Сайт фонда «Возвращение» пестрит статьями о переименованиях. Его члены вкладывают деньги, силы и время (а значит, и свою жизнь) в стирание памяти о советских временах. Среди членов фонда — деятели культуры, священники, олигархи. Каждый раз, когда я вижу упоминание об этом фонде в СМИ, я задаюсь вопросом — верит ли кто-нибудь, что этот фонд борется за возвращение чего-то светлого и хорошего. Официально они борются за «возвращение России к нравственным, историческим, общественным, человеческим и иным ценностям, безосновательно отвергнутым в результате советского периода истории России». Так это сформулировано в уставе фонда.
Я искренне не понимаю, какие именно «нравственные, исторические, общественные, человеческие» дореволюционные ценности были отвергнуты во время советского периода. Возможно, реализация этих ценностей кого-то не устраивала, их можно было реализовывать как-то иначе, но они не были отвергнуты! В советское время действовала свобода совести, развивался человек, выбиралась власть. А уж таких проблем с нравственностью, какие наблюдаются сейчас, в советской стране уж точно не было! Значит, ключевым здесь является желание вернуть или защитить другие ценности, стыдливо скрываемые под словом «иные».
Все попытки объяснить стирание имен большевистских лидеров в топонимике России красным террором и репрессиями, разбились после того, как фонд «Возвращение» включился в борьбу за увековечивание памяти «верховного правителя» адмирала Колчака. Уже невозможно верить в то, будто членами фонда движет человеколюбие и сочувствие жертвам репрессий. Ведь если бы члены фонда на самом деле осуждали советское время за репрессии или за красный террор, то они осуждали бы за репрессии и Колчака, — тем более что преступления Колчака не вилами по воде писаны, они подтверждены российским судом. Но нет, несмотря на то, что со сталинского времени прошло значительное время, несмотря на то, что ценность человеческой жизни давно уже была возвращена и в позднее советское время была несомненной, красный террор осуждается, а белый — игнорируется.
Одна из самых главных «ценностей», которая существовала в дореволюционной России и которую уже вернули в постсоветское время из небытия, — это «ценности» частной собственности и разрешения жить без труда на проценты от капитала. Соответственно, возвращено разделение людей по наличию возможностей, которые дает собственность. Ну не вижу я других сколько-нибудь крупных «ценностей» в Российской Империи, которые бы отвергались в советское время!
Итак — ценность владения частной собственностью, наличия богатства и связанных с ним возможностей — вот одна из главных ценностей, возвращенная в постсоветское время. Государство не ставит препятствий обогащению: разрешено всё, что не запрещено законом, и материальные блага вновь беспрепятственно подчиняют себе людей, владея их мыслями и сердцами.
Стирая советские названия из топонимики России, члены фонда, на словах «возвращая» какие-то иные, не перечисленные в уставе ценности, эту уже возвращенную ценность защищают, не жалея сил, средств и времени. Так что затраченные средства и силы для них являются инвестициями в защиту собственных кошельков, дач, машин, магазинов, фирм и так далее. Стирая из памяти потомства имена людей, которые внесли свой вклад в отмену частной собственности на уровне государства, члены фонда пытаются защитить свою собственность, чтобы вдохновленные предшественниками несогласные с новым порядком революционеры не попытались вновь провести экспроприацию.
Особенно прискорбно, что в рядах «Возвращения» находятся священники Русской Православной Церкви. Ведь это одна из самых крупных религиозных организаций в России, на словах провозглашающая в качестве одной из главных заповедей любовь к ближнему. Участие священников в деятельности фонда красноречиво свидетельствуют о слабости Церкви. Церковь оказывается неспособной избавить людей от влияния мамоны — ведь если даже служители Церкви не могут избежать власти денег и способствуют торжеству частной собственности и конкуренции, то что же говорить о влиянии веры на прихожан?
Именно такие мысли — мысли о двуличности всех этих улюкаевых, цапков, бондаренок и чубайсов — вызвала у меня статья Владимира Васильева о переименованиях, включающая в себя, в том числе, и информацию о прошлом города Ногинск. Ногинск был назван в честь Виктора Павловича Ногина — революционера, который после Гражданской войны занимался восстановлением разрушенного хозяйства России, поднимая текстильную промышленность. Статья на основании документальных свидетельств показывает изменение после Великой Октябрьской социалистической революции положения детей работников, трудящихся на текстильных фабриках.
Я и раньше знала о высокой детской смертности в дореволюционной России. Но одно дело просто абстрактно иметь представление, другое — столкнуться с числами, за которыми стоят конкретные люди, дети. Данные, приведенные в отчете больничной кассы Богородско-Глуховской текстильной фабрики за 1914 год, поражают. Кем же надо быть, чтобы прикрываясь красивыми словами о «ценностях», вымарывать из истории имена людей, которые кардинально изменили положение трудящихся после революции? Вопрос риторический.
Представить, будто члены фонда «Возвращение» не знают положения, существовавшего в России до революции, невозможно — ведь среди них много историков. А зная эту информацию, ратовать за стирание памяти о людях, внесших свой вклад в построение советского общества, могут только люди с атрофированными чувствами, отказавшиеся от человечности ради призрачной возможности получать удовольствие с помощью денег.