербахе пишет: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его». Маркс настаивает на необходимости устранения противоположности труда умственного и физического, тем самым превращая труд человека в проективную деятельность — сознательное, творческое изменение мира. Именно этой деятельностью человек отличается от животных, которые приспосабливаются к окружающему миру. Мысль философов, соединенная с действием, должна изменить мир в направлении достижения гармонии. И Горький солидарен с этой мыслью Маркса. Именно мысль, реализованная действием человека, должна изменить мир.
«Я создан Мыслию затем, чтоб опрокинуть, разрушить, растоптать все старое, все тесное и грязное, все злое, — и новое создать на выкованных Мыслью незыблемых устоях свободы, красоты и — уваженья к людям!» — провозгласил Горький в эссе «Человек». И там же: «Смысл жизни — вижу в творчестве, а творчество самодовлеет и безгранично!»
Для Горького, как и для Маркса, смысл человеческой жизни — в творчестве и борьбе. Воспевая «безумство храбрых», писатель настаивает, что мечты, внешне кажущиеся безумными, способны окрылять Мысль — зажигать души, возбуждать жизнь, призывать к битве за гармонию и давать силы для этой борьбы.
При этом и для Маркса, который считал смыслом жизни именно борьбу, и для Горького борьба является не просто средством достижения цели, а непреходящим образом жизни: «И сознаю, что побеждают не те, которые берут плоды победы, а только те, что остаются на поле битвы...»
Немаловажно и то, что Горький рассматривал борьбу как то, чем человек должен руководствоваться, не только отвечая на внешние вызовы, но и отвечая на вызовы, проистекающие из его собственного несовершенства.
Покой и довольство собой Горький приравнивал к скотскому животному состоянию, а в возмущении таким состоянием видел причину развития человека:
«В союзе с Ложью, робкая Надежда поет ему о радостях покоя, поет о тихом счастье примиренья и мягкими, красивыми словами баюкает дремотствующий дух, толкая его в тину сладкой Лени и в лапы Скуки, дочери ее.
И, по внушенью близоруких чувств, он торопливо насыщает мозг и сердце приятным ядом той циничной Лжи, которая открыто учит, что Человеку нет пути иного, как путь на скотный двор спокойного довольства самим собою.
Но Мысль горда, и Человек ей дорог, — она вступает в злую битву с Ложью, и поле битвы — сердце Человека <...>
Но если Человек отравлен ядом Лжи неизлечимо и грустно верит, что на земле нет счастья выше полноты желудка и души, нет наслаждений выше сытости, покоя и мелких жизненных удобств, тогда в плену ликующего чувства печально опускает крылья Мысль и — дремлет, оставляя Человека во власти его сердца.<...>
И Человек теряет сам себя, перерожденный слабостью своею в животное без Гордости и Мысли...
Но если возмущенье вспыхнет в нем, оно разбудит Мысль, и — вновь идет он дальше, один сквозь терния своих ошибок, один средь жгучих искр своих сомнений, один среди развалин старых истин!»
Горький не ограничивался воспеванием нового человека, разработкой философии нового человека. Его интересовала революционная практика преобразования тех, кого так долго деформировало несправедливое устройство жизни. Горький знал об этих деформациях не понаслышке. Он никогда не идеализировал простого человека, сформированного российской буржуазной реальностью. Он понимал, что предстоит колоссальная работа по преобразованию этого человека. Работу эту Горький понимал как осуществление «всенародной интеллигентности».
Мечтая об этом, Горький ощущал огромный разрыв между мечтой и реальностью.
Горький видел в дикой грубости, некультурности, жестокости творящих революцию масс — беду, сводящую на нет все блага революции. «Этот народ должен много потрудиться для того, чтобы приобрести сознание своей личности, своего человеческого достоинства, этот народ должен быть прокален и очищен от рабства, вскормленного в нем, медленным огнем культуры. Опять культура? Да, снова культура. Я не знаю ничего иного, что может спасти нашу страну от гибели. <...> Если революция не способна тотчас же развить в стране напряженное культурное строительство, — тогда, с моей точки зрения, революция бесплодна, не имеет смысла, а мы — народ, неспособный к жизни», — утверждал Горький в заметках «Несвоевременные мысли. Заметки о революции и культуре 1917–1918 гг.».
Именно поэтому он солидаризовался с Иваном Станковым, который пишет в «Известиях Юга»: «Есть огромной важности задание всего социализма: это — поднятие уровня культуры, сознание личности, повышение личности и повышение всенародной интеллигентности. Есть лозунг: широко и сразу открыть двери Солнца, Красоты и Знания для всего народа, дабы не было неинтеллигентных, дабы наше деление на интеллигентных и неинтеллигентных возможно скорее стало диким пережитком старого строя, старых школ и систем».
Претворяя в жизнь собственные мысли о необходимости подъема культуры, Горький многое сделал и для доступа масс к сокровищницам мировой культуры, и для поддержки интеллигенции.
При его участии в 1919–1920 году были созданы Петроградская комиссия по улучшению быта ученых, а также Дом ученых в Петрограде, до сих пор являющийся творческим клубом научной интеллигенции, носящим имя М. Горького.
Именно Горький в 1919 году стал инициатором организации издательства «Всемирная литература» при Наркомпросе специально для перевода и выпуска зарубежной классики. До слияния в 1924 году с Ленгизом издательство выпустило 120 томов избранных произведений зарубежных писателей в старых и новых переводах. При участии Горького был создан «Дом искусств» (ДИСК) в Петрограде, ставший своеобразной литераторской коммуной.
Нарком просвещения РСФСР Анатолий Луначарский на торжественном заседании пленума Моссовета 31 мая 1928 года, состоявшемся в связи с приездом писателя в СССР, заявил: «Горький — большевик. Он принес в нашу партию огромный энтузиазм, восторженное отношение к борьбе и строительству, глубокую преданность, желание всем, чем он может, ответить требованиям партии». Нарком закончил свою речь словами: «Не слишком перегружайте его, а то ведь вы море: захотите покачать, да так качнете, едва душа выдержит; народ лев, — погладит лапой, да что-нибудь сорвет нужное у человека. Поэтому, товарищи, потише, поаккуратнее, поосторожнее. Конечно, он не инвалид. Он приехал в нашу молодую страну молодым. Вот посмотрите на него: совсем молодой. Он у нас еще много проживет и много еще поработает, а беречь нужно. Не потому, что он какая-то музейная ценность, — меня обвиняют все в том, что я музейные ценности берегу, — а потому, что он и сейчас еще умеет запустить руку в свое большое горячее сердце и выбросить оттуда пригоршню сокровищ, которым богаты будем не только мы, но и дети наши и внуки. Позвольте на этом закончить: Да здравствует великий рабочий класс и его великий писатель!»
Празднуя горьковский юбилей, размышляя по поводу важности Горького на нынешнем этапе нашей истории, мы не можем не присоединиться к такой оценке Горького, данной ему таким глубоко и тонко мыслящим человеком, как Анатолий Луначарский.