Интервью с руководителем Донецкого центра Николая Фёдорова
Мы побеседовали с сотрудником Донецкой республиканской библиотеки для молодежи, философом Никитой Олендарем. Подвижническая деятельность Никиты хорошо известна в Донбассе, где он создал и руководит Центром изучения космоса и космизма имени Николая Фёдорова — философским семинаром, изучающим наследие великого русского мыслителя. С началом СВО Никита был мобилизован на фронт и, несмотря на библиотечную бронь, пошел сражаться, вернувшись к библиотечной деятельности после полученной контузии.
Корр.: Что ты читал на фронте и читал ли вообще?
Никита Олендарь: С собой я взял Евангелие, точно зная, что оно должно присутствовать, и «Наедине с собой» Марка Аврелия. Это стоическое сочинение, которое писалось во время военного похода. Я приобрел его несколькими годами раньше и всё как-то не добирался, а тут подумал, что время будет и точно осилю… Тем более, что стоическое мировоззрение помогает перенести какие-то невзгоды. Стоически — это не переносить безропотно все испытания, а видеть в них природную целесообразность: если ты где-то теряешь, то где-то приобретается. И эта возможность абстрактно взглянуть на ситуацию и увидеть, что на тебе свет клином не сходится, но тем не менее ты часть некоего большого интегрирующего процесса, — это мне очень помогло. В условиях неизвестности, когда ты видишь в брошенных домах фотографии неизвестных людей — вся эта обстановка угнетает, и литература должна укреплять дух… Евангелие я читал каждый день: задавал себе прочесть отрывок и читал. Потом и ребята стали интересоваться, и когда находили оставленные Евангелия (в том числе много изданных «Братьями Гедеона»), то брали себе.
Корр.: Насколько печатная книга востребована на фронте?
Никита Олендарь: Я могу сказать, что она очень востребована в отсутствие интернета и стабильной связи, и ко всему прочему… время течет иначе, оно спрессовывается, и не хочется его растрачивать на глупости. Поэтому многие прибегают к чтению, выбирая литературу по себе: кто-то читает фантастику, кто-то даже научную литературу (у нас был парень с позывным «Студент» — молодой ученый, помню, читал про строение атома в перерывах между боевым охранением и бытовыми задачами). У нас был даже импровизированный читальный зал: в перерывах между караулами собирались кругом — в комнате, в оставленном доме, где была хорошая библиотека — и читали… Это очень важный эпизод, поскольку такое чтение прямо переносит тебя в другое пространство, где ты можешь немного отлучиться от бытовых и военных проблем. А если читать военную литературу — например, того же Хемингуэя — понимаешь, что ты не первый в такой западне, в такой ситуации, что это всё переживалось, где-то даже с юмором. И ты разделяешь эту психическую нагрузку с героями литературы, зная, что войны были до тебя и будут после тебя. По инициативе Евгении Мартыновой — известного в Донецке публициста — мы отправили ребятам на Запорожское направление машину книг.
Корр.: Правда ли, что у людей просыпается религиозное чувство?
Никита Олендарь: В большинстве своем люди индифферентны, но когда идут артобстрелы — то да, усиливается ощущение иррациональности. Ребята из Тулы передали мне через товарища молитвенные пояски с текстом 90-го псалма. Ребята с удовольствием их брали, а потом рассказали мне случай. Их забросили в лесопосадку, но выдвинулись они туда позже, чем должны были, и их засекли с коптера и начали пристреливать, даже выпустили «град» — всё было плохо, они даже не успели окопаться, так их сразу обложили… и все целы. Я сказал: как так получилось? Они ответили, что, когда вдавились в землю, развернули поясочки и читали псалом, это их и сберегло.
Корр.: Расскажи, в каком формате сейчас работает ваша библиотека в Донецке?
