Одной из острых проблем сегодняшнего дня, к которым государство стремится привлечь внимание общества, является проблема сиротства. Точнее, возможность решения этой проблемы самыми гуманными (теперь это называется «дружелюбными к детям») способами. К каковым относится прежде всего создание квазисемейных условий для детей-сирот. Оставим в стороне вопрос о причинах такого повышенного внимания к сиротской проблеме: то, что касается подоплеки и целей ювенальной системы, многократно было обсуждено и в этой газете, и на ресурсах «Родительского Всероссийского Сопротивления». Возьмем проблему в «чистом виде», тем более что это действительно серьезная проблема, как бы спекулятивны ни были многие заявления и шаги в этой теме, как бы пиар, ее сопровождающий, ни побуждал от нее отмахнуться.

На наших глазах уже несколько лет подряд под причитания об ужасном «россиротпроме» идет так называемая деинституализация сферы призрения сирот. Государство стремительно сбрасывает свои обязательства по отношению к сиротам, перекладывая заботу на НКО и благотворительные фонды. В немалой степени оставляя за собой финансовую сторону, но... и только. А ведь работа с детьми, лишенными родителей, их воспитание и социализация ничуть не менее важная часть проблемы.

Если мы обсуждаем воспитание таких детей, то надо понимать, что ответственность за него отдается людям, которым государство его передоверило. И что государство должно отвечать за свой выбор. У государства должны быть сформулированные представления о том, какого человека предполагается получить в результате воспитания не в государственном, как прежде, учреждении, и какими методами эта цель может быть достигнута. Если данная функция передается неким НКО, зачастую являющимся иностранными агентами, то молодежь будут формировать они, и сугубо по своим критериям. Какие тут могут быть сомнения?

Когда А. С. Макаренко начинал работу в колонии для беспризорников, ему государством была поставлена цель — воспитание нового человека, «нашего» человека. И результатом его работы, да и работы целого поколения советских педагогов стали люди, сумевшие отстоять страну во время Великой Отечественной войны и потом восстановить ее разрушенное хозяйство и полететь в космос.

Постсоветское время выдвинуло иные приоритеты, исходя из простой, казалось бы, очевидной истины — что в семье лучше, чем в казенном учреждении. С этим, действительно, трудно поспорить.

Если о жизни ребенка в чужой семье опекунов можно сказать, что там основная воспитательная опасность — фактор денег в детско-взрослых отношениях (ребенок знает, что он не только не родной, но и источник дохода для семьи), то как только речь заходит о негосударственных воспитательных учреждениях, в полный рост встает вопрос, кто и зачем занят этой благотворительностью? Возможно даже, это никакая не благотворительность, а просто перекачка денег из бюджета в НКО, которые почему-то должны лучше решить проблему сиротства, чем это делали детдома и интернаты? Или всё еще хуже, и у благотворительного фонда есть свои цели и задачи? А почему нет? Особенно, если это иностранный благотворительный фонд. Например, воспитать детей в иной системе ценностей — чем не задача?

Одним из таких иностранных проектов, который все чаще упоминают на парадных мероприятиях и рекламируют как образец для педагогического подражания, оказался проект «Детские деревни — SOS». Что это такое? Приглядимся к чужому опыту. Вдруг наши подозрения напрасны, и это действительно новое слово в теме призрения сирот?

Транснациональная благотворительная организация «Детские деревни — SOS», созданная в конце 40-х годов в Австрии Германом Гмайнером, сегодня присутствует в 134 странах на всех континентах. В общей сложности в мире работают более 550 «Детских деревень — SOS» и еще более 1500 различных программ и проектов помощи детям в трудных жизненных ситуациях и при профилактике социального сиротства.

В России система «ДД-SOS» действует с 1995 года. Первая деревня была построена в Томилино на средства международного комитета SOS-KinderDorf. Затем пришли «SOS — Детские деревни — Норвегия» (SOS — Children’s Villages — Norway). Этот гуманитарный благотворительный фонд также проводит программы помощи приемным родителям и социальным работникам в получении навыков работы с детьми, потерявшими родителей, то есть внедряет собственные методы работы и, разумеется, ювенальной юстиции. «SOS — Детские деревни — Норвегия» и российский комитет «Детские деревни — SOS» совместно построили семейные детские дома в Кандалакше (Мурманская область). В 2010 г. «SOS — Детские деревни — Норвегия» была исключена из реестра Минюста РФ, но фонд продолжил финансировать детские деревни. В основном за счет иностранных фондов живут в России «ДД-SOS» и сейчас.

