Висло-Одерская стратегическая наступательная операция является уникальной не только по меркам Второй мировой войны, но и, возможно, по меркам всей мировой истории войн. Здесь любые эпитеты — невероятная, беспрецедентная, блистательная, стремительная — кажутся блеклыми и невыразительными.

Даже германские генералы, непосредственные участники событий и плодовитые авторы мемуаров, что примечательно, тоже не смогли дать сколь-нибудь внятного описания этих событий. Они, обычно умеющие найти хоть какие-то оправдания своим поражениям (как то: безграмотное руководство Гитлера, жестокий мороз, фанатизм русских и прочее) в этом случае почему-то ограничились лишь высокопарными фразами о «трагической катастрофе».

«Русское наступление за Вислой развивалось с невиданной силой и стремительностью,  — писал потом генерал Меллентин, — невозможно описать всего, что произошло между Вислой и Одером в первые месяцы 1945 года. Европа не знала ничего подобного со времени гибели Римской империи».

Ну, почему же невозможно — вполне возможно. И хорошо описано в советской и российской историографии, на материалы которой мы и будем опираться в нашей статье.

Но сначала надо дать краткий обзор сложившейся к началу наступления ситуации и описать соотношение сил.

Очень странно читать сочинения ряда историков, которые сообщают, что к 1944 году Германия была якобы чуть ли не на последнем издыхании, что практически были уничтожены военно-воздушные силы Третьего рейха, исчерпаны людские ресурсы — и тут же, несколькими строками ниже заявляют, что германская промышленность стабильно работала и выпускала военной техники больше и лучшего качества, что к началу 1945 года вермахт насчитывал 7,5 млн человек плюс 3,1 млн человек из армий — сателлитов Германии.

Так что же правда — то, что военно-экономический потенциал рейха упал или что экономическая и моральная мощь Германии была все еще высока?

Думается, что лукавые причитания о слабости Германии в конце войны имеют целью принизить подвиг советского солдата — мол, добил слабого, почти не сопротивляющегося врага, не велика заслуга!

Нет, фашистский зверь был еще очень силен и опасен, он был готов сопротивляться (и делал это!) до последнего. Были построены мощные оборонительные линии в Польше, Венгрии, Австрии и Чехословакии — они являлись стратегическим предпольем «Германской крепости» и должны были удержать советские войска вдали от жизненно важных центров Третьего рейха.

К концу войны немцы овладели новыми и передовыми видами вооружений — баллистическими ракетами, реактивными самолетами, германская пехота получила фаустпатроны — прообраз противотанковых гранатометов. Еще полгода-год — и немцы могли бы получить ядерное оружие.

Конечно, к концу 1944 года фашизму было уже не до идеи мирового господства — это для него было уже недостижимо. Но сохранение нацистского режима, пусть без Гитлера, путем внесения раскола в антигитлеровскую коалицию, — эта задача была вполне решаема.

При этом «слабым звеном» в антигитлеровской коалиции были западные союзники — они явно не горели желанием лоб в лоб сталкиваться с фашистской военной машиной и нести тяготы борьбы с ней. Более того, они были готовы использовать сохранившуюся мощь рейха для своих целей (вспомним сепаратные переговоры Алена Даллеса и план Черчилля повернуть недобитые немецкие войска против СССР — операция «Немыслимое»). Это означало, что при должной сноровке немцы действительно могли с западными союзниками так или иначе договориться.

А вот со Сталиным и с советским солдатом договориться было невозможно. Советский Союз был в этом отношении не договороспособен. И какие бы игры ни вели с немцами западные союзники, Красная Армия довела бы дело до конца — уничтожила фашизм в его логове!

Поэтому в конце войны нацистская Германия пыталась решить именно эту главную задачу — удержать Восточный фронт, затянуть войну, превратить Германию в «неприступную крепость».

Но для этого надо было победить непобедимого русского солдата — сделать то, что не удавалось никому. Не удалось и Германии.

Висло-Одерская операция готовилась долго и тщательно. Еще в ноябре 1944 года в Ставке прошло подробное обсуждение ее замысла, исполнение которого поручили войскам 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов.

