Вопрос, вынесенный в заголовок данной статьи, скорее, повод к размышлению о том, как будут дальше развиваться отношения между Россией и Западом, и какая роль в этом уготована землям, ранее входившим в состав Российской империи и Советского Союза. И здесь между Украиной и Финляндией просматривается несколько тревожащих параллелей.

Параллель № 1. Отношения с НАТО

Начнем с того, что на фоне миротворческой операции российских войск на Украине в повестку дня вернулся вопрос о вступлении Швеции и Финляндии в НАТО. Так, 21 февраля президент Финляндии Саули Ниинистё заявил, что дальнейшие действия президента Владимира Путина по отношению к Украине наверняка повлияют на настроения финнов относительно членства в НАТО. «Очень многое зависит от того, что дальше произойдет на Украине, и как Россия будет вести себя после того. Если Кремль увидит в этом историю успеха, ситуация станет более опасной», — отметил Ниинистё. Сейчас же, по его словам, Финляндия не испытывает какой-либо угрозы со стороны России.

То, что НАТО очень хотело бы увидеть и Финляндию, и Швецию своими членами, неудивительно. Финляндия — замыкающее звено на севере западного фронта НАТО против России. Присоединение финнов к НАТО позволило бы зажать Санкт-Петербург в тиски между Эстонией и Финляндией, дав возможность войскам альянса приблизиться менее чем на 200 км к Северной столице России. Поэтому альянс продолжает обхаживать скандинавов.

Чем уж так принципиально отличается вариант приема Украины в НАТО, когда американские ракеты с ядерными боеголовками встанут под Харьковом на расстоянии в 650 км от Москвы, от ситуации, когда эти же ракеты разместят на финской территории в 200–300 км от Санкт-Петербурга, например, в Хельсинки?

Но даже если говорить не о ракетах (в той же Эстонии их пока нет, хотя она еще ближе к Петербургу), а только о сухопутной операции НАТО с применением обычного, а не ядерного оружия, то хотим ли мы повторения блокады Ленинграда? И если в случае с Украиной ее желание войти в НАТО пока еще сдерживается отсутствием консенсуса внутри самого альянса (та же Венгрия выступает резко против), то у Хельсинки и Стокгольма есть все шансы на экспресс-вхождение в Североатлантический альянс при первом же обращении. Совсем недавно, 13 января, генсек НАТО Йенс Столтенберг честно заявил, что вступление Финляндии и Швеции в НАТО может пройти очень быстро, поскольку их армии к этому полностью готовы, но окончательное решение должны принимать сами финны и шведы.

«Финляндия и Швеция — это очень близкие партнеры, мы работаем с ними, тренируемся с ними, они соответствуют стандартам НАТО практически во всех сферах, у них очень хорошо организованные и управляемые институты обороны и безопасности. Они очень близки к НАТО во многих аспектах, поэтому этот процесс [вступления] может произойти очень быстро, если они решат присоединиться. Но должно быть политическое решение Швеции и Финляндии, что они хотят присоединиться, и должно быть политическое решение 30 стран НАТО».

А 4 марта, на фоне проходящей на Украине российской спецоперации по демилитаризации и денацификации, генсек НАТО Столтенберг объявил, что члены альянса договорились расширить сотрудничество с Финляндией и Швецией: «Обе страны теперь принимают участие во всех консультациях НАТО по [украинскому] кризису».

Увы, но украинский кризис резко изменил отношение финского населения по вопросу о вхождении в НАТО. Так, согласно соцопросу, проведенному в конце февраля финской государственной телерадиокомпанией ЮЛЕ (Yle), 53% жителей Финляндии поддержали бы заявку на вступление страны в альянс, 28% — против, а 19% заявили, что не определились.