По представленным годовым отчетам «Детских деревень — SOS» в России с 2009 по 2016 годы была составлена статистика (см. Таблицу 1.) из которой видно, что иностранные спонсоры — это в основном очень крупные финансовые, консалтинговые и юридические компании, такие как Morgan Stanley International Foundation; Организация AIESEC (глобальная неполитическая независимая некоммерческая организация с целью раскрытия и развития лидерского и профессионального потенциала); Посольство Австрии в России; Evolution & Phylanthropy (зарегистрированная в Великобритании некоммерческая организация по управлению знаниями, которая является частью крупного холдинга и работает в основном в России); один из крупнейших финансовых конгломератов в мире HSBC; Boston Consulting Group; The International Women’s Club of Moscow; Немецкая евангелическо-лютеранская община св. Анны и св. Петра. И это только некоторые из спонсоров.

В общей сложности в год российской организации ДД-SOS поступает от 300 до 530 миллионов рублей, из которых доля иностранного финансирования составляет существенную часть, хотя можно проследить динамику снижения доли прямых иностранных инвестиций в процентном соотношении за последние годы. Так, доля иностранных пожертвований снизилась с 72 % в 2009 году до 42 % в 2016-м, но в 2015 году, например, количество пожертвований увеличилось с 306 до 526 миллионов рублей.

В целом из отчетов видно, что хотя доля иностранного финансирования и уменьшается, на место иностранцев приходят российские корпорации, зачастую имеющие иностранный капитал, в любом случае ориентированные на Запад и активно продвигающие западные ювенальные технологии. Яркий пример — Благотворительный фонд Елены и Геннадия Тимченко, не только финансирующий детскую деревню в Ленинградской области, но и включившийся в идеологическую, по сути, деятельность.

Сейчас Children’s villages International активно продвигают идею сбора данных, способных оценивать наиболее уязвимых детей, «чтобы ни один ребенок не был исключен из глобальных статистических карт». Буквально то же самое мы слышали недавно из уст председателя Наблюдательного совета Фонда Тимченко Ксении Франк (см. статью В. Родионовой в № 255 нашей газеты). То есть кем-то ставится задача глобального контроля над всеми детьми мира, а решается она через систему «Детских деревень — SOS».

В сети интернет всё заполнено благожелательными отзывами о детских деревнях. Но что стоит за красивой витриной, если информационное содержание в отзывах почти нулевое? В самом деле, не считать же информацией яркие цветные фото с улыбающимися детьми и игровыми площадками, оборудованными по западным образцам? При том, что такие важные для понимания происходящего вещи, как принципы отбора детей и сотрудников, педагогические основы воспитания, нравственные основы, которыми руководствуются воспитатели, ценности, прививаемые детям, — это всё остается за скобками рекламных материалов.

На русском языке серьезных исследований этой транснациональной организации нет, но есть опубликованная в 1992 году книга Елены Брусковой «С миру по шиллингу». В середине 70-х проживающая с мужем в Австрии внештатный корреспондент «Комсомолки» Елена Брускова позвонила в редакцию и сказала, что хочет написать об австрийском педагоге Гмайнере и о придуманной им особой системе семейного воспитания сирот — «Детской деревне — SOS». Тогда еще сработала здоровая реакция, и редактор удивился: «Лена, ты с ума сошла! Какой-то австрияк, бывший солдат вермахта, какие-то одинокие мамы-католички, и все эти деревни существуют за счет благотворительности... Да кто ж такое напечатает?»

