17 декабря 2020 года президент России Владимир Путин в ходе своей большой пресс-конференции заявил: «Конечно, онлайн-система, такой формат не заменит никогда прямого личного контакта между студентом, учащимся и преподавателем. Во всяком случае, этого еще очень долго не произойдет. Мне не нужно, мне кажется, вдаваться в детали, в подробности, все и так понимают, что я имею в виду».
Понятно, что президент не мог вдаваться в подробности в силу формата мероприятия. Между тем, вопрос о том, возможна ли равноценная замена прямого контакта учителя и ученика какими-то техническими средствами, является весьма существенным, если не краеугольным в нынешней ситуации весьма навязчивого внедрения дистанционных и цифровых образовательных технологий.
Это тем более так, если вспомнить, что спецпредставитель президента РФ по цифровому и технологическому развитию Дмитрий Песков еще в 2009 году заявлял, что учителей в образовании будущего заменят некие «электронные тьюторы».
То есть установка на выведение учителей из образовательного процесса родилась не внезапно. Напротив, это многолетняя целенаправленная политика, которая лишь активизировалась в связи с ситуацией вокруг COVID-19. И к одному Пескову здесь всё не сводится.
Например, ему вторит активный сторонник всесторонней цифровизации жизни общества Герман Греф. Свой идеал школы Греф описывает так: «Выкинули знания. Над знаниями работают только сами ученики. В школах практически нигде нет столов. У каждого ученика есть самый дешевый компьютер. База данных со всеми электронными учебниками».
А в ходе процесса электронного «обучения», согласно всё тому же Пескову, за учениками будут следить системы искусственного интеллекта. Их задачей будет отбор персоналий по заданным критериям, чтобы затем отобранные эксплуатировались корпорациями-заказчиками «по полной программе». При этом Песков ничтоже сумняшеся уточняет: «Мы это называем у себя на внутреннем сленге «возвращение работорговли».
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! То есть, сложив два и два, мы получаем, что цифровизаторы посредством внедрения цифровых технологий, в том числе и в образовании, буквально стремятся к возвращению работорговли.
Можно, конечно, сказать, что Песков до неприличия неточен в описании желанного для цифровизаторов будущего. Хотя в этом случае резонно спросить: «А какого черта тогда этот господин занимает столь ответственные должности?» Но, к сожалению, здесь нет ни ошибки, ни преувеличения.
Для начала зададимся вопросом, а кто такой раб? Не с формально-правовой, а с сущностной точки зрения. Известное выражение, автором которого считается римский ученый и писатель Марк Теренций Варрон, гласит: «Теперь я буду говорить, какими орудиями труда обрабатываются поля. Эти орудия бывают трех видов: говорящие — рабы, мычащие — быки, немые — повозки, лопаты, плуги».
То есть раб — это «говорящее орудие», стоящее в одном ряду не только с животными, но даже с предметами. Тем самым господа отрицают наличие у раба некоторого уникального, присущего только человеку содержания. При этом господа утверждают, что преодоление отсутствия этого содержания практически невозможно в силу, грубо говоря, самой природы того человека, который является рабом. То есть, как бы раб ни старался, полноценным человеком он стать не сможет.
Безусловно, Варрон и подобные ему являются представителями своей эпохи. А мы живем в XXI веке и понимаем, что человеческое содержание никакой природой не определяется. То есть само по себе рождение человека не предопределяет отсутствие потенциала к приобретению человечности, точно так же как и не гарантирует появления у него его собственно человеческих качеств.
Рассуждая на эту тему, советский философ Мераб Мамардашвили говорил: «Я пытаюсь показать, что человек — существо, не являющееся продуктом природы: природа не производит людей. По-настоящему мы рождаемся только во втором рождении. Второе рождение происходит там, где потенциальный человек сочетается с символом, и энергия этого сочетания, то есть усилие над самим собой, порождает в человеке человека. У Данте есть прекрасные слова о том, что рожденное как таковое не имеет души».
А на вопрос, что же дает человеку душу, философ отвечает: «Речь!»
Я не готов согласиться, что душу человеку дает только речь. Но то, что само по себе рождение не делает человека человеком, — безусловный факт. Это подтверждается и феноменом реального Маугли. Если маленький ребенок не попадает в человеческую среду, а живет, например, вместе с животными, то спустя какое-то время он теряет возможность стать полноценным человеком.
Таким образом, можно утверждать, что человечность развивается в человеке тогда и только тогда, когда он находится в человеческом сообществе, во взаимодействии с другими людьми.
Характерной особенностью человеческих сообществ испокон веков является стремление поставить значимые процессы под контроль, превратить их из стихийных в управляемые.
В этом смысле, логично предположить, что поскольку человеческие сообщества были заинтересованы в развитии у своих членов подлинно человеческих качеств (хотя бы по причине необходимости конкуренции с другими сообществами), то в ходе исторического развития это действие стало осуществляться особым, специально на это дело «заточенным» образом.
