В промежутке между двумя русско-турецкими войнами (а он составил 13 лет — с 1774 по 1787 годы) главной заботой России стало решение крымского вопроса. Он был в ту эпоху почти так же запутан, как мифологический Гордиев узел. Узел можно было либо разрубить, т. е. прямо присоединить Крым с риском вновь ввязаться в войну с Турцией, либо долго распутывать, договариваясь о взаимных уступках и не будучи уверенным в конечном результате. Оба решения предполагали значительные издержки.
Геополитическое значение Крыма, как известно, заключается в том, что он контролирует проход из Черного моря через Средиземное в Мировой океан. Благодаря своему стратегическому положению Крым с древних времен манил к себе и греков, строивших там свои города-колонии, и византийцев, и генуэзцев, и антов (предков древних русов), и хазар. К XVIII веку хозяином полуострова было Крымское ханство — последний осколок распавшейся Золотой орды и активный союзник Турции.
Россия имела к Крымскому ханству особый счет. Крымчаки сотни лет регулярно грабили пограничные русские земли, доходя даже до Москвы. Русские цари от Ивана Грозного до Петра Великого решить татарскую проблему не смогли. Даже в правление Екатерины набеги продолжались — так, в 1769 году крымские татары опустошили Новороссию, сожгли около 150 деревень, увели в плен свыше 20 тысяч жителей.
Практически все войны с Турцией Россия вела из-за Крыма, т. е. из-за выхода в Черное море. Победа в последней войне 1768–1774 гг., закрепленная в Кючук-Кайнарджийском договоре, казалось, давала все шансы окончательно взять полуостров под свой контроль. Но и османы, несмотря на поражение, упорно пытались вернуть себе этот важный геополитический плацдарм. Полномасштабной войны обе стороны не хотели, поэтому воевали друг с другом локально — в форме диверсионных и десантных операций. Так продолжалось весь 1775 год.
В 1776 году Турция провела в Крыму акцию «мягкой силы», поставив ханом своего ставленника Девлет-Гирея. Его сторонники, подстрекаемые турками, тотчас подняли волнения против России. Необходимо было срочно что-то предпринять.
В этот переломный момент императрица и Потемкин привлекли к разрешению крымской ситуации Суворова.
Суворов умел быть не только победоносным полководцем, но и политиком, способным использовать невоенные методы. Это подтверждали его успехи в «успокоении» недружественных народностей — совсем недавно он без жестокостей смог усмирить кавказских горцев и кочевые племена ногайцев.
Итак, в ноябре 1776 года Суворов получил под командование все русские войска на полуострове. Лишь только бунтовавшие сторонники протурецкого хана узнали, что теперь Крымским экспедиционным корпусом командует Суворов, волнения прекратились. «В проходе через селения обыватели были к войскам благосклонны и ласковы», — доносил Александр Васильевич в столицу. Еще бы — крымчаки хорошо знали, что бывает с теми, кто дерзает воевать с Суворовым.
Проходя с войсками по полуострову, Суворов заодно лишил турок последней военной базы в Крыму — он послал в крепость Кафа (нынешняя Феодосия) один полк с ультиматумом о выводе войск. Полковник, перед которым была поставлена эта задача, рассудил, что полка для этого будет много, и направил в Кафу две роты. Турецкий гарнизон, узнав о приближении русских, бросил всё, спешно погрузился на суда и отплыл на родину. Так Кафа, которую османы укрепляли 300 лет, была взята без единого выстрела.
Суворов считал необходимым присоединить полуостров к России, о чем неоднократно писал в Петербург. И не только из-за военно-стратегической значимости Крыма, но и потому, что в случае присоединения прекратятся извечные татарские набеги на Россию. Кроме того, Россия как защитница христианства была обязана помочь христианскому населению Крыма, которое находилось фактически на положении рабов у местной татарской знати.
Предложение о переселении крымских христиан на земли юга России обсуждалось правительством уже давно. Поскольку татары работой гнушались, то именно христиане торговали, занимались садоводством и земледелием. Вывод трудолюбивого христианского населения подорвал бы экономику рабовладельческого Крыма, а России позволил бы заселить и освоить благодатные южные земли. Присоединять Крым императрица пока опасалась, а вот переселение крымских греков, армян, сербов, грузин, валахов назрело — эта задача была возложена на Суворова.