Опубликовать в отечественной прессе статьи о Германе Гмайнере и о его «Детских деревнях — SOS» Елена Брускова смогла лишь в конце 80-х, когда наш иммунитет уже был отключен и шел процесс разрушения советского государства. В книге, во-первых, не скрывается факт того, что основатель и основной руководитель этого проекта Герман Гмайнер прошел всю войну, вплоть до мая 1945 года в рядах вермахта в ранге унтер-офицера. Заметим, что в обязанности этого состава вермахта входило не только умение выполнять все функции своих подчиненных, но и навыки управления десятками человек в бою. Подавляющее большинство унтер-офицеров получали звание только после специальной подготовки, продолжавшейся в течение шести месяцев, и сдачи ряда зачетов. Большое внимание уделялось их идеологической обработке. В соответствии с теоретическими постулатами нацистов, им внушали идеи о расовом превосходстве немцев над другими народами, о необходимости приобретения нового «жизненного пространства» для Германии, о непобедимости вермахта.

Трудно представить, что молодой человек, прошедший такую школу, да еще повоевавший на Восточном фронте, остался «чистым листом». Однако проживающая на Западе внештатный корреспондент КП с трудной задачей справилась и нарисовала читателю портрет молодого гения и гуманиста в незамутненно розовых тонах. «Шесть долгих лет длилась для него война. ... Но что может сделать бывший младший офицер двадцати шести лет, не получивший даже аттестата зрелости?» — всхлипывает Брускова и продолжает восхищаться величием Гмайнера. В чем это величие, так и остается неясным.

На других языках все-таки можно найти более интересные исследования.

Так, например, профессор современной истории Инсбрукского университета Хорст Шрайбер, член общества Михаэля Гайсмайра, опубликовавший немало исследований, касающихся выявления связей с нацистами самых разных организаций и фирм, профсоюзных и женских объединений, а также исследований об истории антифашистского сопротивления в Австрии, в 2014 году провел тщательное изучение организации на предмет применения насилия. Его книга называется «Принуждены к молчанию». То, что он обнаружил, довольно сильно расходится с тиражируемой о системе «великого Гмайнера» информацией и заявленными ценностями.

Вот что Хорст Шрайбер сообщает об атмосфере в первых «ДД-SOS» в Австрии.

«ДД-SOS» были задуманы Германом Гмайнером как система, альтернативная государственной системе воспитательных сиротских домов, что в послевоенные годы было актуальной проблемой. Новизна идеи заключалась в том, что детей как бы «усыновляла» (на самом же деле — просто брала под опеку, и это — принципиальный момент!) одинокая женщина, незамужняя или вдова. Несколько таких женщин составляли деревню, а руководил процессом мужчина, главный по деревне или «дорфляйтер», который должен был решать чисто мужские задачи: снабжение, ремонт, сложные воспитательные вопросы. Дорфляйтер же поддерживал связь непосредственно с руководителем, то есть с Германом Гмайнером. Получалось, что такая система призрения детей решала сразу две социальные проблемы: содержание детей и предоставление женщинам работы (хоть и за весьма скромную оплату) и важной социальной роли.

Изначально детские деревни создавались как крайне жесткая структура, в которой от женщин ожидалось полная покорность дорфляйтеру. Проживали SOS-семьи в построенных за счет пожертвований домах, принадлежащих частному фонду. На роль SOS-мам отбирались одинокие женщины-католички, воспитанные в строгих патриархальных правилах и привыкшие к тяжелой работе, практически дающие обет безбрачия. Отбор производился персонально среди девушек и молодых женщин, имевших в послевоенной Австрии наименьшие шансы выйти замуж, — батрачек и незаконнорожденных. Любое проявление индивидуальности у женщин рассматривалось как нежелательное. Супруг как воспитатель просто не предусматривался. Модель «ДД-SOS» вообще и ее нижнее звено — отдельная семья — матерецентричны. Никакого педагогического образования для этих женщин не требовалось и не предполагалось. Даже наоборот, предпочтение отдавалось «природному материнскому инстинкту».