Другими словами, со временем люди определили процессы, которые прямо направлены на то, чтобы развить в новых поколениях соответствующие качества. Сегодня мы называем эти процессы «образование» и «воспитание». Именно эти процессы в человеческом обществе существуют для того, чтобы целенаправленно развить потенциал человеческого в человеке или, другими словами, сделать человека подлинным человеком.
Как же и за счет чего осуществляется подобное преобразование?
Религиозные люди связывают слово «образование» со словом «образ». Для них получение образования есть процесс формирования образа человека. Не в смысле внешнего вида, а в том смысле, что, согласно Ветхому Завету, человек сотворен Богом по своему образу и подобию.
Соответственно, формирование образа человека в процессе образования, с точки зрения религиозных людей, является движением к Богу. И связано это движение, помимо прочего, с получением знаний, которые представляют собой часть божественного замысла о человеке. Таким образом, в ходе образования человек стремится к раскрытию своего богоподобного образа.
В свою очередь, великий немецкий философ Гегель так описал суть образования: «Относительно познаний мы видим, как то, что в более ранние эпохи занимало зрелый дух мужей, низведено до познаний, упражнений и даже игр мальчишеского возраста, и в педагогических успехах мы узнаем набросанную как бы в сжатом очерке историю образованности всего мира. Это прошлое наличное бытие — уже приобретенное достояние того всеобщего духа, который составляет субстанцию индивида и — таким образом являясь ему внешне — его неорганическую природу. В этом аспекте образование, если рассматривать его со стороны индивида, состоит в том, что он добывает себе то, что находится перед ним, поглощает в себя свою неорганическую природу и овладевает ею для себя».
То есть Гегель видит суть образования в том, что человек в процессе обучения впитывает в себя свою «неорганическую природу», которую философ определяет как «историю образованности всего мира» или «приобретенное достояние всеобщего духа». На мой взгляд, вполне справедливо сказать, что «неорганическая природа» человека — это культура. Но тогда получается, что Гегель говорит о том, что образование есть приобщение человека к собственно человеческой культуре. Как здесь не вспомнить В. И. Ленина с его утверждением: «Коммунистом стать можно лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество».
Таким образом, можно зафиксировать, что человек становится человеком во многом при помощи познания самого себя, но не как конкретного индивида, а как части чего-то большего: либо божественного замысла, либо культуры. А если вывести за скобки вопрос о познании через откровение, то и для религиозных и для светских людей всё, в конечном счете, сведется к культуре.
Но далее возникает практическая проблема. Ведь культура — это огромный объем… нет, не информации, а познаваемой реальности. Соответственно, если оставить индивида один на один даже с его национальной культурой (что уж говорить о мировой!), то он просто в ней утонет. Кстати говоря, актуальность этой проблемы тем более понятна в наши дни, когда информации очень много (и в большинстве своем она имеет очень малое отношение к культуре), и потому ориентироваться в ней становится всё сложней.
Поэтому для постижения культуры просто необходим какой-то проводник, который будет способен провести человека по этому миру, познакомить с ним, дать ключи для его понимания.
И человечество в ходе истории нашло этих проводников! Ими стали учителя или, по-гречески, педагоги. Кстати, прямой перевод слова «педагог» означает «ведущий ребенка». Да, в Древней Греции это слово означало раба, который водил ребенка к месту проведения занятий. Но со временем педагогика стала отдельной наукой, которая исследовала интересующий нас процесс формирования человека.
И вот тут важно заметить, что базовая модель получения образования — через взаимодействие учителя и ученика — не менялась со времен древних греков.
Как Сократ учил своих последователей в ходе бесед, так это продолжили делать Платон в Академии и Аристотель в Ликее. Этот же процесс, по сути, был воспроизведен в средневековых университетах Европы. Такой же подход применялся и в исламском мире в период его научного рассвета. Он же использовался в академиях нового времени. И ровно тот же самый подход с успехом применялся и в XIX веке, и до самого окончания XX века.
То есть, несмотря на весь технический прогресс, базовая модель образования сохранялась.
А что значит сохранение базовой модели образования при резком изменении уровня технического развития общества? Это значит, что образование в своей основе не зависит от уровня технического развития. Да это и не может быть иначе, если вспомнить, что образование есть один из процессов, при помощи которых человек приобретает свои подлинно человеческие качества, познавая самого себя за счет приобщения к собственной культуре.
Техника в этом случае может быть лишь подспорьем — и не более того. В конце концов, никто же не отрицает возможность и полезность применения технических средств учителем в процессе обучения. Например, если раньше какие-то иллюстрации демонстрировались при помощи больших кусков бумаги, затем в виде слайдов или киноматериалов, то беды в том, что их покажут посредством проектора, нет.
Но здесь-то и зарыта собака. Идея использования учителем технических средств при взаимодействии с учеником незаметно превращается в идею опосредовать само взаимодействие учителя и ученика при помощи технических средств. А затем и вовсе заменить учителя машиной.