Эта мирная операция стоила Александру Васильевичу едва ли не больших нервов и сил, чем самое масштабное сражение. Описывать ее подробно нет возможности, скажем только — несмотря на огромные организационные трудности, всё, что зависело от Суворова, было сделано — к сентябрю 1778 года более 30 тысяч христиан были выведены из Крыма. Дальнейший путь переселенцев был тяжек — им пришлось идти почти два года со своим скарбом и домашней скотиной, были болезни, а порой и голод. Однако избавление от турецкого рабства того стоило.
Суворов же в это время усиливал безопасность Крыма. За короткий срок он построил новые укрепления и поставил береговые батареи в бухтах, наиболее опасных с точки зрения высадки десанта. Благодаря этому удалось без единого выстрела блокировать высадку турецкого десанта в Ахтиарской бухте (ныне Инкерманская гавань близ Севастополя).
Но правительство так и не осмелилось разрубить «гордиев узел» — в марте 1779 года пришел приказ о выводе русских войск. Крым фактически был оставлен во владении Турции, а все труды Суворова пошли насмарку. Но даже это позорное решение он исполнил по-военному четко, не оставив на полуострове ни одного больного солдата, не реквизировав у местных жителей ни одной телеги. Все русские военные укрепления были разрушены до основания, чтобы «тамошние народы в свойство их не проникли».
Между тем Потемкин предложил ему возглавить новый геополитический проект — создать опорную точку России на иранском берегу Каспия, в провинции Гилян. Эта фантастическая на сегодняшний взгляд затея тогда имела определенные шансы на успех. Еще в 1723 году Петр I после успешной войны получил у ослабевшей Персии ключевые провинции Ширван, Гилян, Мазендаран и Астрабад. Русские войска удерживали эти территории до 1736 года. Теперь проект было решено возродить, а Суворов должен был построить на южном берегу Каспия мощную крепость-порт и очистить море от пиратов.
Суворов прибыл в Астрахань, разработал полный план похода и ждал приказа начинать.
В Петербурге же тянули и тянули. Прошел год, Суворов в личных донесениях к Потемкину настойчиво спрашивал о дате — светлейший успокаивал его, но ничего конкретного не сообщал. Александр Васильевич изнывал «от праздности» и даже начал ходить на местные балы. Еще через полгода он всерьез начал опасаться, что экспедиция отложится. Наконец, в конце июня 1781 года Суворов отпросился выехать из Астрахани в Петербург — всего на неделю.
И именно в этот момент командующий придворной Петербургской флотилией капитан-лейтенант Войнович прибыл в Астрахань, взял под свое командование Каспийскую флотилию и повел ее к берегам Персии, даже не уведомив Суворова. В итоге всё закончилось плачевно — крепость, которую заложил Войнович, персы взяли штурмом, его самого арестовали и лишь год спустя отпустили за выкуп.
Суворов приказа идти по суше и усмирить персов так и не получил. В утешение императрица вручила ему бриллиантовую звезду ордена Александра Невского, но он награде был не рад. Два с лишним года, бесцельно прожитые в Астрахани, позже он назвал «тяжкими годами мира».
К лету 1782 года стало ясно, что нерешительная правительственная политика в отношении Турции полностью провалилась — на Кубани и в Крыму начались мятежи, подстрекаемые османами.
Наконец, в 1783 году было решено присоединить Крым и Кубанскую сторону к России. Командовал русскими войсками вновь Суворов. За короткое время «без всякого кровопролития» он усмирил мятежи и привел к присяге на верность России местные племена на этой огромной территории. В 1784 году Потемкин вручил Суворову золотую медаль за присоединение Крыма.
Присоединение Крыма — ключевой момент военной и государственной истории России конца XVIII века. Это событие настолько значительное, что его эхо отозвалось в последующем XIX веке (интервенция европейских стран и Турции, названная у нас Крымской войной 1853–1856 гг.), да и сегодня, в XXI веке, Запад никак не может смириться с тем, что Крым принадлежит России.
В последующие три года Потемкин проводил реформу армии, причем именно суворовские принципы легли в ее основу. Для начала радикально упростили обмундирование войск — исчезли проклинаемые солдатами косы и букли, обсыпанные мукой, форменная одежда стала удобной и ноской, бесполезные для пехоты шпаги были заменены саблями. Затем взялись за организацию армии: увеличили число гренадерских полков — тех самых, которые первыми шли в штыковой бой. Создавались отдельные корпуса снайперов-егерей, сокращалась тяжелая кавалерия кирасир, вместо нее росло число столь любимых Суворовым карабинеров и драгун.
