В минувшую среду, 21 апреля, Большой театр на новой сцене представил еще одну премьеру 245-го сезона — оперу «Тоска» итальянского композитора Джакомо Пуччини.
Вернуть «Тоску» в Большой театр после семилетнего перерыва была призвана итальянская команда постановщиков: режиссер (а также художник, сценограф и художник по свету) Стефано Пода и дирижер Даниэле Каллегари. Получилось ли у них создать достойную замену прошлому спектаклю? Нет.
Ранее Большой театр ставил «Тоску» уже пять раз, впервые в 1930 году на сцене филиала. Самой запоминающейся стала постановка 1971 года режиссера Бориса Покровского, художника Валерия Левенталя и дирижера Марка Эрмлера. Театр показал ее 357 раз, но в июле 2014 года зрители увидели этот спектакль в последний раз.
Оперу «Тоска» сложно испортить, она не может оставить равнодушной зрителя, но, к сожалению, Стефано Пода постарался сделать как можно больше, чтобы оставить негативный шлейф после просмотра его спектакля. Пода сделал ставку на какие-то внешние эффекты, небольшие отклонения от сюжета (причем абсолютно необоснованные), чтобы произвести впечатление на публику. И всё получилось нехорошо.
Вообще, в чем смысл и цели современного оперного театра? Если в том, чтобы зритель пришел, что-то почувствовал, пережил, задумался, даже заплакал, то подход режиссера к этой знаменитой опере совсем непонятен. Если же замысел в том, чтобы развлечь зрителя, порадовать, повеселить, то сценическое воплощение «Тоски» итальянским режиссером (да и выбор его постановки Большим театром) вполне оправданы.
У Поды нет никаких пробирающих душу зрителя лирических мизансцен — или он не знает об их существовании. Зато вся сцена залита золотом, блеском. Как будто здесь собраны все сокровища Ватикана. Видимо, исходя из принципа «золота много не бывает», да и зрителям типа нравится, красивые фотки получаются.
А что означала парадоксальная сцена в начале второго акта, когда на сцену вышли актрисы миманса в платьях с широченными, метра в два, кринолинами. Что это вообще было? Что в принципе символизировали эти дамы во втором действии? Да их там вообще быть не должно, а они минут десять просто ходили по сцене (причем в самом начале действия, еще до вступления оркестра). Но зато шитье блистает — и народ фотографирует.
Похоже, Пода является любителем выстрелов, поскольку он прибег к ним в своем странном решении относительно смертей героев. Так, Тоска сначала стреляет в барона Скарпиа из пистолета, а уж потом залезает на стол, где лежит умирающий Скарпиа, и убивает его кинжалом (напомню, в оригинале никакого пистолета нет в принципе). А в конце спектакля Тоска не прыгает со стены замка Сант-Анджело — ее расстреливают (!) папские сбиры, которые при этом сами сразу же падают замертво. С чего бы это?
Пода на протяжении всего спектакля использовал разные сценографические кунштюки, ставящие зрителя (во всяком случае, меня) в тупик. Зачем-то поднимается и опускается огромный колокол (в третьем действии — опрокинутый), бессмысленно несколько минут провисело огромное крыло ангела и улетело обратно вверх. Наверное, режиссер так понимает символизм.
Пода в этом спектакле вместо поиска серьезных концептуальных идей, режиссерских решений, осмыслений прячется за пестротой и блеском на сцене. Возможно, что великая опера «Тоска», несмотря на все преграды, поставленные режиссером, сможет пробиться к сердцам зрителей. Но дело плохо, если и Большой театр поддерживает такой тип постановок, больше похожих на «новорусский тюнинг».