Я наблюдал за событиями на Украине с осени 2013 года. В том числе, эти события побудили меня войти в движение «Суть времени». Смотрел онлайн-трансляции с майдана, когда милицию от майдана отделяла только горящая баррикада, звучало «Щэ нэ вмэрла...» Затем полилась первая кровь, началась реальная стрельба — снайпера...

Как человек воевавший, в Ростов я приехал со 150 килограммами груза: бронежилет с каской, снаряжение, медицина, литература по военной тематике. Читая сводки, я понимал, что там еще ничего нет и всему будут рады. По приезде в Ростов меня встретили местные сутевцы и поселили в общежитие, где вместе с другими добровольцами, приехавшими в Донбасс, я прожил около двух недель. Там я познакомился с Осетином и Орехом, со многими другими интересными людьми.

Сутевец из Ростова, который курировал встречу и размещение добровольцев, организовал для нас поход в госпиталь — показал людей с тяжелыми ранениями, оставшимися без конечностей, дал нам возможность с ними поговорить. Человек, который после ранения пришел в себя и осознал, что он на всю жизнь останется калекой, рассказал нам об этом без лишних сантиментов. Из пяти мужиков, которые были со мной, трое после этого разговора передумали заезжать на Донбасс.

При пересечении границы меня встретили Лом с Контрабасом. Там же, на границе, мы познакомились с Интеллигентом. Все они были в форме, но по их поведению было видно, что еще не воевали. По дороге в Донецк проезжали какие-то села, вокруг постреливали. Еще при переходе границы обратил внимание на сарай, который был похож на дуршлаг, — видно, что работали минометы.

Проезжаем границу ДНР — ходят люди в военной форме, еще неубранная сгоревшая военная техника, на высотах накопаны окопы.

Во второй половине дня, при проезде через одно из сел, на укатанной «Волге», на которой мы ехали, порвался ремень ГРМ. Людей вокруг нет, на окраинах слышна стрельба. Лом пошел в какую-то крайнюю хату, мужик повел его в сарай, подобрали ремень по размеру порванного ГРМ. Установили, поехали. Блокпосты, через которые мы проезжали, непонятно кому подчинялись, документы донецких властей не признавали... Какая-то «Свадьба в Малиновке». Встречных машин было мало, они ездили с включенным сигналом аварийки — этот знак говорил, что едет ополчение и по делу.

Приехали в Ясиноватую, и там началась другая жизнь.

Первое впечатление — иррациональность всего происходящего, ощущение, что люди сильно не соответствуют происходящему, их внутреннее состояние не соответствует их лозунгам. На практике это выглядело так: взяв в руки оружие, многие зачастую не старались его освоить, не понимали, зачем. Вполне было достаточно, что их тело утяжелено каким-то количеством килограммов железа. А у гражданских, которые их поддерживали, продолжалась своя жизнь, по старым законам.

Сильных впечатлений было много, всех не перечислишь... Помню, как наш друг Румын раздобыл где-то пулемет — РПК учебный с просверленным казенником. Говорит: «Пока он вроде никому не нужен, а вас надо усилить временно, вот, держите пулемет, постреляйте». Я его осмотрел. Румына лично я не знал, но услышал, что передавший пулемет — оружейник. Думаю: «Странно, он как бы рабочий, канал не сверленный, единственное что — патронник просверлен». Думаю, вроде как нельзя. Но — оружейник же говорит! Стрельнул одиночным — в морду мне прилетела половина пороха, гильзу заклинило, пуля тоже из канала ствола не вылетела. Тогда я вспомнил украинский: «Сука, выжег мне очи!» Долго искал Румына... Сделал для себя вывод, что когда тебе многозначительно говорят, что вот это полковник, к примеру, либо оружейник, либо минер, либо артиллерист, надо особо осторожно относиться и к лицам, представленным с такой многозначительностью, и к предложениям этих лиц. Надо опираться на собственные знания, не доверяясь этим полковникам, оружейникам, минерам и артиллеристам (смеется).

Второй эпизод яркий — это наш выход в Пантелеймоновку. Туда выдвинулась большая колонна, в состав которой входили и мы, Отдельная тактическая группа «Суть времени» (ОТГ СВ). Наш отряд был придан танковому батальону Панциря, чтобы выполнять функции танкового десанта и прикрытия танков от пехоты и артиллерии.

Я узнал буквально недавно, в чем там была тактическая задумка. Мы тогда стояли в поселке за забором и не выходили, сидели на броне в десанте, а потом чуть выдвинулись и встали в поле. В поселке стояли долго, минут тридцать, наверное. Причем там не густо, но полетывало из минометов, и арта работала. Я подумал: «Чего мы сидим на броне, когда можно рассосаться в кювет?» А потом мы выдвинулись из-за забора, прошли метров сто — сто пятьдесят и еще минут двадцать стояли в поле.

