Преодоление поражения требует от человека двух главных вещей: осмысления и переживания. Ты должен смело, как бы это ни было больно, вглядеться в произошедшее. Как тебя били. Как ты пал под ударами. Ты фиксируешь это, скрипя зубами, вспоминая свою немощь и жалкость поверженного. И тянешь нить дальше, глубже — к причинам поражения. Почему именно тут ты оказался слаб, почему здесь пропустил, что стало с твоей защитой? Когда совершил внутреннее предательство страха и малодушия? Надо безжалостно копать самого себя, выскребывая правду о поражении до последней песчинки.
Но ничего этого не будет без переживания. Без жгучей, не дающей сна и покоя язвы пораженности. Ты живешь только тем, чтобы избавить себя от нее, излечить ее единственным средством — победой. Реваншем.
Боль, обида и злость поражения. Жажда, тяга и страсть будущей победы. Все это даст тебе силу не только для осмысления, но и для изменения, преодоления роковых причин. А иначе зачем добывать столь горькую правду?
Можно подумать, что я написал о проблеме поражения России в холодной войне. Ведь это одна из главных тем газеты. В каком-то смысле это так. Но и не так одновременно. Я описал просто способ дать реванш в обычном бою. Скажем, в боксерском поединке.
Если мы говорим уже не об одной личности, а о коллективной — всё усложняется. Потерпевший поражение батальон — это не нокаутированный боксер. А поверженный батальон — это не страна.
Советский Союз был неимоверно сложен. Выхолощенная поздняя его культура и идеология маскировали и скрывали эту сложность. В единой красной империи сосуществовали целые миры, различные по своему бытию. И дело не только в национальных или религиозных различиях, хотя и эти факторы очень важны. Дело и в самой жизни. Что общего между миром столичного советского интеллигента и миром провинциального пролетария? Первый состоит из сложноорганизованных интеллектуальных сфер, рафинированных тусовок и внутренней тонкой дискуссии. Второй сложен из железобетона цехов, грубогорластой гурьбы работяг, простого и цельного взгляда на жизнь.
Эти миры по-разному были вовлечены в политическую жизнь, по-разному ощущали остывание советского, иначе восприняли перестройку. Иначе были биты или совращены. По-разному пережили распад страны. Они, то, что от них осталось, разные и теперь.
Анализируя один мир и забывая о другом, мы ничего не поймем в произошедшем. Искажен будет и поиск преодоления. И так по всему. Докопаться до правды будет непросто.
Под конец написания этого текста впилась в мозг важная мысль. Все эти рассуждения имеют смысл, только если дух страны не сломлен до конца. Если он поврежден, ранен, уязвлен, но все еще жив. Так ли это?
Если конкретный проигравший боец сломался до конца — его не ждет реванш. Он будет убегать от правды поражения, ныть или даже смаковать гадкую боль, но не преодолевать. Его ждут новые поражения, но не победы.
А что страна? Самой своей жизнью она показывает — сломлен дух или нет. Глядя на русскую попсу и гламур, на бесплодие и едкую роскошь бомонда, на депрессию опускающихся людей, — я вижу, что он поврежден всерьез.
Но есть и другое. Лавины Бессмертного полка, шахтеры и добровольцы Донбасса, герои Сирии. Устоявшие, словно крепости в осаде, заводы, тысячи бескорыстных учителей и врачей. И чистые, светлые глаза детей.
Глядя на все это, чувствуешь — нет, мы не сломлены до конца. Мы живы. А значит, шанс на реванш есть. Всё зависит от нас — доберемся ли до правды? Будет ли углем в нас гореть клеймо поражения? Воссияет ли в сердце свет веры в Победу?
Всё зависит от нас.