При этом, по данным соцопроса, опубликованным накануне Нового года (проведенного, правда, еще осенью 2021 г.), 51% финнов выступало против присоединения к НАТО, а за вхождение было лишь 24% и еще столько же колебались. Если же посмотреть на динамику последнего десятилетия, то общая тенденция окажется устойчиво негативной: в начале 2021 г. против вступления было 53% финнов, в 2019 г. — 64%, в начале 2010-х — около 70%).

Примерно такой же эффект можно наблюдать и в Швеции: соцопрос, проведенный в феврале агентством Demoskop по заказу шведской газеты Aftonbladet, показал, что 51% опрошенных шведов за вступление страны в НАТО, по сравнению с январем их стало на 9 процентных пунктов больше, а число противников присоединения к альянсу, наоборот, сократилось с январских 37% до февральских 27%.

24 февраля (в первый день спецоперации ВС России по демилитаризации и денацификации Украины) премьер-министр Финляндии Санна Марин заявила, что у страны «есть возможность подать заявку на вступление в НАТО, если этого потребует наша безопасность». Однако на данный момент, по ее словам, дискуссия о том, что Финляндия намерена подать заявку на вступление в НАТО, не ведется. А меж тем, как мы видим, доля желающих забраться под крылышко альянса стремительно растет, так почему бы не предположить, что в какой-то момент власти решат, что общество уже созрело, и проведут референдум о вхождении в НАТО, который поставит точку в этом вопросе?

Ведь, по словам г-жи Марин, решение о присоединении к альянсу должно быть основательно подготовлено. Впрочем, считается, что Марин не является ярой сторонницей вхождения в НАТО, в отличие, например, от экс-главы МИД и экс-главы правительства Финляндии Александра Стубба, давно мечтающего о вхождении страны в НАТО, который выразился в связи с начавшейся спецоперацией России на Украине куда более определенно. По его словам, Россия сама подталкивает Хельсинки к вступлению в НАТО, и при таких раскладах у Финляндии просто не остается выбора, кроме как присоединиться к альянсу.

Помимо регулярных соцопросов на эту тему, есть и другие существенные основания полагать, что подготовка к возможному вступлению Финляндии в НАТО идет не только на уровне работы с общественным мнением. Так, 11 февраля финны подписали соглашение на закупку 64 новейших американских истребителей 5-го поколения F-35 на общую сумму $9,4 млрд. Для сравнения, весь оборонный бюджет страны на 2020 г. составлял чуть менее $4 млрд. Это почти в 2 раза больше военного бюджета таких стран — членов НАТО, как Болгария ($2,16 млрд и Венгрия ($2 млрд). И сопоставимо с расходами на оборону Дании ($4,5 млрд). В августе 2020 года, в самый разгар экономического кризиса, вызванного пандемией, Финляндия решает увеличить военный бюджет в 2021 году до $5,8 млрд (почти на 50%!), причем во многом за счет внешних заимствований. В реальности же получилось €4,6 млрд (около $5,2 млрд) или примерно 1,8% ВПП. Но если, в соответствии с международной практикой расчетов расходов на оборону, приплюсовать к ним еще военные пенсии, траты на охрану границ и часть расходов МИД, то доля «военных расходов» в ВВП Финляндии достигнет 2,1%. А согласно условиям договора между странами НАТО, они обязаны тратить на оборону не менее 2% ВВП. И это условие Финляндия уже, можно сказать, выполнила.

Кроме того, и Швеция, и ее «младшая сестра» Финляндия являются приоритетными партнерами НАТО начиная с момента их присоединения к программе «Партнерство ради мира» в 1994 г. Они регулярно принимают участие в военных учениях альянса, а их армии выстроены в соответствии со стандартами НАТО. Некоторые финские эксперты считают, что Финляндия уже де-факто является полноценным союзником НАТО, а ее вступление в альянс — формальность. Впрочем, и формальность (а в данном случае речь идет о пресловутой 5-й статье Устава НАТО о коллективной обороне) может значить очень много.

