В современной российской культуре как в зеркале отражаются общественные и политические процессы, протекающие в стране. Деградация практически всех общественных институтов, противоречивая, беспомощная внутренняя и внешняя политика проявляются в культурном пространстве в виде произведений крайне низкого интеллектуального и художественного уровня, двусмысленных, нарочито непристойных и разрушительных.
И не важно, где транслируется произведение — на концертах поп-музыки или на площадках главных государственных театров страны. Чудовища, порожденные сном государственного разума, поселились повсюду. И противостоять современному российскому культурному мейнстриму крайне сложно. Сообщество деятелей этой деградационной культуры (а по сути, антикультуры) консолидировано, агрессивно и, будучи антигосударственно настроенным, занимает достаточно прочные позиции в государственной системе.
Известный оперный певец Сергей Москальков — один из немногих представителей творческой интеллигенции, решившихся плыть против этого самого мейнстрима и бороться с «культурной оккупацией». Высмеивая низкопробную и разрушительную культурную продукцию, он одновременно противопоставляет ей лучшие произведения русского и советского искусства. «Специальная культурная операция» — так он называет свою деятельность. В полушуточном сатирическом стиле, переиначивая оперные арии, песни и стихи, он критикует деятелей культуры, политиков и чиновников. Его блестящие остроумные музыкальные комментарии стали популярными в российском патриотическом интернет-сообществе.
О борьбе за спасение культуры, о том, какой должна быть новая культурная политика в России, мы поговорили с Сергеем Борисовичем Москальковым.
Корр.: Сергей Борисович, после начала СВО Вы стали выпускать «вокально-политические» комментарии не только на тему культуры. Вы активно комментируете острые политические и общественные процессы и военные действия на Украине.
Сергей Москальков: Понимаете, мне сегодняшняя ситуация напоминает события февраля 1917 года. Я испугался повторения 1917 года, потому что вижу вокруг себя сегодняшнюю российскую культурную прослойку. Мне показалось, что состояние этой творческой интеллигенции похоже на то, какое было тогда. Похожи фрондерские антивоенные настроения. И одновременно в обществе растет социальная напряженность, социальное расслоение. На Украине умирают русские ребята, а элита наша продолжает ездить в разнообразные Дубаи и безудержно веселиться.
Мне в связи с этим вспомнилась статья екатеринбургского историка Сергея Нефёдова. Она называется «Астория». В ней он описывал, как накануне революционных событий, в феврале 1917 года, взбунтовавшийся народ штурмовал отель «Астория». «Астория» была самым модным в Санкт-Петербурге местом для светской тусовки тогдашнего времени, самой роскошной гостиницей в России. В то время как шла война, в стране остро не хватало продовольствия, а русские солдаты умирали на фронте, праздные граждане, высокие военные чины и торговцы, наживавшиеся на военных поставках, устраивали в ресторанах отеля балы, пиры и пьяные оргии.
Так вот, когда отель захватили, то не тронули ни одного жившего там иностранца, а всех русских посетителей вывели во двор и расстреляли. Вот чем заканчивается социальное расслоение. Мне показалось, что нечто подобное сейчас тоже назревает.
И мне стало страшно, что мы сейчас можем предать страну и ввергнуться в хаос 1917 года, я подумал, что надо как-то на своем уровне пытаться говорить, выступать, действовать, что нельзя допустить катастрофу.
После начала спецоперации я где-то месяц, наверное, собирался с силами. Мне было трудно открыто выразить свое отношение к СВО. Потому что я из тех, кого спрашивают: «Где вы были восемь лет?» Вот я из этих. Я в болоте своем сидел. Нет, я взглядов был правильных, я был за Крым, я был за Донбасс, и в начале всей этой истории я даже участвовал в каких-то акциях.
Я понимал, что во многом порву с тусовкой. Что очень многие в ней если не аполитичны, то или с фигой в кармане, или «нетвойнисты».