Кстати, именно в это время произошло достаточно драматичное событие — Сталин сменил прежнего командующего 1-м Белорусским фронтом, блистательного (и отметим, особо отличаемого им) полководца Константина Рокоссовского на Георгия Жукова.

Как описывает в своих воспоминаниях сам Рокоссовский, он спросил у Сталина, почему его переводят с главного направления на второстепенное: «За что такая немилость?»

«Сталин ответил,  — пишет Рокоссовский, — что я ошибаюсь: тот участок, на который меня переводят, входит в общее западное направление, на котором будут действовать войска трех фронтов — 2-го Белорусского, 1-го Белорусского и 1-го Украинского; успех этой операции будет зависеть от тесного взаимодействия этих фронтов, поэтому на подбор командующих Ставка обратила особое внимание. <…> Если не продвинетесь вы и Конев, то никуда не продвинется и Жуков, — заключил Верховный Главнокомандующий».

Конечно, сталинский ответ логичен и вполне рационален. Но, видимо, за этим решением стоит и нечто еще. Некоторые историки считают, что Сталин заботился о том, чтобы направлением главного удара (который, напомним, должен был закончиться в Берлине) командовал русский по происхождению Жуков, а не поляк Рокоссовский. И чтобы окончательную капитуляцию Германии тоже принимал Жуков.

Что чувствовал при этом Рокоссовский — судить не беремся. Сам он об этом не пишет…

Однако вернемся к плану Висло-Одерской операции. Как мы уже сказали, наступление от Вислы к Одеру было лишь частью, центральным направлением гигантской операции, в которой должны были участвовать семь фронтов. Семь! Одновременно с Висло-Одерской операцией должны были начаться наступления на южном направлении (4-й Украинский фронт готовился к Западно-Карпатской операции, 2-й и 3-й Украинский — к завершению Будапештской операции, а затем должен был двинуться в Австрию) и на северо-западном (2-й и 3-й Белорусский фронты нацелились на Восточную Пруссию). Это должно было отвлечь силы врага, дезориентировать его относительно направления главного удара, ослабить силы варшавско-берлинской группировки.

Все эти расчеты полностью оправдались. Каков же должен был быть уровень совершенства, достигнутый Ставкой и Генштабом при планировании и организации столь масштабной военной операции! Это ли не показатель того, насколько советское военное мастерство к концу войны превзошло германское?

Добавим, что Висло-Одерская операция готовилась и проводилась во время описанных нами в предыдущих статьях активных событий на территории Венгрии (взятия Будапешта и Балатонской оборонительной операции). Надеясь провести мощное контрнаступление, германский Генштаб направил туда сильные танковые резервы, включая лучшее бронетанковое соединение «Третьего рейха» — IV танковый корпус СС. Но деблокировать окруженный Будапешт им не удалось, они лишь потеряли свою ударную силу и не оказали практического влияния на развитие событий между Вислой и Одером.

Скажем еще несколько слов о соотношении сил на висло-одерском направлении.

К январю 1945 года вокруг трех советских плацдармов на западном берегу Вислы держала оборону группа армий «А» (с 26 января — группа армий «Центр») из 30 дивизий и 2 бригад — всего около 400 тысяч солдат и офицеров, 4,1 тысячи минометов и орудий, 1136 танков, 270 самолетов. Германская оборона между Вислой и Одером опиралась на семь оборонительных рубежей, причем самым мощным был висленский.

Для прорыва немецкой обороны и дальнейшего наступления советский Генштаб создал подавляющее превосходство в силах. 1-й Белорусский и 1-й Украинский фронты насчитывали 16 общевойсковых, 4 танковых и 2 воздушных армии. Всего около 2,2 млн человек, свыше 37 тысяч орудий и минометов, более 7 тысяч танков и САУ, более 5 тысяч самолетов.

Но количество войск становится не плюсом, а минусом, если их невозможно развернуть в полосе наступления. Поэтому главной проблемой был небольшой периметр трех плацдармов (Сандомирский, Магнушевский и небольшой Пулавский), с которых должно было начаться наступление. Всю эту массу войск невозможно было сосредоточить на столь небольшой площади, поэтому в бой их пришлось вводить поочередно, с разницей в сутки или двое.