Параллель № 2. Имперское прошлое

Напомним, Финляндия, как и Украина, когда-то была частью Российской империи. И финский сепаратизм, как и украинский, был искусно взращен и использован Западом против России. Впрочем, было бы грубейшей ошибкой преуменьшать и тем более отрицать вину царского, а потом и Временного правительства в распаде империи и потере Финляндии, а также других территорий. Ведь именно тогдашняя российская власть своими действиями спровоцировала «парад суверенитетов», начавшийся после Февральской революции 1917 года, а сменившая царское правительство буржуазия этому только закипающему сепаратизму еще и всячески потакала.

В отличие от украинского, пестуемого столетиями, финский сепаратизм развился всего за сто лет и резко усилился благодаря весьма недальновидной политике Николая II в отношении Финляндии. Но, как и в случае с Украиной, чаяния о «независимости» от России вовсе не означали самостоятельность и полноценный суверенитет. По факту и Украина, и Финляндия сразу же после объявления независимости оказались в сфере влияния Германии. Финские национал-сепаратисты никогда особо и не скрывали, что их цель — смена метрополии и выход из-под российской юрисдикции. Только одна часть финской элиты тяготела к Антанте, а другая, в силу обширных экономических и культурных связей, к кайзеровской Германии.

Присоединение Финляндии к Российской империи было, по сути, предопределено из-за ее близости к тогдашней столице страны — Санкт-Петербургу. В 1809 году Швеция по Фридрихгамскому договору отказалась от своей заброшенной восточной провинции в пользу России, и Финляндия вошла в состав империи на правах автономии. Вплоть до конца XIX века финское княжество развивалось как самостоятельное государство, с той оговоркой, что внешней политики у него фактически не было.

Как и Украина в Советском Союзе, Финляндия была любимым ребенком Российской империи вплоть до воцарения Николая II. Понимая всю важность военно-стратегического местоположения Великого княжества Финляндского, император Александр I и его преемники на российском престоле делали всё, чтобы в случае новых войн Финляндия не поставила под угрозу безопасность российской столицы. И до Николая II основы финляндской автономии не оспаривались, а наоборот, в течение XIX века значительно расширялись, чтобы завоевать лояльность элиты Финляндского княжества.

Российский император, обладая единоличным правом созыва финского Сейма, не мог без его согласия утверждать новые и изменять старые законы, вводить налоги и пересматривать привилегии сословий. Княжество имело собственную валюту (!), казну, почту, таможню, суд, полицию и систему административного самоуправления. С 1869 года финская полиция перестала подчиняться имперской жандармерии и не имела ни малейшего желания ловить тех, кто, нарушив законы царской России, перебирался в Финляндию. Именно поэтому эта северная провинция стала излюбленным местом пребывания российских революционеров, включая Владимира Ильича Ленина.

К моменту восхождения Николая II на престол Российская империя накопила порядочное количество внутренних проблем, часть которых была связана с управлением национальными окраинами. Правительством был взят курс на универсализацию системы управления, или просто русификацию, включенных в состав Империи на протяжении XIX века территорий. Делалось это топорно, избыточно прямолинейно и вопиюще высокомерно, создав почву для местного национал-сепаратизма практически во всех провинциях от Грузии до Финляндии.

На политику русификации (то есть лишения привилегий и насаждения единообразных имперских порядков) молодое поколение финнов, привыкшее к широчайшей автономии своего квазигосударства, ответило не только убийством русского генерал-губернатора Финляндии Николая Бобрикова летом 1904 года, но и активным участием в Революции 1905 г. После чего Николаю II пришлось отменить свои недавние указы и распоряжения Бобрикова, ограничивавшие финляндскую автономию. Но рост антирусских (то есть антиимперских) настроений продолжался одновременно с политикой «русификации».

Среди сторонников независимости Финляндии выделилось два крыла: пассивное (те, кто считал, что борьба должна вестись строго в рамках закона) и активное, куда вошли сторонники насильственных методов борьбы, таких как терроризм и вооруженное восстание.