Но «пепел Клааса стучит в мое сердце». Мой прапрапрапрадед — ветеран одной из русско-турецких войн. Радион Москаль. Откуда фамилия — Москальков, Москаль? Просто он был русским солдатом. Русским солдатам давали землю — после походов, после войн на Украине. Они жили в таких специальных поселках для ветеранов. И местные звали их москалями.
Поначалу, по молодости, в 90-е годы я был плоть от плоти этой артистической среды. Америка — наше всё, а мы, русские, ничего не можем. А потом в какой-то момент я просто посмотрел на карту. Как-то странно, вот тут, тут, тут американские базы. Где Америка, а где базы? А где мы? А нигде, у нас ничего нет. Ни в Мексике, ни даже в Южной Америке. Нет баз-то русских. И даже из Европы мы их убрали, спасибо, не будет к ночи помянут, Горбачёву. И там тут же появились американцы. Мы в дверь, а они в окно. Тогда у меня начало формироваться патриотическое мировоззрение. Это случилось давно, но я сидел в своем болоте. А когда такие события начались, я понял, что-то надо делать.
Корр.: Вы сейчас во время своих выступлений часто поете советские и русские военные песни.
Сергей Москальков: Да, высокая культура всегда идет рука об руку с войной и смертью. Кстати, именно советские песни — это образец того, как можно говорить о самом высоком не в лоб, как сейчас, кстати, распространено.
Я стал просто фанатом советских песен за последний год, мне всегда они нравились, но я никогда особенно их не пел. Очень редко, на Девятое мая, одну-две песни. Русские песни советского периода — это одна из вершин мировой музыки. Мировой музыки! Это колоссальное количество песен ну потрясающей глубины. Какие тексты есть! Например, такая песня. Я ее знал, но я сейчас стал ее петь и глубже понимать:
Земля моя, я сын твоих берез,
Я землю русскую от недруга сберег.
Я б отдал всё, чтоб в рощах золотых
Вовек не замолкали соловьи.
Какой уровень поэтических образов! «Ночами росными в стволах твоих берез струиться будет кровь моя...» — там вот такие строки есть. Это потрясающая поэзия.
Или вот: «Это взгляд словно высший суд для ребят, что сейчас растут. И мальчишкам нельзя ни солгать, ни обмануть». Что такое высший суд? Чей высший суд? И много таких вещей, которые взывают к абстрактным понятиям: совесть, честь.
Сейчас стихи тоже появляются. Но чтобы создавать такого же уровня песни, уже нужна государственная политика. А ее нет, поэтому мы по-прежнему пребываем в болоте жуткой попсы. Я недавно даже думал: во время Великой Отечественной войны на фронт ездили суперзвезды. Орлова, Жаров, Райкин... Ну все! Козловский. Сейчас подумаешь, кого послать? Кого поставить можно на ступень всенародной любви? Кто действительно соответствует каким-то высоким запросам? Не простую ерунду какую-то поет, а все-таки приподнимает людей?
Нужна новая культурная политика. Конкретная. Какие-то определенные шаги уже сделаны президентом. Осенью 2022 года Путин подписал указ об укреплении традиционных ценностей («Об утверждении Основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей». — Прим.). Его пытались продвинуть еще раньше, однако указ всё время встречал сопротивление, причем от самой верхушки этой культурной общественности.
Все подумали: «Ну наконец-то». А что произошло дальше? Дальше произошло вот что: Елена Ямпольская, председатель комитета Государственной думы по культуре, написала в своем Телеграме текст о том, что в последнее время слишком активизировались «пассионарии».
Она пишет: «Как с картонкой «Я тут главный патриот» регулярно выходят различные турбозавры, ищущие бюджетных дотаций. Не нужны нам ни разжигание страстей, ни повышенная конфликтность внутри социума.
«Был пассионарием в молодости» — одна история. Эмоции бегут впереди разума. В данный момент — совершенно другая».