SOS-матери были завалены работой. Первое время на каждую мать приходилось по девять детей, и лишь спустя несколько десятилетий эта нагрузка сократилась до 4–6 человек. Современный термин-приговор югендамтов Германии и Австрии (надзорных органов, куда входят и органы опеки) по отношению к не справляющимся со своими обязанностями родным матерям — «перегрузка» — сегодня может использоваться уже и при наличии одного ребенка. При наличии девяти эта «перегрузка» запрограммирована. Что могла дать такая SOS-мать девятерым детям? Но будем считать, что в послевоенное время особо выбирать не приходилось. Хотя нельзя не подчеркнуть, что советская система детских домов, столкнувшаяся с еще более массовым сиротством в те же годы, была организована на совершенно иных и несравненно лучших педагогических принципах, то есть уточним: это именно вопрос идейных ориентиров.

Шрайбер приводит воспоминания детей, которые относились к пребыванию в детских деревнях как к способу выживания, но об установлении полноценного эмоционального контакта с воспитательницами речи не было. В книге можно найти немало примеров того, как детям-подросткам отказывали в продлении пребывания в деревне, как они по достижении совершеннолетия оказывались в буквальном смысле на улице — без жилья и работы, и «матери» либо относились к этому спокойно, либо не имели возможности ничего изменить, поскольку их мнение не принималось к рассмотрению ни дорфляйтером, ни более высоким руководством «Детских деревень — SOS». Автор приходит к выводу, что дети там не воспитывались, а просто содержались — у матери-SOS на иное не было времени. Позднее в детских деревнях появились квалифицированные психологи, врачи, педагоги, призванные в случае необходимости помогать матери осуществлять воспитательные функции.

В книге описаны также случаи сокрытия сексуальных домогательств к воспитанникам, в том числе со стороны известного в городе человека, жена которого работала секретаршей в SOS-деревне. Дело, несмотря на явные доказательства преступления, замяли, и оно не получило хода даже на уровне центрального управления деревнями в Австрии.

И такие случаи не были единичными. На философию SOS-деревни сильно повлиял доктор Франц Вурст, которого позднее уличили в массовом насилии физического и сексуального характера: в клинику, где он работал, детей из детских деревень отправляли нередко. На жалобы детей внимания попросту не обращали, а изнасилованным девочкам внушалось, в первую очередь SOS-матерями, что они сами несут свою часть вины за произошедшее (мол, соблазняла мужчин своим присутствием). При этом нельзя забывать, что у детских деревень была мощная религиозная основа, а католические священники были глубоко интегрированы в создание деревень, поэтому описанные мерзости выглядят особенно циничными.

Из всего этого можно сделать вывод, что в закрытой системе SOS-деревень в первую очередь заботились о своем имидже и все компрометирующие случаи сознательно замалчивали, что в принципе порождало безнаказанность преступлений против детей. Но может быть, это издержки первого сложного периода? Однако такая же проблема существует и сейчас. В Латинской Америке в соцсетях создаются целые группы пострадавших от сексуального насилия в «Детских деревнях — SOS». Но все случаи по-прежнему тщательно скрываются.

Вопрос отбора детей в деревни тоже представляет интерес. Идея альтернативной системы предполагала, что дети будут расти в среде, близкой к естественной, где есть мать, братья и сестры, дом, деревня. Брать туда предполагалось детей до 12 лет, и они могли оставаться в деревне только до совершеннолетия. От детей старше возрастом и детей, которым требовалось только временное пребывание, принципиально отказывались. Дети, предназначенные для воспитания в SOS-семьях, «не должны были требовать постоянного присмотра и ухода и не должны были нуждаться в специальных методиках развития, а также не должны были иметь особенностей или нарушений поведения» — то есть, попросту говоря, они должны были быть физически, психически и умственно здоровы. Еще более попросту — нужен был «отборный материал», не доставляющий хлопот.

Занимался отбором детей весьма примечательный человек, который, наряду с Г. Гмайнером, считается основателем детских деревень — Ганс Аспергер.