В 1904 году «активисты» основали партию Активного сопротивления. В 1907 году в ее программу был внесено требование о полной государственной независимости Финляндии.

17 июня 1910 года правительство Столыпина начало очередное наступление на права финской автономии, издав закон «О порядке издания касающихся Финляндии законов и постановлений общегосударственного значения». К общегосударственным делам были отнесены вопросы, касающиеся:

• участия Финляндии в общегосударственных расходах,

• прав русских в Финляндии,

• деятельности имперских учреждений в крае,

• порядка приведения в исполнение решений судов и иных учреждений империи на территории Финляндии,

• школьных программ,

• правил о союзах и обществах,

• законодательства о печати,

• денежной системы,

• и другие.

Право законодательной инициативы принадлежало царю. Законопроекты, затрагивавшие интересы Финляндии, отныне могли рассматриваться, минуя финляндский Сенат, если последний не выскажет возражений в отведенный ему срок. Госдума и Госсовет России наделялись правом издавать законы и для Финляндии, что являлось нарушением принципа разграничения законодательств РИ и Финляндии. Принимаемые в обход финляндского Сената законы автоматически отменяли противоречившие им местные законы и постановления. Для представителей финляндцев в Госсовете и Госдуме было обязательно владение русским языком. По сути, это была программа, приводившая административно-правовую систему в Финляндии к единому знаменателю с общероссийскими нормами.

Такое грубое нарушение казавшегося незыблемым существующего формата отношений между Россией и Финляндией не могло не вызвать бурных протестов. Председатель Сейма Пер Эвинд Свинхувуд заявил, что закон 17 июня противоречит манифесту Александра I, где говорилось о том, что никакой касающийся княжества «коренной» закон не мог быть издан, отменен или изменен без согласия Сейма. Поэтому Сейм отклонил программу и после некоторых препирательств был распущен 7 октября 1910 года.

И хотя после убийства Столыпина в 1911 году реализация новых положений, вводимых «законом 17 июня», де-факто остановилась, раздражение финляндцев таким вопиюще наглым попранием их исконных прав продолжало подтачивать связи с империей.

С началом Первой мировой войны правительство Николая II естественным образом начало закручивать гайки и укреплять центральную власть в Финляндии. В ноябре 1914 г. была принята «Программа законодательных предложений и мер по Великому княжеству Финляндскому», включавшая в себя пункты о таможенном объединении, предоставлении русским товарам преобладающего положения на финляндском рынке, объединении денежных систем, подготовке в России чиновников для управления краем. На это накладывались типичные ограничения военного времени: цензура, прекращение работы Сейма, борьба с политической оппозицией.

Учитывая, что в Германии, Швеции и в прочих странах Европы к этому моменту проживало значительное число финнов из числа «активистов», вынужденных уехать из-за проводимой царским правительством политики, то немцы решили использовать движение «активистов» и их желание отделиться от России для создания независимой Финляндии под немецким протекторатом.

Уже 6 августа 1914 г. (спустя всего несколько дней после начала войны) рейхсканцлер Германии Теобальд фон Бетман-Гольвег поручил немецкому послу в Швеции Францу фон Райхенау наладить контакты с влиятельными политическими деятелями Финляндии, пообещав им, что после победы над Россией Берлин создаст автономную буферную республику Финляндию.

С ноября 1914 года, независимо друг от друга, началось формирование трех основных центров «активистов» — в Берлине, в Стокгольме и в Финляндии. Первые же контакты немцев с финской эмиграцией и «активистами» внутри страны явственно показали, что шансы на вооруженное восстание в Финляндии с последующим отделением от России практически равны нулю. Нет ни полноценной организации, ни общепризнанных вождей, ни оружия, ни боеспособного актива. Но, несмотря на столь туманные перспективы, немцы засучив рукава принялись всё это создавать с нуля. И в конечном счете преуспели.