Она говорит, что нельзя отдать сферу культуры пассионариям. Я ответил ей, что воспринял это отчасти на свой счет, так как считаю себя тем, кто может что-то делать, но которому не дают. Я хочу понять, почему нельзя отдать? Отдали же нам, простым людям, снабжение армии дронами. В одночасье отдали. Может статься, что у нас будет лучше получаться. А хуже уже некуда.
Нас подозревают в том, что мы патриотизмом прикрываем собственное тщеславие? А те, кто сейчас на коне, полностью искренни? Кого сейчас финансирует государство? Ту самую общественность, которая сочинила в феврале 2022 года коллективное антивоенное письмо по поводу ситуации на Украине?
У меня за эти полтора года сложилось ощущение, что система практически не пускает в себя никого, кто способен вдохнуть жизнь в нашу современную культуру. Да, кто-то из «нетвойнистов» больше не в системе, но Владимир Урин, подписавший письмо, как руководил, так и руководит Большим театром. А еще один из подписантов, Владимир Спиваков, вообще недавно выступал на форуме при Путине. Их множество. И многие другие, выступившие «за мир», — они как сидели, так и сидят на своих местах.
Корр.: А почему так происходит?
Сергей Москальков: Потому что власть сама такова. Они все повязаны. Я как-то предлагал Госдуме принять закон «о специальной культурной операции». И резюме этого закона в том, что должен быть список госучреждений, институций, которые имеют ключевое значение для нашей культуры. Список из вузов, музеев, театров, библиотек, других образовательных и культурных учреждений. Пусть их будет, допустим, 50 или 100. А далее должна проводиться экспертиза, которая покажет, соответствует ли их деятельность указу о традиционных ценностях, подписанному президентом. Способствует ли она их продвижению. А по результатам этой экспертизы принимать кадровые решения. У депутатов моя инициатива не нашла поддержки. В Лисичанске я общался с Апти Ароновичем Алаудиновым, он сказал, что это отличная идея.
Я несколько раз предлагал ее депутатам, и в конце концов мне было сказано: «Понимаешь, мы эту «специальную культурную операцию» объявим, вся эта тусовка напряжется, они консолидируются». В общем, ерунду какую-то они несут, на мой взгляд. Как будто те не консолидированы. Это настоящая пятая колонна.
Корр.: Власти ее боятся?
Сергей Москальков: Понимаете, мы не знаем, кто нами управляет и чего он хочет. Вроде бы какие-то действия власти идут на пользу России, на поддержку борьбы за независимость. А какие-то, у меня такое ощущение, ведут к демонтажу страны и передаче ее под полное внешнее управление.
И я чувствую, что моих вокально-политических комментариев на эту тему, сделанных в полушутливой манере, недостаточно. Пора уже переходить на гротеск. А недавно я вообще сделал пантомиму о том, как кому-то хочется заткнуть нам рот. Пятая колонна в культуре и везде — никуда она не девается. И на всё это смотрят простые ребята, идущие на фронт.
И народ, который этим ребятам помогает, тоже все видит. А ведь за полтора года многие доказали, что они в состоянии на коленке делать что-то стоящее. Причем в разных сферах. В технической, в культурной. И конфликт-то в чем? Откуда у патриотов недовольство властью? Нам говорят: «Зачем вы критикуете, президент лучше знает и так далее». А эта критика появляется от невостребованности. Человек искренне хочет служить. В нем заложено — во мне, в тех, кого я знаю, кто ездит, кто помогает, — в них заложен в первую очередь инстинкт «я хочу служить Родине». И вот этим служивым не дают реализоваться по-настоящему. Они бы могли горы воротить. А они возят гуманитарку, дают концерты для трех человек, записывают песни на коленке, делают какие-то полусамодеятельные видеоролики, стримы какие-то.
Не может Телеграм-канал конкурировать с официальными СМИ. Тебе нужны ресурсы, никуда от этого не денешься. И вот нас начинают упрекать: «А что это вы ресурсы просите, а что это вы требуете поддержки?»
Корр.: А много ли у нас этих людей служения?
