Сержант-пулеметчик сработал как надо, просто мастерски. Всех, кто желал подняться над гребнем взлобка, чтобы прицельно бить по остановившейся маленькой автоколонне, быстро переубеждали короткие порции пуль, авторитетно шуршавшие чуть выше гребня, взбивавшие фонтаны пыли прямо на нем или летевшие туда же рикошетом от небольших недолетов. Бывалые вояки сразу почуяли, что нарвались на знатока своего дела и не высовывались, а особо ретивые новички круглыми глазами пялились на бившегося в агонии неудачливого коллегу с развороченной шеей и громко вопящего владельца полуотрубленной руки, которому повезло чуть больше первого.

Их предводителю пришлось пустить в ход более весомый аргумент ― набитый взрывчаткой внедорожник со смертником за рулем, грохочущий ржавыми листами самодельной брони.

При появлении этой «торпеды» местные военные, ехавшие в автоколонне, шустро рванули в стороны от своих машин, надеясь спастись от мощного взрыва.

Но сержант-пулеметчик был не местный и поступил по-другому.

Быстро вставив ленту черноносых бронебойных патронов, отточенными короткими очередями раздолбил кабину подлетавшего к нему «джихад-мобиля». И почти выиграл. Почти…

Остановившаяся в трех десятках метров от дороги ржавая таратайка с тяжелораненным смертником в кабине сдетонировала так, что взрывом разметало и ближайшие машины, и бежавших от них людей. Столб пыли плотно закрыл всё случившееся…

…Когда сержант очнулся, то долго не мог понять, чем кончилось дело. Потом его взгляд наткнулся на родной ПКМ и лежащее рядом изувеченное тело в хорошо знакомом снаряжении. Странно, ни в одной из четырех машин не было никого похожего. Кроме него самого…

― Да, парень, это ты лежишь, так уж получилось, ― извиняющимся тоном сказал кто-то за правым плечом. Рядом стоял невысокий плечистый мужик с ясными глазами и короткой бородой. Он молча ждал реакции оторопевшего собеседника.

― Так я чего… Я убит, что ли? ― с трудом выдавил из себя сержант.

― Да, честно погиб в бою. Смертью храбрых, ― кивнул мужик.

― И чего дальше?

― Дальше? Дальше ты со мной пойдешь, я провожу.

― Куда? В рай с адом? Или как это у вас называется? Так-то я прилично набедокурить успел, пока здесь вот так не вышло, ― напрягся сержант.

Мужик улыбнулся.

― Знаю я про твои «подвиги», даже больше тебя. Одно могу сказать тебе точно ― я в ад не провожаю, у меня другая работа.

― Ну, слава Богу, ― глубоко выдохнул сержант.

― Это точно, ― еще раз улыбнулся мужик.

― Так ты ангел, что ли? Или как? ― в глубине души сержант все еще надеялся, что это просто галлюцинации от тяжелой контузии, и он вот-вот очнется в какой-нибудь больничной палате с букетом цветов на тумбочке.

― Тумбочку я тебе не обещаю, ― снова улыбнулся мужик, ― а вот новое место службы для тебя уже есть.

― С перспективой карьерного роста? ― сержант криво усмехнулся.

― Не торгуйся, парень, у нас так не принято, ― мужик тоже усмехнулся, но кривиться не стал.

― Ладно, тебе виднее, ― согласился сержант, ― только у меня вопросы есть. Я денег маленько должен, и на барышне своей беременной жениться не успел. Это ж, вроде как, грех?

― Да, промашка с барышней вышла, конечно, ― кивнул мужик. ― А про деньги забудь, эта шелуха в нижнем мире осталась.

― А далеко нам идти?

Тут мужик откровенно засмеялся:

― Как захочешь ― могу за секунду тебя доставить, а можем попетлять немного, если желаешь на друзей или родных поглядеть на прощание.

― Лучше попетлять, ― недолго думая ответил сержант…

…Петляние затягивалось. Родных у сержанта было немного, но вот знакомых оказалась тьма-тьмущая. Но провожатый терпел, только иногда хмурился и, замолкнув, как будто смотрел не вокруг себя, а в другие миры. В один из таких моментов он решительно взял сержанта за руку и развернул к себе лицом:

― Всё, сержант, хватит. Теперь у меня срочное дело появилось. Ты как, хочешь со мной сходить или сначала к новому месту тебя перенести?