В своей телеграмме немецкому МИД от 3 января 1915 г. начальник Генштаба Гельмут Мольтке объявил «возбуждение восстания в Финляндии желательным» и просил военное министерство Германии посодействовать в этом МИДу. Немецкий Генштаб намеревался превратить Финляндию в экспериментальный полигон по проведению «политики революционизирования», имевшей два основных измерения:

1. разжигание социальной напряженности во враждебных странах, противопоставление «низов» «верхам», в том числе с опорой на местных революционеров;

2. поощрение межнациональных конфликтов с опорой на радикальных националистов.

Заметим на полях, что выработанные немцами подходы актуальны и по сей день. А также позволяют понять, как можно одновременно использовать и леваков, и националистов для раскачки протестов и внутренней дестабилизации страны-противника.

Немцы организовали нелегальные поставки оружия в Финляндию через нейтральную Швецию. В 1915 году в немецком Локштедте был сформирован Королевский Прусский егерский батальон № 27, в который вербовали исключительно финляндцев, готовых с оружием в руках добиваться независимости от России. Преимущественно это были финские студенты, учившиеся в Германии. Отдельный поток будущих финских офицеров, приезжавших из Финляндии в Локштедт, обеспечивали местные активисты. По замыслам немецкого Генштаба, егеря должны были стать ядром будущей независимой финской армии и движущей силой восстания, которое было бы поддержано немецким десантом.

В Российской империи финляндцы были освобождены от воинской службы. А тут они в условиях войны с Германией нелегально выезжали на территорию противника для обучения военному делу. Это привлекло внимание российской полиции, и организация «активистов» в Финляндии была разгромлена.

Военные и политические события лета-осени 1916 года — Брусиловский прорыв, «мясорубка» под Верденом, вступление Румынии в войну на стороне Антанты — заставили Германию искать возможности для заключения сепаратного мира с Россией. Вопрос о финляндском восстании отошел на третий план. Видя, что немцы утратили интерес к этой затее, берлинский кружок «активистов», игравший до этого лидирующую роль, попытался сменить кураторов и обратился к представителям Антанты. После чего был разгромлен уже самими немцами, и тема финского восстания окончательно заглохла.

Новый импульс «политике революционизирования» Финляндии придала Февральская революция в России. Уже 15 марта 1917 года глава немецкого МИД Артур Циммерман потребовал от кружка «активистов» в Стокгольме «использовать современное положение для энергичных действий» внутри княжества, заявив, что «момент для провозглашения независимости, кажется, наступил». К действиям МИДа подключилось политическое отделение немецкого Генштаба.

С мая началась переброска егерей из 27-го батальона в Финляндию для организации на местах так называемого шюцкора — отрядов самообороны, ставших основой финской армии.

В конце августа амнистированный Временным правительством уже известный нам лидер «активистов» Свинхувуд отправил в Берлин своего эмиссара — профессора Эдварда Ельта прощупать почву: готовы ли немцы военным путем поддержать финское восстание? Ответ Берлина был предельно ясен: готовы дать деньги и оружие, а также прислать еще егерей из 27-го батальона, а дальше вы уж как-нибудь сами.

В ноябре после всеобщей стачки в Финляндии было сформировано новое правительство во главе со Свинхувудом, настаивавшем на незамедлительной изоляции княжества от революционной анархии в Петрограде. Не скрывавший своей прогерманской позиции Свинхувуд вновь отправил Ельта в Берлин, добавив к прежнему запросу об оказании военной помощи еще один: готово ли немецкое правительство признать независимость Финляндии, если финны решатся на такой шаг?

На фоне слухов о том, что Антанта готовится надавить на Временное правительство (которое в целом относилось к финляндцам очень тепло, вплоть до того, что сразу же отменило наиболее одиозные ограничения их свобод, введенные при Николае II) с тем, чтобы оно признало независимость княжества, в немецком Генштабе возникли опасения, что в этом случае Финляндия уплывет в руки англичан, а вместе с ней и возможный контроль над портами Мурманска и Архангельска, где к тому времени скопилось значительное количество военных грузов из Англии, поставленных русской армии. И немцы согласились на объявление финнами независимости, чтобы удержать их в своей орбите. Но с одним важным условием: первой их независимость должна была признать Россия, а только потом это бы сделала Германия.