Ганс Аспергер по сей день почитается как один из наиболее влиятельных венских врачей-психиатров, с 1932 года он заведовал лечебно-педагогическим отделением университетской детской клиники в Вене. Он сохранял свой пост и при нацистском режиме. Историк Хервиг Чех пишет, что он не был членом НСДАП и состоял в организации «Национал-социалистическая народная благотворительность». Он выступал как судебно-медицинский эксперт в делах, касающихся юношества. О практиках стерилизации и даже уничтожения «неполноценного» населения при нацистском режиме есть огромное количество информации. И хотя Аспергер не был сторонником жестких мер селекции и евгеники, он не мог не участвовать в этом, оставаясь на своей должности при нацистском режиме. В 1964 году он стал также заведующим лечебно-педагогическим отделением в «Детской деревне — SOS» в Хинтербрюле под Веной и пребывал на этой должности до самой своей смерти в октябре 1980-го.

Ганс Аспергер тесно сотрудничал с органами опеки «Югендамт» и подконтрольными им учреждениями, он автор более чем 300 монографий и среди них — классического труда по лечебной педагогике. Как преподаватель и руководитель он сильно повлиял на австрийскую лечебную педагогику и детскую и подростковую психиатрию. Его ученики находятся сегодня на ведущих позициях в лечебно-педагогических отделениях, органах опеки, надзорных органах, а также в лечебно-педагогических отделениях «ДД-SOS». Именем Аспергера также назван описанный им синдром, психическое расстройство, прежде всего у детей, для которого характерно стойкое нарушение социального взаимодействия.

Отметим, что информацию о роде занятий Аспергера во время Второй мировой войны найти невозможно, и это очень настораживает. В его биографиях лишь скупо упоминается, что он служил военным врачом в Хорватии. Напомним, именно на территории Хорватии находился во время войны один из самых страшных лагерей смерти — Ясеновац, где хорватскими усташами было уничтожено более 700 000 человек. Известно, что Аспергер опубликовал в 1944 году, то есть как раз во время службы военным врачом, описание синдрома, названного позднее его именем. Где именно он собирал материал для своих научных изысканий — история умалчивает.

В книге Хорста Шрайбера приводится немало примеров того, как Аспергер выносил свои медицинские вердикты, применяя к детям вполне холодные формулировки, фактически на грани расистских и евгенических. Например, трудности с обучением надлежит считать «признаком низкой одаренности по причине дебильности», этих детей рекомендуется отправлять в специализированный интернат. Под специализированным интернатом, уточним, понималось заведение, больше похожее на тюрьму — с решетками и постоянно запертыми дверями, где применялась «воспитательная химия», то есть успокоительные или гормоноподавляющие препараты.

А вот свидетельство другого автора о евгеническом подходе, бытующем в «гуманистическом» начинании Гмайнера–Аспергера: «В SOS-деревнях дети подвергались селекции по признаку даже незначительных физических недостатков (например, одна ножка короче) и могли попасть в отделение психиатрии по наблюдению за больными доктора Новак-Вогель в г. Инсбрук, где их избивали и издевались над ними. Их дальнейшей судьбой было размещение в многочисленных Тирольских воспитательно-исправительных центрах для малолетних. Спрашивается, о чем же думали в SOS-деревнях, проводя такую политику? Может быть, это были отголоски той (фашистской, — прим. переводчика) идеологии, стремившейся создать нового идеального человека, проворного как гончая, крепкого как кожа и твердого как Крупповская сталь?» Это — цитата из книги «Место преступления — детский дом» Ханса Вайса, независимого исследователя и писателя, работавшего несколько месяцев психологом в «Детских деревнях — SOS» в 1976 году. Подчеркнем: не в 1946-м или даже 1956-м, а спустя 30 лет после окончания войны! Тезисы его диссертации, свидетельствовавшие об ужасном состоянии клиники, вызвали скандал, приведший к реорганизации психиатрической службы Австрии, а обнародованные факты из деятельности «Детских деревень — SOS» до сих пор называют «репортажем о широкомасштабном преступлении против человечества».

Эта система начала меняться лишь в 90-е годы, уже после смерти и Г. Гмайнера, и Г. Аспергера. Но никакие изменения не отменяют факта глубокого несовпадения деклараций и реальности. И уж тем более не стоит обольщаться насчет характера изменений, затронувших всю мировую систему воспитания детей, оставшихся без попечения родителей. Заявленные благие цели вовсе не обязательно создают благую реальность. Конечно, тут надо разделять конкретных SOS-мам в конкретной стране, которые, возможно, и пытаются сделать для конкретных детей лучшее, что от них зависит, и транснациональную систему, достаточно жестко продвигающую свои приоритеты и представления о будущем.