Сергей Москальков: Да много! Если помониторить по деревенским, поселковым Дворцам культуры, послушать фольклорные коллективы, поискать в каких-нибудь районных библиотеках — там работают настоящие бессребреники, которых множество... Только нужно выстроить систему, которая была в СССР. Казалось бы, в Великую Отечественную войну не было компьютеров, не было Телеграма, но человек, который, нарисовал, например, в полковой газете хорошую иллюстрацию, уже через неделю в «Правде» был чуть ли не главным редактором. Были такие примеры. Система работала, выдергивая лучших наверх.
Корр.: Вы считаете, если была бы воля государства, то мы бы нашли людей? В стране есть на кого опереться и возрождать культуру?
Сергей Москальков: Конечно, нашли бы. Условно говоря, мне бы дали какой-нибудь ВГТРК, и я бы нашел. Особенно сейчас, когда существуют соцсети, они помогают полдела сделать. Ага, тут вот этот хорошо говорит, а этот хорошо поет. Всё, дальше уже едем, встречаемся, начинаем работать. Казалось бы, цифровое общество, а принятие решений занимает в 50 раз больше времени, чем когда ничего этого не было.
Корр.: Видимо, пассионарии системе по-прежнему не нужны, она и дальше хочет пилить бюджеты.
Сергей Москальков: А народ поддерживает пассионариев. Поэтому, конечно, все поддержали риторику Пригожина. Сам Пригожин не тянет на вождя. А если бы на его месте был безупречный вождь... Мы пережили уже два путча, я испугался, что в Москве будет бунт, и слава богу, этого не случилось. Но ведь это факт, что общество поддержало риторику Пригожина. Не его слова, а то, как и что он говорил людям.
Корр.: А как Ваши коллеги по культурному цеху отреагировали на Вашу деятельность?
Сергей Москальков: В Большом театре теперь вы не найдете упоминания о том, что я там пел. Я пел шесть лет. Не так много, но у меня были большие партии. Теперь оказывается, что меня там никогда не было. Потому что я критиковал действия Большого театра. Мы с моими соратниками, например, обнаружили интересные вещи: в этом году исполнилось 150 лет нашему великому композитору Сергею Рахманинову. Большой театр анонсировал постановку, которая должна была состояться весной 2023 года. И тут мы выясняем, что ставить ее должен Александр Молочников — есть такой режиссер, конкретный заукраинец, вплоть до помощи ВСУ. И это анонсирует Большой театр. Я считаю, что это диверсия. И это доказывают дальнейшие события — после того как поднялся шум, Молочникова убрали, но одновременно не стали ставить и саму заявленную оперу Рахманинова «Франческа Римини», показав тем самым, что нет Молочникова — нет и оперы. Руководство Большого театра косвенно подтвердило, что для постановки оперы Рахманинова, который был убежденным патриотом России, хотело взять режиссером именно предателя Молочникова.
Корр.: Вы сейчас занимаетесь интересным проектом — планируете привезти артистов из Луганска и вместе с ними выступить в России, в Челябинске. А для чего Вы это делаете?
Сергей Москальков: Мне хочется, чтобы люди, живущие в отдалении от театра военных действий, почувствовали, что они и те, которые живут на театре военных действий, — один народ. Что могут думать жители, например, центральной России? «Я тут хлеб сажаю, выращиваю. С какой стати я буду его отдавать на фронт? Да пошли вы!»
Вот пусть луганский оркестр приедет в Челябинск, Магнитогорск, Златоуст. Кстати, с 1943 года город Алчевск Луганской области восстанавливали челябинские специалисты. Пусть с ними вместе выступит Челябинский симфонический оркестр. Это будет очень сложно сделать. Нужны будут совместные репетиции, нужно состав подбирать. Это такой настоящий сложный творческий проект. Но он очень понравился министру культуры Челябинской области.
И пусть все почувствуют, что у нас общая беда, что мы один народ, мы — единое целое.