6 декабря финский парламент проголосовал за Декларацию о независимости.

На мирных переговорах в Брест-Литовске глава советской делегации Лев Троцкий заявил немецкой делегации, что правительство большевиков признает независимость Финляндии, если Хельсинки направит России официальный запрос. Но получение такого запроса означало бы де-юре признание самой Финляндией правительства Ленина, на что, по мнению Троцкого, финны пойти не могли.

Однако Троцкий не учел, что за спиной финнов стояли немцы и именно они решали, что должно делать правительство Свинхувуда. В конце декабря 1917 года финский сенат одобрил и отправил официальный запрос Совнаркому о признании независимости Финляндии от России. Ленин был вынужден формально согласиться, иначе его отказ был бы истолкован как попытка национального угнетения и нарушение права народов на самоопределение. При этом большевики надеялись, что власть в Финляндии в ближайшее время возьмут социал-демократы («красные финны»), а советская Финляндия по-прежнему останется частью большой России. Поэтому хотя на бумаге Совнарком и признал независимость, но на деле процесс отделения Финляндии всячески тормозился бюрократическими процедурами и согласованиями в надежде на скорый приход к власти «красных финнов».

4 января 1918 года на заседании ВЦИК, которое ратифицировало признание независимости Финляндии, Сталин выступил с гневной отповедью в адрес финских социал-демократов, которые «только ввиду нерешительности и непонятной трусости не предприняли решительных шагов к тому, чтобы самим взять власть и вырвать из рук финской буржуазии свою независимость…»

В тот же день, 4 января 1918 года, суверенитет Финляндии признали Швеция и Франция, 5 января — Греция, и лишь 6 января — Германия. Немецкий рейхсканцлер Георг Гертлинг объяснял задержку тем, что кайзер Вильгельм II подписал документ 4 января, но по политическим мотивам решили уступить первенство Швеции.

8 января 1918 года внявшие сталинским укорам финские социал-демократы подняли восстание против правительства Свинхувуда: отряды финской красной гвардии заняли в Хельсинки бывшую резиденцию генерал-губернаторов. 9 января кабинет министров Свинхувуда запросил у парламента чрезвычайные полномочия для «восстановления порядка в стране». Правительственными войсками де-факто стали отряды самообороны — шюцкор, сформированный прибывшими в Финляндию егерями 27-го Королевского Прусского батальона. А главнокомандующим шюцкора стал бывший генерал российской имперской армии Карл Густав Маннергейм, которого так любит прославлять современная российская власть как великого русского патриота.

Отметим, что к началу 1918 года, когда в Финляндии, по сути, началась гражданская война, в стране существовало три военных организации: шюцкор (около 38 тыс. человек), финская красная гвардия (30 тыс.) и русские войска (40 тыс.). То есть силы белых и красных финнов были примерно равны. Но после нападения шюцкора на ряд русских гарнизонов Советская Россия официально вмешалась в гражданскую войну в Финляндии на стороне красных финнов. И шансы на победу были достаточно велики.

Но после того как 10 февраля по инициативе Троцкого были прерваны мирные переговоры в Брест-Литовске, у Германии оказались развязаны руки, и ее Генштаб счел себя вправе явным образом вмешаться в происходящее в Финляндии.

Потратив почти месяц на уговоры, 3 марта глава немецкого Генштаба Эрих Людендорф добился от представителя финского правительства в Берлине профессора Эдварда Ельта официального запроса к Германии на проведение «миротворческой операции» в Финляндии против красных финнов. Позднее финский сенат заявлял, что Ельт превысил свои полномочия, сделав запрос без одобрения сената. Но немцев это уже не могло остановить. Тем более что есть документы, подтверждающие, что после Ельта запрос на отправку немецких войск в Финляндию повторили независимо друг от друга глава правительства Свинхувуд и командующий шюцкором Маннергейм.