Но как машина может приобщить человека к культуре? Ведь передача культуры — это не просто передача некоторой информации.
В этой связи уместно вспомнить фразу: «Образование — это то, что остается, когда всё выученное забыто». Лично я многое подзабыл из школьной и университетской программы. Но, во-первых, как показывает практика, при определенном усилии эти знания достаточно просто восстанавливаются, а во-вторых, я точно помню некоторые наставления, которые, строго говоря, к программе не относятся, но значение которых сложно переоценить. На мой взгляд, именно подобные наставления во многом и определяют понятие «школа».
Что имеется в виду? Например, что важен не столько сам по себе ответ при решении задачи, сколько его правильное обоснование. Или что главное — изучить сущность процесса, а вопрос инструментария является вторичным (в качестве примера говорилось, что главное знать, что такое чертеж и как рассчитываются детали и механизмы, а где этот чертеж или расчет будет выполнен — на кульмане или в системе автоматического проектирования — это вопрос второй). Или, что если в разных источниках даются разные ответы на один и тот же вопрос, то выбирать можно то, что считаешь нужным, но при этом следует помнить о своей ответственности. То есть речь снова идет не столько об ответе, сколько о его обосновании.
Все эти принципы передавались нам даже не на уроках, не на парах и не в ходе трансляции учебной программы, а как бы между всем этим — в процессе взаимодействия учителя и ученика, в ходе межличностного общения, которое неизбежно (до сих пор) происходило в процессе обучения.
О предельной важности этого общения всё время говорят и сами учителя, и преподаватели.
Так, ветеран труда, почетный работник высшей школы, кандидат философских наук Нонна Константиновна Эйнгорн в интервью ИА Красная Весна сказала: «Есть такая мудрость: учитель не учит — у него учатся. Учатся, когда непосредственно общаются: видят, слышат живой голос, чувствуют отношение учителя к ученику. И эту живую эмоциональную связь вряд ли можно передать дистанционно».
Профессор итальянской литературы в университете Калабрии Нуччо Ордине в видеообращении, размещенном 18 мая 2020 года на сайте испанского издания El Pais, говорит, по сути, о том же самом: «Мы забываем, что без жизни сообщества, без ритуалов, по которым проходят встречи студентов и преподавателей в аудиториях, не может быть ни подлинной передачи знаний, ни воспитания. <…> Студенты — это не резервуары, которые нужно заполнить понятиями. Это человеческие существа, которые, как и преподаватели, нуждаются в диалоге, общении и в жизненном опыте совместного обучения».
Также в своем обращении Ордине задается вопросом о том, как он может преподавать свой предмет, не видя перед собой глаз и лиц студентов, «не имея возможности увидеть на их лицах выражение неодобрения или сопереживания»?
По сути, профессор ставит вопрос об оценке адекватности восприятия материала. Ведь если передается человеческое содержание, то только человек способен по-настоящему оценить степень его постижения другим человеком.
В Китае тысячелетиями говорят, что настоящее обучение происходит только по принципу «от сердца — к сердцу».
Любая попытка формализовать этот процесс и перевести в сколь угодно сложные машинные алгоритмы обречена на провал по определению! Во всяком случае, получившееся в итоге будет являться чем угодно, но только не образованием.
Таким образом, попытка выведения педагога, учителя, преподавателя из процесса образования, по сути, если и не закрывает ученику возможность приобщения к миру культуры полностью, то критическим образом осложняет такое приобщение. Это касается не только гуманитарных предметов, но, как было показано, вполне справедливо и для точных наук.
Невозможность же приобщения человека к миру собственной культуры не позволяет ему взрастить в себе подлинно человеческие качества, которые и определяют, в конечном счете, его уникальное содержание. Такой человек не будет способен адекватно воспринять ни себя, ни мир, ни свое место в нем.
Вот насколько существенен вопрос о наличии личного контакта преподавателя и ученика в процессе обучения. Как тут не вспомнить о том, что на Западе уже довольно давно говорят об окончании проекта «Человек». Что может быть более веским доказательством реализации данного проекта, чем настойчивые попытки под видом цифровизации прервать длящуюся в течение тысячелетий эстафету передачи от человека человеку собственно человеческого содержания?
Соответственно, вполне резонно предположить, что вовсе не экономия средств и не защита граждан от эпидемий является конечной целью цифровизаторов. Их целью является именно целенаправленный отказ от процесса вочеловечивания следующих поколений и создание людей, которых впоследствии цифровизаторы справедливо назовут — и уже называют — неполноценными. А, следовательно, господин спецпредставитель президента РФ по цифровому и технологическому развитию Песков совсем не шутит и не преувеличивает, когда говорит о новом рабовладении. Он лишь по какой-то причине уже не считает необходимым скрывать истинные намерения очередной генерации «прогрессоров».