Описанные в статье акции современных феминисток в Западной Европе свидетельствуют о том, что современный феминизм становится довольно массовым движением и одной из общественных сил в развитых странах Запада.

Ошибочно было бы думать, что феминизм не просачивается и в наше общество: мы видим, как российский истеблишмент и либеральная интеллигенция стремятся двигаться в фарватере европейских нововведений, какими бы радикальными и деструктивными они не были. Но феминизм «гуляет» не только в верхах общества, потихоньку он просачивается и в общественные низы.

В этом году, проходя по одной из центральных улиц Новороссийска, я обратил внимание на феминистсткое граффити на стене одного из магазинов, чем был очень удивлен. Уж где-где, а в патриархальной России, и тем более, у нас на юге, на патриархальной Кубани, я никак не ожидал столкнуться с активностью феминисток. Это уже есть, однако пока что это маргиналы. Справедливости ради надо отметить, что общество остается патриархальным и пока слабо восприимчивым к идеям современного феминизма. Но нет сомнений, что если Россия и дальше будет двигаться вслед за Западом по пути догоняющей постмодернизации, то и у нас сформируются соответствующие общественные силы. Единство маргиналов и части правящего класса вокруг идей, глубоко противоречащих мировоззрению подавляющего большинства общества, — яркая характеристика общественно-политической ситуации в нашей стране.

В статье особенно интересным для меня оказалось изложение идей противников «мейнстримного» феминизма и, прежде всего, среди самих феминисток, исповедующих классический феминизм в духе марксизма. Они обвиняют неофеминисток в попытке «подменить социальную борьбу проблемами защиты разнообразных идентичностей, полностью стереть классовое сознание в обществе, а также навязать ему „виктизм“ (самоощущение жертвы)». Наличие таких противников — это замечательно, это значит, что на западноевропейском левом фланге есть здоровые силы, которые могут спасти европейское левое движение от тотального вырождения. Но, с другой стороны, не могу не обратить внимание на специфичность аргументации против «феминизма», которая по большей части вряд ли будет убедительна для кого-либо, кроме самих феминисток-марксисток:

• «подмена социальной борьбы проблемами защиты разнообразных идентичностей» опирается на аксиому благости социальной борьбы и ненужности и бессмысленности «защиты разнообразных идентичностей». А ну как окажется, что степень массовой социально-экономической фрустрации достаточно мала (а это в целом так в обществе потребления, которое только и нужно, чтобы купировать всю энергетику социально-экономической и социально-политической фрустрации), при том, что действительно некто ущемляет отдельные категории граждан по полной? А ну как окажется, что такое ущемление преступно и эти отдельные категории граждан нуждаются в защите?

• Обвинение неофеминисток в желании «полностью стереть классовое сознание в обществе» тоже вряд ли будет убедительно для кого-либо, кроме марксистов-ортодоксов, для которых «классовое сознание» обладает сверхценностью. А кто сказал, что оно так уж необходимо, это классовое сознание? Так может спросить любой обыватель, расслабленный и раскормленный «обществом потребления», и вряд ли получит ясный и убедительный ответ. Тем более, что классовая структура общества подверглась существенной мутации.

• Стремление навязать женщинам и обществу в целом психологию жертвы — это действительно серьезное обвинение, поскольку такая психология разрушительна и для отдельного человека, и для общества, и не может вести к полноценной жизни людей.

В целом аргументы не слишком убедительные, за исключением последнего.

Маркс сказал, что человек отчужден, поскольку вынужден продавать себя на рынке труда. Продавая себя на рынке труда, человек теряет самость, он живет не своей человеческой жизнью, а становится винтиком в огромной, бесчеловечной машине накопления капитала. В труде он не реализует себя, не утверждает себя как творец и создатель мира культуры, а отрицает себя, такой труд становится мукой и пыткой, обессмысливает жизнь, делает ее пустой и никчемной. Отчужденный труд делает человека частичным, и в смысле сужения опыта и жизненных целей, которые скукоживаются до узости его функции на производстве, и в смысле разорванности внутреннего мира человека, который не может быть в ладах с самим собой, когда он продает свое время, свою жизнь.

Капитализм превращает человеческое (труд) в акт самоотрицания, самоутверждением же становится животное — все то, что человек делает помимо труда (удовлетворение естественных потребностей и продолжение рода). Капитализм просачивается и в отношения между людьми, и между полами, где человеческие взаимоотношения заменяются стремлением к обладанию и подчинению, а люди становятся слепыми и глухими друг к другу. Тем не менее в частной жизни еще остается место для любви.

Неофеминистки наносят по любви и человеку еще один удар. Пропагандируя среди женщин ненависть к мужскому началу, они заставляют ненавидеть и женское, поскольку последнее без первого не существует. Неофеминизм — это ненависть, прежде всего не к мужчине, а к женщине и ее роли в обществе, это стремление заставить женщину не быть собой. Это путь к эскалации ненависти к себе, к тому, чтобы взаимную слепоту и глухоту людей заменить ненавистью и враждой. Это эскалация отчуждения и самоотчуждения человека, где любовь изгоняется окончательно.

Слабеющие и гниющие под воздействием капитализма институты гуманистического человечества, внутри которого только и возможны развитие и прогресс, стремительно добивают. Темная хтоническая древность начинает дышать на улицах европейских городов «шабашами ведьм» и лозунгами к низвержению патриархата. Развитие этого процесса не может не закончиться большой кровью. Предотвращение такого итога лежит по ту сторону преодоления мутирующего капитализма, где заработают иные источники человеческой гуманистической энергии и воли. Случится ли это, зависит от всех нас.