Никита Олендарь: Как и другие библиотеки, мы работаем дистанционно. На культурно-массовые мероприятия наложен запрет. В феврале во время артобстрела покорежило фасад нашей библиотеки, выбило окна. А в центральной библиотеке Донецка прилетело прямо под крыльцо: была дыра размером с железнодорожный вагон. Мы очень скучаем по общению, социализации, но мы стараемся собираться полуподпольно: например, записываем видеоматериалы в подвальном этаже. Если кто-то приходит, стараемся передать книги. Понятно, что в самой библиотеке еще более-менее безопасно — сидишь и работаешь, но дорога! Никогда не понятно, на каком из участков пути тебя может зацепить. Никто и не настаивает на присутствии на рабочем месте, никакого права не имеем, морального в том числе.
Корр.: Поговорим о деятельности, которую вы ведете в социальных сетях. Видно, что Вы регулярно и с большим азартом это делаете. Меня особенно тронул проект «Вспомнить всех», где вы буквально по крупицам собираете воспоминания родственников, друзей о донбасских воинах. Расскажи, пожалуйста, как возникла эта идея и кто этой работой занимается.
Никита Олендарь: Наша библиотека, в принципе, ориентируется на идеи Николая Фёдорова, и нам важно проводить долгоиграющие мемориальные акции — так родился, еще в 2021 году, этот проект. Предполагались очные встречи, и идея была посвящать погибшим бойцам вечера памяти. То, что сейчас можно прочесть в социальных сетях, должны были, по замыслу, рассказывать родственники, друзья: кем человек был в детстве, кем был до 2014 года…
Это, кстати, очень характерная черта донбасских воинов, что у большинства не было даже срочной службы за плечами — только мирные специальности, то есть они не были настроены на конфронтацию. Это была размеренная жизнь шахтеров, инженеров, служащих. И это поменялось в одночасье. Самая расхожая фраза была «кто, если не я?». Кто-то участвовал в организации референдумов…
Так вот, мы наш проект хотели запустить в феврале, и 25 февраля должна была пройти первая встреча. «Вспомнить всех» должен был начаться с презентации интерактивной карты памятных мест Русской весны и боевых действий 2014–2015 годов. Висела афиша, на ней был двуглавый орел и девиз «Жизнь коротка — память вечна» — и в этот же день началась СВО.
Когда в декабре я вернулся с фронта, мы стали собирать воспоминания и хотели издать сборник, но как сборник это тоже не выстраивалось, и поэтому сейчас это онлайн-история. Но я пытаюсь соблюсти ритуал, и у нас каждую неделю смена караула. Мы пишем: «Новая неделя — смена караула, заступает новый часовой». Естественно, работы проходят редактуру. Это делают мои коллеги. Потому что часто тексты, которые присылают, — это такая сухая биографическая история… Видимо, давит морально-этический груз, что нужно рассказать о человеке должным образом, почтить его память, чествовать его… Но есть и другие тексты. Есть, например, потрясающий текст, с которого мы начали. Это Володя Агранович наш, один из командиров батальона «Спарта» того самого Моторолы, он сценарист, поэтому у него всё так подано сценарно — текст о дяде с какой-то однообразной работой, с какими-то рутинными делами, ЖЭК — дом, и оказывается, что дядя быстрее всех остальных оказался в Славянске в 2014 году… То есть обычный «жековец» пропал со связи и не выходил три дня, думали, волнения в городе, кто-то из хулиганов его забил, а он позвонил: «Я тут в Славянске со Стрелковым». Тихий был, говорили, если какая-то драка, то он был бы в роли лежачего. А оказалось, вот нет.
Видно, что солдатами многие стали вынужденно, что это не настропаленные, науськанные берсерки, которые всю жизнь готовились к тому, чтобы «крошить укропов». А что это — цвет нации и трудовая сила, которая могла всю свою мощь вложить в производство, в иные сферы деятельности, но вот война как тот самый непредвиденный черный лебедь привела их туда, куда привела. К сожалению, большая часть работ посвящена уже усопшим. Сердце радуется, когда читаешь работу, посвященную ныне здравствующему человеку.