― А что за дело?

― Дело приятное, можно сказать, награда для меня, ― загадочно улыбнулся провожатый.

― С тобой. Одному на новое место как-то… неловко, что ли… ― быстро определился сержант.

На идеально прибранном плацу пока никого не было. По краям, за ограждением, толпились гражданские разного возраста и пола. Сержант сразу узнал знакомые признаки церемонии, через которую проходил не так давно.

― Присягу кто-то будет принимать? ― спросил он у провожатого.

― Да, ― ответил тот, всем своим видом излучая какое-то теплое свечение.

― А в чём награда? ― поинтересовался сержант.

Провожатый немного помолчал, погрустнел слегка, но затем взор его снова просветлился.

― Видишь ли, я обычно за такими, как ты, в нижний мир отправляюсь. Сам понимаешь, зрелище не из приятных. Да и не все так спокойно это принимают, как ты. Возни бывает много, а я капризы не люблю, а уж торговаться ― так и вообще… А тут другое дело ― живой народ со светлыми мыслями, как правило. Понятно?

― В общих чертах, ― кивнул сержант. ― Так у тебя таких праздников много получается, присягу-то чаще принимают, чем как я…

Проводник опять погрустнел:

― По-разному бывало…

Но быстро принял прежний светлый вид и добавил:

― На все такие торжества мне не попасть, служба не дает. Но теперь дело особое, так что меня хоть и приказом сюда направили, но есть чему порадоваться.

Не дожидаясь дополнительных вопросов, провожатый ткнул крепкой ладонью в парня, стоявшего на фланге первой шеренги одного из построенных «коробочкой» взводов:

― Это правнук мой стоит, понятно?

― Ого… ― Сержант даже смутился немного. ― Поздравляю!

― Вольно, сержант! ― засмеялся мужик, хлопнув своего подопечного по плечу теплой ладонью. Затем отвернулся к плацу и впился глазами в своего потомка.

Немного погодя, взял сержанта за руку и изменившимся голосом произнес:

― Вот и она. Приволоклась-таки…

― Кто?

― Вон, видишь ту бабу с глазами? Она нас тоже заметила, глядит на тебя.

― Как это, глядит? ― не понял сержант. ― Я думал, нас тут не видит никто.

― Живые не видят. А она не такая, ― поморщился проводник.

Тут и сержант заметил странную особу с постоянно меняющимся обликом. Она быстро шла в их сторону с кривоватой улыбочкой. Пулеметчик никак не мог понять, почему она кажется ему знакомой и где он ее встречал раньше. При этом он явственно почувствовал, что его провожатый напрягся и не излучал никакой доброжелательности к этой даме.

― Ну привет, мальчики! Не забыли меня? ― немножко хрипловато обратилась она к ним, все так же кривенько улыбаясь.

Сержант почуял, что лучше не лезть в этот разговор поперек своего провожатого, и молча наблюдал за развитием ситуации.

― Забыть не забыли, но и вспоминать лишний раз не спешили, ― вежливо, но предельно сухо ответил мужик.

― Вот и хорошо, ― захихикала дамочка, ― я вас всех тоже помню. Каждого.

― Иди своей дорогой, они у нас разные! ― совсем уже враждебно отреагировал проводник.

― Вот все вы, мужчины, одинаковые, ― опять захихикала его собеседница, ― Повеселятся в компании со мной, а потом даже здороваться не хотят…

― Здоровье тебе ни к чему, ― прикрикнул провожатый, и в его голосе промелькнуло страшноватое эхо, ― иди на свое место и не мешай нам!

Дама в очередной раз изменилась в лице, шаркнула приставучими глазами по обоим, еще раз ухмыльнулась и отвалила, не продолжая словесную дуэль.

― Погоди-ка… ― забормотал сержант, хватаясь за своего спутника. ― Так это?..

― Она самая, ― глуховато отрубил мужик. ― Нравится ей тут ходить. Мысль ее будоражит, что кто-то из этих ребят может ей достаться, если слабину даст.

― А я? Меня же убило? ― сержант с трудом собирал в кулак разум, закипавший от непонятного.

― От тебя ей мало что досталось, разве что тело остывающее, ― и, видя полное недоумение сержанта, пояснил:

― Ты попусту никого не убивал, душу свою не пачкал. Ты ей в слуги не годишься.