Так вот, задумка состояла в том, чтобы обмануть хунтовских «штирлицев». Рассчет был на то, что они передадут укропам, что колонна выдвинулась (мы же двигались по дороге), а мы притормозим, и они ударят чуть раньше, когда нас там еще нет. Ну а дальше был бой... Прилет «Градов» (это для меня было свежее впечатление, чтоб по мне «Градом» стреляли) — серия легла чуть левее от нас по ходу движения... Наше спешивание... Борьба наших танков с противником, когда первый наш выстрел перепилил высоковольтку, которая стояла в ста метрах, и она загнулась... Вся эта эпическая картина происходила на моих глазах.

Помню танкиста с ополоумевшими глазами... Меня там накрыло, потому что я пытался обежать танк спереди, чтобы постучать прикладом в броню... ну или помахать руками перед прибором наблюдения, чтобы он обратил внимание. Я хотел сказать такисту, чтобы он туда не стрелял, там наши сидят в трех километрах, там наш блокпост. Не надо его расстреливать танком, сбивая при этом ЛЭПы!

В этот момент он, собака, выстрелил. Хорошо, что я не успел до конца весь танк обойти. Меня унесло в поле. Я подумал: «Идите вы с вашей войной, дайте я полежу». Потом я увидел ополоумевшего танкиста, который начал разворачиваться и чуть не подавил всех. Я его спросил: «Ты куда?». Он мне сказал: «У меня снаряд заклинило в стволе, выхожу из боя». Поскольку в голове от контузии шумело, пытался представить, как же его могло заклинить и не оторвать башню...

Потом мы бежали с этого бугра. Это далеко было. Впереди шел стрелковый бой. Я не понимал, кто куда стреляет. Подвернул ногу, но догадался, что лежать тут не надо, надо хромать или ползти в крайнем случае. Дополз до ставка. Человек тридцать лежало в кустах и стреляло куда-то вдаль. Кто — очередями, кто — одиночными. Еще человек семьдесят было внизу, накатившись под бугром.

Бугор — это небольшая дамба. Уже кто-то раздевался, чтобы искупаться в этом ставке. Кто-то кипятил чай. Ополчение на раннем этапе напоминало махновский табор... То есть люди с дамбы докладывали о ходе боя, а купальщики находились буквально в двадцати метрах от них. Всё это — разматывание портянок, закуривание, заварка чая, попытки заплыть в этом ставке — разворачивалось на пятаке сто на сто пятьдесят метров... На шерстяном ковре раскинувшееся командование, которое тоже там что-то накрывало... Доклады сверху, что поражены какие-то цели, укропы уже отступают... Подвернутая нога... всё это было прекрасно. Это был этап номер один.

А потом был этап номер два — переход на Васильевку. Я тогда для себя примерно выяснил квалификацию людей. Дело в том, что колонна пришла сначала в Лебяжье. Спешились. Командиры стояли, тыкали пальцами в какие-то свои карты. Мимо проходили местные. Я робко предложил уточнить у этих селян, где мы находимся. Выяснилось, что это не Васильевка, а Лебяжье. Васильевка — это правее на триста метров.

Колонна выдвинулась дальше. Расположились в Васильевке. В темноте началась легкая кутерьма — мол, наступают укропы. Я опять сидел с РПГ. Но в последний момент было объяснено, что нет, не укропы. Это наши гонят трофейные БМП. Подумалось: «Наконец-то день заканчивается, можно поспать!» Спали мы в какой-то разбитой хате. Помню, мины летали, но спалось уже отлично.

На следующий день мы пришли в Пантелеймоновку. Накануне я говорил о необходимости саперных лопаток. Всего два человека к этому прислушались. Народ расположился почему-то в лесу. Я предлагал допустить возможность минометных обстрелов. Мне сказали: «Не, в лесу нас никто не увидит из-за листвы». Сам я спал у танкистов. И часть группы тоже там спала, подвинув танкистов, выгнав, вытолкав их из-под танков. А часть, которой не хватило места и которая попала-таки под обстрел, к утру уже руками и ложками откопала небольшие окопчики. И требовала в массовом порядке найти шанцевый инструмент, лопаты любой длины, размера и так далее...

Аэропорт — там впечатления все сплошняком, с первого до последнего, яркие. И сам заезд, когда джипом завозили людей, по-моему, пять или шесть раз. И первый день с моторовцами. И сам монастырь — ни окон, ни дверей. У нас было поначалу всего два спальника, спали просто на ящиках с БК... Масса всего — и веселого, и совсем печального.

По себе могу сказать (я в этом уже здесь убедился), что и мой личный военный опыт, и опыт моих знакомых парней из других горячих точек — по большому счету, это всё «военный туризм». А здесь реальная настоящая война. Потому что здесь мы в другом качестве находимся. Здесь всё лично от тебя зависит. Совершенно другие правила. Здесь намного серьезней ко всему надо относиться.

Сутевцы выжили в сложной обстановке. Событий было много. Миссии есть над чем работать. На данном этапе накоплена некая «критическая масса», которая, как мы надеемся, позволит нам стартануть, выйти на новый уровень. Подробнее расшифровывать пока не буду.