Корр.: У вас есть еще один замечательный проект — «Библиотека молодого интеллектуала», где ушедшие на фронт ребята рассказывают о литературе, которая определила их жизненный путь. Расскажи, пожалуйста, как родилась эта идея.
Никита Олендарь: Еще до объявления СВО 2022 год был объявлен в республике годом молодежи. Мы поняли, что это будет такая «замануха»: фестивали для молодежи, которая любит тусить, «чилить», entertainment и вся эта история. Такая была культурная политика: еще в 2019 году я выступал на большой библиотечной конференции в Москве — передо мной выступал парень, который рассказывал, как они за счет краудфандинга решили перевести на русский язык и напечатать стихи Ивана Франко в поддержку Украины. А следом мое выступление, библиотекаря из Донецкой Народной Республики, о Николае Фёдорове.
Потом случается СВО, и та молодежь, на которую ориентировались все эти фестивали, ретируется во всевозможных смыслах: это и внутренняя миграция, это и географическая миграция, это и определенная символика, и апатия. И в фокусе появляется молодежь, которой не уделяли столько внимания, сколько требовалось. Это те самые волонтеры, военкоры, военнослужащие и так далее… Люди очень разных убеждений: те же лимоновцы, евразийцы, левые, правые, о которых мы по большом счету ничего не знаем. И мы спрашиваем у них о книгах, которые стали для них судьбоносными или смыслообразующими. Эта рубрика показала, что на фронте много людей, которые действительно подкованы в литературе.
У меня есть товарищ Андрей Миронов, позывной «Макаревич», из нацболов, который распылил перцовку у Макаревича на концерте и отсидел за это 3 года, а потом отправился воевать в Донбасс. Только за время СВО он был уже трижды ранен, ему разворотило нос гранатой. И вот он прямо пишет: читаю Гумилёва, читаю эту книгу, читаю эту книгу и так далее… И думаешь, у меня вот вроде вальяжная жизнь, я не успеваю читать, а он читает! Мне рассказывали про парня с позывным «Сова» (очень надеюсь, что он жив и у него всё в порядке) — он из освобожденных школ забирал учебники и сравнивал учебники советского образца и современные: брал отдельные параграфы и сравнивал, а потом об этом рассказывал товарищам — не из желания похвастаться, а потому что ему это было важно.
Корр.: В завершение хотел спросить о Фёдорове… Как человек, который изучает наследие Николая Фёдорова не один год и для которого Фёдоров стал частью мировоззрения, скажи: ты как-то актуальность Фёдорова на войне почувствовал? Фёдоров — человек совсем антивоенный, говоривший о воскрешении всех мертвых, без разделения… Стал ли ты смотреть на него как-то по-другому?
Никита Олендарь: У Фёдорова есть отдельный пласт статей о разоружении. Какая история с разоружением? Если Россия сложит сейчас оружие, говорит Фёдоров, то его подберут ее враги. То есть он, несмотря на то, что был за миротворчество, прекрасно понимал, что есть такая вещь, как геополитика, есть люди, которые только порадуются, когда Россия в чем-то проявит свою немощь, даст слабину. Но в целом его пассажи о том, что армии мира должны менять оружие смертоносное на оружие разгона облаков, на собирание атомов для формирования тел усопших — это действительно очень мощные этические вещи. Наш проект «Вспомнить всех» вырос из Фёдорова. На фронте у меня вызрела кое-какая формула: мне вдруг стало понятно, зачем хранить у себя фотографии погибших людей, собирать их вещи. Мне довелось слышать все эти трупные запахи и видеть, что бывает с человеком раскуроченным, разложенным и так далее… вся эта безобразность, она совершенно противоестественна, даже если это твой враг. Физиология здесь стыкуется с этикой. Потому что человек — это богоданный вид, и когда этот вид утерян — то всё, что тебе остается, это сберечь его осколки, независимо от того, кто это. Из этих осколков, удержанных в мире, божественный образ будет воссоздан. А пока его можно воссоздать искусственно: рассказом, мемориальной табличкой. И мы не можем не делать этой работы — это и есть супраморализм, о котором писал Фёдоров.