Кроме того, 3 марта был подписан «похабный» Брестский мир, по условиям которого русские войска должны были покинуть Финляндию. Что они и сделали, оставив лишь немногочисленных добровольцев, согласившихся продолжать борьбу с белофиннами.

25 марта кайзер Вильгельм II распорядился отправить войска в Финляндию как можно скорее. 3 апреля в Финляндии высадилась Балтийская дивизия под командованием генерала Рюдигера фон дер Гольца. Это и решило исход гражданской войны в Финляндии, хотя численность десанта была в несколько раз меньше того, чем уже располагал Маннергейм. Однако перед немцами шла их воинская слава на полях Первой мировой войны.

Уже 8 апреля правительство красных финнов во главе с Карлом Маннером переехало в Выборг. 14 апреля Хельсинки был взят немцами, а 29 апреля белофинны захватили Выборг. Еще через несколько дней отряды красной гвардии были окончательно разбиты. И 16 мая в Хельсинки состоялся парад победы.

Параллель № 3. Мечта о Великой Финляндии

Еще раз подчеркнем, что буквально за несколько лет Германии удалось не только отторгнуть от России стратегически важную территорию Финляндского княжества, которая превратилась в откровенно враждебное государство с территориальными претензиями к бывшей метрополии. Как тут не вспомнить бандеровские «мечты» о присоединении к Украине Кубани, земель Белгородской, Ростовской, Курской, Воронежской и даже Брянской областей.

Победоносно закончив при помощи немцев гражданскую войну, правительство Свинхувуда потребовало у советской России компенсацию за ее поддержку «красных финнов». В качестве «компенсации» финны хотели присоединить себе Восточную Карелию и весь Кольский полуостров (нынешняя Мурманская область). Но планы по захвату российских земель появились гораздо раньше.

Еще 23 февраля 1918 года (то есть задолго до окончания гражданской войны в Финляндии) главком финской армии Маннергейм заявил, что «не вложит меч в ножны, пока не будет освобождена от большевиков Восточная Карелия».

27 февраля правительство Финляндии обратилось к Германии, чтобы та, рассматривая Финляндию как свою союзницу в войне против Советской России, потребовала бы от правительства Ленина заключить мир с финнами, отдав им Восточную Карелию. Предложенная финнами будущая граница с Россией проходила по линии Восточное побережье Ладожского озера — Онежское озеро — Белое море.

6–7 марта Свинхувуд потребовал у РСФСР заключить мир с Финляндией на «умеренных Брестских условиях», т. е. отдать, кроме Восточной Карелии, еще часть Мурманской железной дороги и весь Кольский полуостров. На следующий день кайзер Германии Вильгельм II заявил, что Германия не собирается воевать за финские интересы с русскими, только что подписавшими Брестский мир. Более того, Германия предостерегла Финляндию от любых поползновений в эту сторону.

Но аппетиты финнов не ограничивались Карелией и Кольским полуостровом. Маннергейм намеревался отторгнуть от России и Петроград, превратив его в «вольный город» по образцу Данцига. Уже в начале мая, после подавления революции, белофинны вышли к Сестрорецку и оказались в 30 км от Петрограда, надеясь сходу взять его. Но получив отпор частей Красной Армии Петроградского гарнизона, остановились и новых попыток наступления не предпринимали.

15 мая ставка Маннергейма опубликовала решение правительства Финляндии объявить войну Советской России. Но у немцев были другие планы относительно территориальных уступок: они хотели оставить России Выборгскую губернию, а себе забрать область Печенги с выходом к Баренцеву морю, чтобы вести войну с англичанами, чьи войска уже приступили к оккупации Русского Поморья. Через две недели Германии удалось отправить антантофила Маннергейма в отставку.