Но неужели немцы не могли угадать, что удар будет нанесен именно здесь? Ведь германское верховное командование получало агентурную информацию о подготовке наступления в Польше. Более того, нетрудно было предсказать, что удар будет наноситься именно с плацдармов на Висле, отвоеванных Красной Армией в сентябре 1944 года.

Конечно, немцы прекрасно понимали, откуда пойдет наступление. Но небезосновательно считали, что шансы на его успешное отражение у них есть. Вокруг советских плацдармов на западном берегу Вислы была выстроена плотная оборона с долговременными укреплениями, сформированы сильные резервы для быстрого усиления кризисных мест. Одним из главных таких резервных «козырей» был 24-й танковый корпус Неринга, по количеству танков (около 400 машин) вполне сопоставимый с советской танковой армией.

Кроме того, был приготовлен и тактический «сюрприз»: зная по опыту, что на участке прорыва советская артподготовка уничтожает почти все живое, немцы рассчитывали при ее начале отойти из первой линии обороны на основной оборонительный рубеж. Советская артиллерия, истратившая боеприпасы «по пустому месту», уже не сможет повторить свой уничтожающий удар, и атакующие советские части истекут кровью на главном рубеже немецкой обороны.

Но потому война и является в первую очередь борьбой умов, а не грубой силы — наши стратеги переиграли немецких.

Для дезинформации противника командование провело демонстративную концентрацию танков на левом фланге фронта, а на краковском направлении было построено множество макетов танков, самоходок и орудий. В последние сутки перед наступлением германская артиллерия более 200 раз производила мощные удары по этим макетам и вдобавок именно на это направление была передвинута значительная часть сил. Даже после начала наступления немецкое командование не решилось перебросить эти войска на реальное направление удара, ожидая возможного наступления с краковского направления.

Интересно, что при подготовке прорыва немецкой обороны использовалась музыка. Несколько дней громкоговорящие установки на передовой транслировали разнообразные музыкальные композиции. Их звуком маскировали гудение моторов советских танковых армий, сосредотачивавшихся перед началом атаки.

А в 5 часов утра 12 января уже уставшие от бесконечных шлягеров немцы внезапно услышали незнакомую им невероятную по мощи музыку, сопровождаемую словами: «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки Великая Русь…» Это была, так сказать, «международная премьера» нового гимна СССР.

С последним аккордом музыки дрогнула земля — это грянул первый залп советской артиллерии. Наступление началось.

Как вспоминал командующий 1-м Украинским фронтом маршал Иван Конев, в то утро на Сандомирском плацдарме шел густой снег, видимости не было никакой. Это затрудняло наблюдение за ситуацией на поле боя. Но план операции был так хорошо подготовлен, что все ее этапы прошли гладко:

«Все наши планы в этот день выполнялись с особой пунктуальностью, которая, надо сказать, не часто достижима на войне…»

Как и было задумано, с началом советской артподготовки немецкая пехота стала быстро уходить с передового рубежа обороны назад, на главную линию. Но вот дальше все пошло не так. Артобстрел продолжался не около двух часов, как это бывало раньше, а прервался через 25 минут, когда уходящие с передовой немецкие пехотинцы преодолели лишь половину пути.

Оказалось, что Жуков, руководивший операцией двух фронтов, предугадал и этот немецкий «фокус» с отходом во время советской артподготовки.

Брошенные немецкие окопы были быстро заняты передовыми батальонами «особого эшелона», чьей задачей было обнаружить главный рубеж обороны противника. Всё было рассчитано с точностью до минуты. Наши батальоны спрыгнули в первую линию немецких траншей именно тогда, когда немцы с главного рубежа обороны открыли плотный огонь по задымленным пустым полям, где якобы должны были наступать атакующие советские части.

Вот тогда и ударила по-настоящему советская тяжелая артиллерия — она перенесла удар в глубину и почти два часа перепахивала немецкие укрепления. Тех немногих, кто остался жив и мог соображать, охватила паника — немецкой обороны просто не стало.

Немцы уже знали, что в пробитую артиллерией брешь на огромной скорости входит танковая армия, которая мгновенно вырывается на оперативный простор, круша все на своем пути и захватывая стратегически важные пункты. Именно для отражения этой атаки и был припасен 24-й танковый корпус Неринга, который должен был нанести контрудар, чтобы с двух сторон сходящимися лезвиями «ножниц» срезать советский клин, окружить его и затем уничтожить в танковом бою.