Но вернемся к Хорсту Шрайберу. Как он отмечает, причиной той негативной реальности, которая сложилась в «ДД-SOS», была излишняя опора создателей системы на «материнские инстинкты» воспитательниц. Постепенные улучшения стали наблюдаться, когда женщины начали получать хоть какое-то образование, позволившее им вовремя распознавать и решать возникающие педагогические проблемы. Но и тут во главе угла был материнский инстинкт, а не наука. Поскольку образование SOS-матерей было не педагогическим, а хозяйственным.

Читая это, понимаешь, что для улучшения системы призрения детей у нас, где воспитателями в детских домах были только люди со специальным образованием, достаточно было лишь уменьшить группы и немного изменить бытовые условия. Ведь главное всё же — квалифицированные воспитатели, умеющие профессионально работать с детскими группами, распознавать и разрешать конфликты, правильно организовывать детей. Возможно, наши педагоги по-разному справлялись с этими задачами, и, конечно, наряду с хорошими были и плохие детдома, не будем идеализировать без разбору, — ну так и надо было разбираться!

Что мы имеем на этом фронте сейчас?

По факту в России пытаются отойти от классической системы SOS-деревень и позволяют селиться в коттеджи семьям с родными детьми, которые взяли как минимум еще двух приемных. Но такая система радикально отличается от изначальной модели, и тогда не следует представлять «ДД-SOS» как образцовую организацию, да еще и ставить ее отдельной строкой в Национальной стратегии!

Также они не могут быть образцом решения проблемы, потому что их материальное благополучие — следствие частных пожертвований, государственная доля невелика. То, что вся структура зависит от частной благотворительности, — вдвойне, втройне опасно. Сегодня пожертвования есть, и все любуются на пригожие домики, а завтра их нет — и что прикажете делать? Выкидывать детей на улицу? Отправлять за океан на услужливо подогнанном «спасательном катере»?

Далее. Насколько серьезно проверяют эту структуру надзорные органы? Ясно, что опека их проверяет так же плохо, как на деле происходит и с приемными замещающими семьями. И даже хуже, поскольку «принадлежность» приемных семей очевидна, а c детскими деревнями есть большие сомнения. Ведь кто платит, тот и заказывает музыку. А вопрос о юрисдикции? Был конфликт, когда одна из деревень вывесила у себя норвежский флаг. Флаг в результате убрали, но «осадочек остался» — может, скоро нам объяснят, что всё это — экстерриториальные образования?

С отечественным законодательством данная форма устройства детей тоже не дружит: «Детская деревня — SOS» не может считаться устройством семейного типа, так как это формально частный детский дом в неузаконенной форме: опека оформляется на директора деревни, который делегирует полномочия наемной SOS-маме.

Несмотря на все эти «странности» «Детские деревни — SOS» энергично действуют в идеологическом поле — продвигают систему профессионализации родительства, занимаются лоббизмом проектов по профилактике социального сиротства и сбору данных о семьях на международном уровне и в странах присутствия.

Школы приемного родительства и службы сопровождения, которые организуются частными фондами и ангажированными структурами через финансируемые ими НКО, изначально предполагают обучение будущих «профессиональных родителей» в интересах спонсоров. А это значит, что будут бесконтрольно продвигаться — и уже продвигаются — чуждые России идеологические установки. Тут и секты, и секспросвет с раннего возраста, и выбор гендерной идентичности, и специфическая профилактика ВИЧ... Много различных технологий, которые на Западе сейчас цветут пышным цветом, можно протащить и в Россию, дабы использовать для разрушения семьи и государства. А еще для того, чтобы спецтехнологиями создать однородную манипулируемую массу молодых людей, которые примут свое рабство добровольно.

Пафосно звучащее «Детская деревня — SOS» — это весьма небезобидная транснациональная затея с глубоким непрозрачным бэкграундом и своей ролью в едином глобалистском сценарии. Российскому обществу, привычно легкомысленно относящемуся к неявным угрозам, пора бы услышать сигнал бедствия.