Собеседники Трейча обеспокоены тем, что Солнце рано или поздно погаснет. И тогда погибнет вся Солнечная система, в том числе и Земля. А значит, погибнет и человек. А раз он погибнет при неизбежном остывании Солнца, то процесс развития человека, того, что Трейч называл его движением вперед, конечен. Смертен не только отдельный человек. Смертна Солнечная система в силу неизбежности ее остывания. Трейч, отвечая таким пессимистам, убежденным в неизбежности окончания человеческого развития, в том числе и за счет остывания Солнца, говорит, что при остывании Солнца люди зажгут новое Солнце. При этом он, так сказать, не опускается до частностей и не рассказывает своим оппонентам, как именно будут зажигать новое Солнце.
Но вот уже обсуждавшийся нами Александр Александрович Богданов, ориентируясь на которого, скорее всего, Леонид Андреев создал своего литературного героя по фамилии Трейч, предложил конкретный не слишком оптимистический способ зажигания этого самого Солнца. Согласно Богданову, люди должны будут, спасая космос от неизбежного остывания, именуемого термодинамической смертью Вселенной, взорвать самих себя и предельно крупные тела, на которых они обитают. Если они обитают на Земле, то они должны будут взорвать Землю. А если они захватили часть Солнечной системы, то задача состоит в том, чтобы взорвать всю эту захваченную человечеством часть. При столь мощном взрыве остывающая материя должна будет разогреться. Причем весьма и весьма серьезно (Богданов в этой схеме явно предвосхитил создание термоядерного оружия). Разогрев существенного сегмента остывающей материи остановит, как считал Богданов, остывание Вселенной. А в разогретой этим взрывом части может и даже должна возродиться жизнь. Почему возродиться? Потому что, согласно Богданову, люди при этом взрыве должны погибнуть. Для Богданова это их сознательное жертвоприношение. Миссия человечества — доразвиться до способности взорвать среду своего обитания и этим не допустить треклятой термодинамической смерти Вселенной.
Термодинамическая смерть Вселенной является следствием так называемого второго закона термодинамики. Он же — второе начало термодинамики. Он же — закон возрастания энтропии в замкнутых термодинамических системах. Согласно этому закону, со временем температура в замкнутой системе выравнивается. Нагретые очаги в такой системе остывают, а холодные разогреваются. В итоге температура в каждой точке системы становится одинаковой. А поскольку та Вселенная XIX — начала XX века, о термодинамической смерти которой говорили певцы этой самой якобы неизбежной смерти, мыслилась бесконечной, то уравнивание температур в этой бесконечной системе означало для тогдашних теоретиков именно тепловую смерть, то есть полное остывание бесконечной Вселенной.
Теперь и Вселенная мыслится не как механическая сфера с бесконечным радиусом, а как динамическая расширяющаяся система, созданная Большим взрывом. И второй закон термодинамики потерял свое абсолютное значение, в том числе в связи с созданием нелинейной квантовой термодинамики. Но долгое время научный мир гипнотизировал если не сам второй закон термодинамики, то нечто как бы из него вытекающее. То есть необходимость подпитывать энергией всё то, что, противостоя абсолютному остыванию, способно содержать в себе жизнь, а значит, и разум.
В начале о новой концепции Вселенной. Она же — концепция Большого взрыва.
В 1916 году Альберт Эйнштейн опубликовал «Основы общей теории относительности», которые создали теоретическую базу для концепции Большого взрыва. В 1917 году Эйнштейн ввел свою знаменитую космологическую постоянную (она же — лямбда-член). Впоследствии Эйнштейн не однажды сетовал по поводу поспешного введения как бы ненужной константы. Но в конце XX века эту самую «лямбду», она же — плотность энергии вакуума, даже удалось вычислить.
В том же году нидерландский астроном Виллем Де Ситтер построил модель, послужившую отправной точкой для последующей теории расширяющейся Вселенной.
В 1922 году советский математик и геофизик А. А. Фридман нашел нестационарное решение гравитационного уравнения Эйнштейна и предсказал расширение Вселенной.
Далее теория расширяющейся Вселенной получила развитие в работах многих выдающихся советских и зарубежных ученых. С одной стороны, такой отказ от статической Вселенной, где как бы неизбежно температуры должны выравниваться, то есть стремиться к нулю, избавил научный мир от необходимости искать гуманистический ответ на вызов этого самого остывания. С другой стороны, возникли новые вызовы. Если Вселенная расширяется, а потом начнет схлопываться назад, то и космос, и человечество погубят такое схлопывание, очень напоминающее Кальпу, она же — день Брахмы.
В буддистской космологии после каждой великой Кальпы происходит разрушение мира, то есть схлопывание Вселенной. Чаще всего мир разрушается огнем, но он разрушается также водой и ветром. Короче говоря, расширяющаяся Вселенная живет определенное время, после чего схлопывается. Потом может родиться новая Вселенная. А может и не родиться. И как же должны ученые отвечать на такой вызов, сохраняя гуманистическую позицию в духе Трейча, то есть заверяя человечество, что оно будет идти вперед вечно?