Реформа шла лихорадочно — все понимали, что грядет новая война с Турцией. Но, как всегда, времени не хватило.
В 1787 году Турция вновь напала на Россию. Целью войны, конечно же, было возвращение Крыма, но главный удар был нацелен на военно-морской порт Херсон, где строился русский Черноморский флот. Если бы замысел удался, турецкий флот мог бы контролировать всё побережье Крыма и нынешней Украины, высаживать десант в любой его точке. Для осуществления плана надо было только захватить довольно слабую русскую крепость Кинбурн, защищавшую морской проход к Херсону.
Турецкий план учитывал всё, кроме одного — что Кинбурн и Херсон находились в ведении Суворова.
Опираясь на сведения разведки, Суворов за четыре дня до внезапного турецкого нападения уведомил Потемкина, что выдвигается к Кинбурну. Таким образом, он точно угадал не только время, но и направление главного удара турок. Потемкин написал ему вдогонку: «Русский Бог всегда был, и есть, и будет велик, а я надеюсь на испытанное твое усердие».
Бог действительно покровительствовал России, поскольку в нужном месте и в нужное время оказался Суворов. Правда, русский флот в обороне Кинбурна не помог — всю Черноморскую эскадру под командой всё того же Войновича Потемкин зачем-то отправил к Варне, против главных сил турецкого флота. А там ее разметала буря. Что ж, даже Бог не может дать всем достаточно разума.
Впрочем, Суворов, как всегда, рассчитывал только на свои силы.
Когда утром 1 октября 1787 года 5 тысяч морских пехотинцев-янычар во главе с французскими инструкторами высадились на Кинбурнской косе, Суворов молился в храме. Дежурным офицерам, докладывавшим о высадке неприятеля, говорилось, что генерал-аншефу не до турок — он еще не закончил молитвы. Здесь не было ни самоуверенности, ни религиозного фанатизма, а лишь уверенность Суворова в исходе сражения. Диспозиция боя давно дана, полки строились, кавалерия уже скакала на помощь — чего же еще? Русской пехоты на косе было 1,5 тысячи человек — по суворовским меркам, более чем достаточно для победы.
Турки двинулись на приступ крепости — навстречу ударила русская артиллерия. «Какие же молодцы! — писал в донесении о неприятеле Суворов. — С такими я еще не дрался! Летят больше на холодное оружие!» Русские ударили в штыки, дошли до турецких укреплений на берегу, но были отбиты. «Неприятельское войско преследовало наших с полным духом», — отдает должное врагу Суворов.
Тут уж он сам ринулся в бой во главе Шлиссельбургского полка. В жаркой схватке под ним убило лошадь, в один из моментов боя гренадер Степан Новиков спас полководца, отбив уже занесенную турецкую саблю. Тем временем русские дружно ударили в штыки и вплотную подошли к турецким кораблям. Но и турецкие артиллеристы были на высоте: «Чрезвычайная пальба неприятельского флота причиняла нам великий вред», — записал Суворов. Многие командиры были убиты, он сам получил заряд картечи в бок и был ранен в руку.
Тем не менее командующий не покинул поля боя. Он ввел в битву последний резерв — две роты из гарнизона крепости и бригаду легкой конницы. Подтянулась и русская артиллерия, ударившая по врагу вдоль косы. Кавалерия скакала «по кучам неприятельских трупов». Видя неминуемое поражение, турецкий флот отошел, бросив на берегу 500 оставшихся в живых турецких десантников, стоявших по горло в воде.
Победа была полная. С русской стороны, несмотря на ожесточение сражения, было 138 убитых и около 300 раненых. В воспоминаниях Суворов назвал Кинбурнское сражение «адом» — не часто применяемое им сравнение. Императрица наградила «чудесного старика» высшим российским орденом Андрея Первозванного «За веру и верность».
В Кинбурнском сражении погиб цвет османского войска, и ход войны мог быть окончательно сломлен, если бы Потемкин послушался совета Суворова и тотчас ударил на турецкий Очаков. Но Очаков был взят только через год.
(Продолжение следует.)