― Поэтому к вам иду? ― еле слышно спросил пулеметчик.

― Да, — обнял его за плечи проводник.

На плацу тем временем начиналось торжество. Гражданские прекратили свою суету у ограждения, только совсем малые дети повизгивали иногда.

Звонко запели трубы, призывая всех к почтительному вниманию.

― Равняйсь! Смирно! ― услышал сержант и привычно подобрался, чувствуя, что его спутник сделал то же самое.

― К месту построения! Шагом… марш! ― оркестр тут же подхватил команду, заиграв бодрый марш.

Сержант стоял, не двигаясь, прокручивая в памяти, как сам в такой же взводной «коробке» еще не совсем умело печатал строевой шаг, выходя на плац для принятия своей воинской присяги. По плацу плыли знамена, проходили плотные шеренги подтянутых, одинаково одетых, серьезных парней. Даже самых легкомысленных балагуров и пересмешников охватила общая смесь торжественности и легкой тревоги.

Сейчас они при всех, громко и четко произнесут слова воинской клятвы, после чего их жизнь встанет на ступеньку с иной ответственностью и другими мерками их поступков.

«…торжественно присягаю на верность своему Отечеству — Российской Федерации. Клянусь свято соблюдать Конституцию Российской Федерации, строго выполнять требования воинских уставов, приказы командиров и начальников. Клянусь достойно исполнять воинский долг, мужественно защищать свободу, независимость и конституционный строй России, народ и Отечество», ― сержант помнил это наизусть до сих пор.

― У меня еще и другие слова были, ― негромко сказал ему проводник.

― …Я всегда готов… выступить на защиту моей Родины., я клянусь защищать ее мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами.

Если же по злому умыслу я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара., всеобщая ненависть и презрение… ― отчеканил он.

― Правильные слова, ― кивнул сержант, ― жаль, что в моей присяге таких не было.

― Это тебе не помешало всё по ним и сделать, ― положил ему руку на плечо провожатый.

― А ты глянь, как эту курву передергивает всякий раз, когда парни воинскую клятву произносят, ― сжал плечо сержанта проводник. ― Они же ей вызов бросают! Эй, мол, ты, на меня посмотри! Я объявляю себя воином, ничьим рабом никогда не стану, попробуй меня одолеть!

― Точно, ― согласился сержант. ― Но и выполнят это не все, видал я разных.

― И я видал, ― кивнул проводник. ― Это тяжелый путь, не все выдерживают…

…Между тем на плацу всё закончилось. Гражданские уже обступили командиров, засыпая их вопросами, дурацкими и не очень. Сейчас выйдут в увольнение их сыновья, для которых уже заготовлены домашние вкусности и подробные расспросы.

― Всё? Уходим? ― спросил сержант.

― Не спеши. Сейчас они отгуляют, парень заснет, и я ему несколько слов скажу. Потом уже уйдем, ― с явным волнением ответил ему провожатый.

― А я не помешаю? ― сержант тоже разволновался.

― Не знаю. Может, он тебя и не увидит вовсе. Ты же ему не родственник, ― усмехнулся тот в ответ.

В затихшей казарме всё было как обычно. Гуталиновый дух царил над всеми остальными, разноголосый храп сплетался в причудливые кружева.

Сержант не стал подходить близко к койке, на которую сел его спутник, заметно помолодевший и облаченный в полинялую гимнастерку с нашивками за ранения.

Хорошо было видно, как двойник спящего молодого парня поднялся из-под одеяла и сел рядом со своим гостем. Говорили они негромко, так что сержант поневоле приблизился, чтобы лучше слышать.

― Ты сегодня важный шаг совершил. Маленький, но по правильной дороге. Легких путей на ней не ищи, они все ложные и заведут тебя не туда. А если будет совсем тяжко ― то обращайся, мы тебя не оставим.

Потом они оба встали и обнялись, прощаясь.

― Дед, а это кто тебя ждет? ― вдруг спросил парень, кивая на сержанта.

― А это от тебя зависит, внучок. Сделаешь все по правде, значит, будет твой товарищ и брат. А не сумеешь верным путем пройти, то уж…

― Я запомню, дед. Я постараюсь, ― прошептал тот.

― Постарайся, ― еще раз обнял его прадед. А потом негромко добавил:

― Я в тебя верить буду…