Солнце относительно просто зажечь заново во имя продолжения жизни и недопущения тепловой смерти. А как быть с Вселенной? В одном из своих относительно ранних произведений «За миллиард лет до конца света» братья Стругацкие, еще сохранявшие какой-то масштаб и какую-то коммунистичность, пусть и весьма проблемную (впоследствии всё это было потеряно), описывают то, как ученые борются против схлопывания Вселенной. И то ведь — если можно бороться против остывания Солнца, то можно бороться и против схлопывания Вселенной.
Далее, естественно, встает вопрос, можно ли бороться против смерти. Причем не только если речь идет о термодинамической смерти огромной Вселенной, но и если речь идет об обыкновенной смерти обычного человека. А также вообще о разрушении всех и всяческих форм, одной из которых является человек. Предположим, рассуждали некоторые из ученых, человека удастся воскресить. Но как поддерживать воскрешенную телесность?
Потребляя энергию, она будет разрушаться, а без энергии она не может сохраниться.
Данная научная проблематика исследовалась нашим великим ученым Владимиром Ивановичем Вернадским в его книге «Автотрофность человечества». Вот что он пишет:
«Непосредственный синтез пищи, без посредничества организованных существ, как только будет открыт, коренным образом изменит будущее человечества <...> Что означал бы подобный синтез пищи в жизни людей и в жизни биосферы? Его создание освободило бы человека от его зависимости от другого живого существа. Из существа социально-гетеротрофного он сделался бы существом социально-автотрофным <...> В конце концов, будущее человека всегда большей частью создается им же самим. Создание нового автотрофного существа даст ему доселе отсутствующие возможности использования его вековых духовных стремлений; оно реально откроет перед ним пути лучшей жизни».
Такая научная проблематика (вряд ли следует считать антинаучными идеи, высказанные В. И. Вернадским) прочно связана с собственно религиозной проблематикой, прежде всего, христианской. Отрицание метемпсихоза, то есть переселения душ, в том христианстве, которое качественно отличается от буддизма и прочих переселенческих религиозных доктрин, предполагает, что люди будут воскрешены не абы как, а в теле. Этот тезис, с одной стороны, только и отличает по-настоящему христианство от дохристианских религий и, с другой стороны, всегда раздражал как представителей других религий, так и колеблющихся людей древности, к которым приходили первые христианские проповедники.
Древних греков, например, идея воскресения в теле раздражала больше, чем все остальные христианские идеи. Какая-то часть христиан в итоге нашла компромисс со сторонниками этого самого метемпсихоза. Но, повторяю, наиболее последовательные христиане, понимающие, в чем, собственно говоря, новизна христианства, а значит, его право на существование, всегда говорили о воскресении в теле. Их тут же подымали на смех противники, которые спрашивали: «Ах, в теле? Понятно. И в каком именно? С какими телесными подробностями? Все бородавки тоже будут воскрешены, до единой? В каком возрасте будет пребывать воскрешенный в теле? Ведь там, где он будет воскрешен, время уже не течет, как в обычной жизни. Ну и что же там происходит с возрастом? Да, кстати, для того, чтобы поддерживать телесность, нужно питание. И что же, в раю будет общепит, там будут живодерни?»
Те, кто верил в телесное воскрешение, не слишком охотно вступали в такую полемику. Однако и позиции не сдавали. То есть, конечно, верили в возможность существования особой нетленной материи, из которой и должны быть сотканы тела воскрешенных людей. Такие тела будут подобны обычным материальным и одновременно отличаться от них, ибо из материи будет изъято тление. Поиск подобной особой материальности, не подверженной тлению и потому бессмертной, осуществляли, в числе прочих, серьезные алхимики. Те алхимики, которые искали в своих опытах на самом деле не возможность преобразовать обычные металлы в золото, а возможность преобразовать тленную материю в нетленную (именно нетленная материя и называлась на секретном алхимическом языке золотом).
Вся эта система поисков — научных, религиозных, научно-религиозных — имела своей конечной целью победу человека над тлением, то есть над энтропией, она же — второй закон термодинамики. Определенный тип науки на протяжении столетий был занят не поиском истины, а борьбой с определенным врагом, каковым как раз и была смерть. Она же — главное препятствие на пути того бесконечного движения человека, о котором говорит Трейч.
Оппонируя гегельянству, марксизм говорил о бесконечном восхождении человека, о бесконечном возвышении человека с помощью освобожденного труда. То есть того труда, который, будучи освобожденным, приобретает фундаментально творческий характер. То, что Побиск Кузнецов специально занялся творчеством Подолинского, является подтверждением подобной направленности неортодоксального марксизма, изгнанного из советского обществоведения марксистскими ортодоксами.
(Продолжение следует.)