Однако и этот ход был предусмотрен советским командованием — в пробитый артиллерией коридор входила не одна танковая армия, а две, причем двумя параллельными маршрутами. В результате одно из лезвий «ножниц» корпуса Неринга — 17-я танковая дивизия — оказалось между советскими танковыми армиями и было расстреляно справа и слева, быстро превратившись в обломки. А другое лезвие, 24-й танковый корпус, имеющий в своем составе новейшие тяжелые «Королевские тигры», было разгромлено просто походя. Причем самое для немцев обидное, что советские танкисты даже не заметили, что имеют дело с новым «чудо-оружием» и потом доложили о боях с хорошо им знакомыми «Пантерами».

Позже немцы, пытаясь оправдать свое поражение, в отчете командованию заявили о столкновении с тяжелыми русскими танками ИС-2, хотя в реальности там действовали обыкновенные Т-34/85.

Впрочем, потом остаткам корпуса Неринга (и не только им) повезло. Поскольку главной задачей операции было максимально быстрое продвижение вглубь территории противника, Жуков не стал устраивать разбитым немецким частям классических «котлов» и боев на уничтожение. В результате остатки 24-го танкового корпуса, побросав почти всю тяжелую технику, к концу января все-таки смогли выскочить за Одер.

Через два дня началось аналогичное наступление с Магнушевского плацдарма к югу от Варшавы. В новую брешь вошли еще две танковые армии. На столицу Польши была направлена 1-я армия войска Польского. Цепляться за город, который уже окружали стальные потоки советских танковых армий, немцы не стали. 1-я армия Войска Польского получила славу освободителей Варшавы, потеряв в боях всего 225 человек убитыми и 841 ранеными и заболевшими при общей ее численности в 91 тысячу человек.

Для германского командования это советское наступление стало катастрофой, которая уничтожила последние крохи доверия Гитлера к высшему генералитету. Взбешенный фюрер снял с должностей все руководство группы армий «А», а ее новым командующим назначил рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера, никогда не имевшего никакого отношения к военному делу.

Впрочем, наступающим советским частям было не до кадровых драм в германском военном руководстве — они не просто шли, а мчались вперед. Три рубежа немецкой обороны, с заграждениями и дотами, которыми немцы так и не успели воспользоваться, уже были стремительно преодолены. Скорость наступления была невероятной — в сутки войска проходили в среднем до 30 километров! Недаром историки называют эту операцию «бегом к Одеру».

Очень часто по параллельным дорогам буквально в пределах видимости друг друга на запад двигались наступающие советские и отступающие немецкие колонны. При этом наши не трогали немцев, приберегая боеприпасы для более важных боев, а немцы прикидывались невидимками, предпочитая «не будить лиха, пока оно тихо».

В южной части советского наступления находился огромный Силезский промышленный район. Маршал Конев хорошо знал сложность боев в промзонах с прочными зданиями и заводскими корпусами. Да и сами эти предприятия были ценным призом — разрушать их в ходе танковых сражений не стоило. Задача была решена изящно — войска Конева шли в обход, оставляя коридоры, по которым немцы могли бы сами выскочить из намечавшегося «котла». И они аккуратненько выскочили, вовсе не горя желанием устраивать себе в Силезии второй Сталинград.

Ко 2 февраля Висло-Одерская операция была завершена. Советские войска стояли на плацдармах в 70 км от Берлина, не только освободив почти всю Польшу, но и лишив нацистскую Германию промышленных районов Силезии. Сложно было поверить, что всего две с половиной недели назад они находились на линии фронта в пяти сотнях километров отсюда.

Потери двух фронтов, проводивших операцию, составили 42 тысячи убитыми и пропавшими без вести и 151 тысячу раненых, то есть 2% их общей численности.

Что касается немецких потерь, то известно, что только пленных было взято 140 тысяч человек. Точное же число убитых и раненых немецких солдат и офицеров до сих пор неизвестно. Обычно педантичному Третьему рейху в эти дни было уже не до точных подсчетов…