В октябре, когда стало очевидно, что Германия проигрывает войну, финские войска оккупировали Ребольскую область Карелии. В ноябре Германская империя капитулировала.

И Финляндия, заручившись поддержкой Антанты, начала готовиться к войне против Советской России. В конце года британский флот установил контроль над всем Финским заливом. А в январе 1919 года финская армия оккупировала Поросозерскую волость в Карелии. В феврале 1919 года на мирной конференции в Версале финская делегация потребовала передать Финляндии всю Карелию и Кольский полуостров.

21–22 апреля 1919 года финские войска неожиданно вторглись в Карелию и, не встречая сопротивления ввиду отсутствия на этом направлении частей Красной Армии, быстро вышли к Петрозаводску. Положение было критическим: Карелия могла быть завоевана за несколько дней, учитывая, что с севера в направлении Кондопога — Петрозаводск наступали англо-канадские войска и белогвардейские части. 4 мая была объявлена всеобщая мобилизация Северо-Западного региона РСФСР.

В ходе Видлицкой операции (27 июня — 8 июля 1919 г.) финны были разбиты и отступили за линию границы. К середине июля Красная Армия освободила от интервентов всю Карелию, кроме Ребольской и Поросозерской областей.

Официально 1-я советско-финская война окончилась 14 октября 1920 года подписанием Тартуского мирного договора между РСФСР и Финляндией. По его условиям, Россия отдавала Печенгскую область в Заполярье, западную часть полуострова Рыбачий и большую часть полуострова Среднего.

Однако финское руководство не оставило своих планов по созданию «Великой Финляндии» и спустя несколько месяцев началась 2-я советско-финская война. 6 ноября 1921 года финские войска без объявления войны вновь вторглись в Восточную Карелию. К середине февраля финские войска были выбиты из Восточной Карелии, причем в разгроме белофиннов принимали участия отряды красных финнов, эмигрировавших в Россию после поражения в гражданской войне в Финляндии. 21 марта 1922 года война закончилась подписанием в Москве договора между правительствами РСФСР и Финляндии о принятии мер по обеспечению неприкосновенности совместной границы.

Спор историков о том, нужно ли считать этот инцидент отдельной войной или же заключительным эпизодом единой советско-финской войны 1918–1922 годов оставим за скобками, поскольку нас в данном случае интересует мотивация и поступки финляндского руководства (шире — элиты), а не точная категоризация исторических событий. В конце концов, именно эта мотивация и отношение сначала к царской, а потом и к Советской России в конечном итоге и привели Финляндию в гитлеровский лагерь, опять-таки при деятельном соучастии Маннергейма.

Подведем итоги

Итак, финское население довольно сильно обеспокоено событиями на Украине, в частности, идущей там спецоперацией российских войск по демилитаризации. Настолько сильно, что уже больше половины финнов поддерживает вступление в НАТО, чего никогда ранее не было. В этом же направлении движется и Швеция, в фарватере которой Финляндия находилась весь постсоветский период.

Если принять во внимание стремительно растущий оборонный бюджет Финляндии, то возникает естественный вопрос: а от кого финны собираются обороняться в ближайшем будущем? Неужели от Ирана или КНДР? Очевидно же, что от России. Поскольку Россия явно не собирается нападать на Финляндию, то логично предположить, что это финнов науськивают на Россию, создавая образ врага. А раз так, то все старые обиды и претензии могут быть актуализированы, и тогда вопрос о «Великой Финляндии» снова вернется на повестку дня. В отличие о ситуации Первой мировой войны, когда Запад был расколот, теперь он абсолютно един в своей ненависти к России, и почему не предположить, что, поддавшись соблазну, финны не решат воспользоваться ослаблением России и не захватят часть давно считаемых своими российских земель, геоэкономическое значение которых с развитием Северного морского пути только возросло?