История знала великих государственников и великих мечтателей. Последние не всегда решались претворять мечтания в жизнь. Ленин же соединил в себе талант великого мечтателя и великого государственника, он начал эффективно выстраивать общество нового типа, оставаясь при этом большим гуманистом, считает преподаватель литературы, кандидат филологических наук Илья Роготнев.

Это вторая часть интервью — об историко-культурном наследии Владимира Ленина. Первую можно прочитать по ссылке.

ИА Красная Весна: Какое место, по Вашему мнению, занимает В. И. Ленин среди всех правителей России?

— Ленин фигура уникальная, ни с кем, на мой взгляд, не сопоставимая. Были в истории великие государственные строители, великие полководцы, великие хозяйственники. И были великие демагоги, которые обещали народам огромные блага, заявляя порою гениальные идеи и чаще всего даже опасаясь взять власть, дабы эти идеи не столкнуть — трагически! — с действительностью. И такой предстает история почти во всех классических трудах, летописях, художественных хрониках: есть великие государственники, есть великие мечтатели. Ленин не просто соединил эти типы реально, это — не вопрос характера, это феномен исторический. Он не просто взял власть — он стал давать, давать людям блага, в огромных количествах и несмотря ни на что. Мы видели на нашем веку немало демагогов вроде Зеленского или Пашиняна, которые быстро обнаруживали неспособность давать обещанное, неспособность дарить это благо. Быть может, ленинские достижения сегодня кажутся анахронизмом, но дело в объеме — кто в мировой истории давал народу столько прав, свобод и благ в виде просвещения, здравоохранения, реального улучшения жилищных условий (хотя сегодня эти коммуналки закономерно кажутся нам уродливыми, люди въезжали в них иногда из землянки, из хлева, из казармы)? Есть фигура среди его современников, с которой весьма любопытно Ленина сопоставить. Это Мустафа Кемаль, который строил современную Турцию, даруя своему народу просвещение, политические права, здравоохранение, равенство полов и проч. И так же, как Ленин, освобождавший свою родину от оккупации. Но что бы ни говорили о Ленине, на нем нет геноцида. Ататюрк же, судя по всему, даровал блага одним и системно уничтожал других. Это сопоставление показывает, что Ленин был колоссальным гуманистом, очень практичным и эффективным гуманистом. Как Кемаль был эффективным тюркским националистом. Но эффективных националистов в мировой истории немало, а эффективный гуманист (во всей полноте понятия) — один.

ИА Красная Весна: Как Вы оцениваете утверждение некоторых публицистов о том, что партия предала Ленина в конце его жизни?

— Это сложная, трагически сложная история. Дело в том, что Ленин был лидером в кругу основателей советского красного проекта. И рядом с ним были Сталин, Троцкий, Дзержинский. Я бы сказал, что среди авторитетных фигур был, например, и Горький. Ленин умел работать с полемическими ситуациями, умел прокладывать путь через дискуссии. Но, видимо, никогда он не достигал монолитности среди соратников. В тяжелые годы Гражданской и первые годы после нее существовала уже диктатура партии, но не было диктатуры в партии. А она была нужна. То, что Ленин каждое решение проводил через полемические войны с соратниками, когда страна висела над бездной, Ленина и свело в могилу. Да, в нем была авторитарность, но стиль был именно такой: убедить, переспорить, побить хлесткими фразами. Поэтому я считаю, что партия была с Лениным в конфликте, который был до некоторой степени конструктивным. Но есть и другой вопрос: изменила ли партия идеалам Ленина? Со всеми оговорками о том, что были разные люди, и даже каждый в отдельности был непоследователен, но да, судя по всему, изменила. Партия полюбила свои полномочия и всё, что из них вытекало. А Ленин если и любил что-то, кроме мечты, то разве что власть — в полноте смысла этой категории, власть в том значении, которое придал этому слову, например, великий мыслитель Александр Кожев (гегельянец, как и Ленин). Власть и полномочия вещи разные.

ИА Красная Весна: На Ваш взгляд, Сталин продолжил дело Ленина или повел страну другим курсом?

— Сталин очень существенно модифицировал ленинский проект. В частности, он придал партии роль управленческого стержня, в существенной степени свернул интернационалистский аспект красного государства, поменял и стиль внутрипартийной борьбы. Всё это очень существенно, однако мы не знаем, как действовал бы Ленин в той новой реальности. Есть основания заключить, что Сталин явно вступил в глубокий диалог с консервативными силами, в том числе с силами националистическими и конфессиональными. Ленин к этому не слишком тяготел, хотя его решение культурной политики носило консервативный характер: не строить небывалую авангардную культуру, а приобщать массы людей к классике. Вот из этого культурно-политического ядра, возможно, вырастает сталинизм с его тяготением к классическому стилю, иерархическим структурам, дидактизму. Однако никакой строгой, линейной преемственности не было. Как, думаю, не было и разрыва. Выше я сказал, что Ленин — это сначала мечта, потом власть. По-видимому, Сталин — это сначала власть (во всей ее диалектике), а потом мечта.

ИА Красная Весна: Какие высказывания о Ленине в последнее время Вас более всего впечатлили?

— Славой Жижек в одной из лучших своих книг «Кукла и карлик» остроумно сравнивает Ленина с апостолом Павлом, это блестящее и весьма содержательное сравнение. Не так давно я читал монографию американского марксиста Перри Андерсона «Перипетии гегемонии». Автор этой работы открыл мне глаза на то, что именно Ленин был главным источником теории гегемонии для Антонио Грамши, которая оказывает и по сей день мощное воздействие на гуманитарные исследования. В книжке Андерсона я отчеркнул такой момент: «В наиболее глубоком из своих теоретических замечаний касательно этого вопроса Ленин утверждает: „С точки зрения марксизма, класс, отрицающий идею гегемонии или не понимающий ее, есть не класс или еще не класс, а цех или сумма различных цехов“». Здесь для меня важны два обстоятельства: во-первых, блестящий политический философ Перри Андерсон именно эти слова оценил как наиболее глубокое ленинское замечание о гегемонии; во-вторых, отвлекаясь от проблематики гегемонии мы видим, что Ленин конституирующим моментом класса делает идею. Не главным, не определяющим, но конституирующим. Ленинская политическая философия вообще читается как увлекательная мистерия борьбы духа с косными материальными стихиями.

ИА Красная Весна: Расскажите о Вашем отношении к тому, как тему Ленина преподают в наши дни в школах и вузах?

— Подозреваю, что Ленина не преподают вовсе, по крайней мере, единой концепции нет. Могу отметить, что некоторые кафедры, где сильны марксистские традиции, преподают Ленина едва ли не хуже, чем кафедры контрмарксистские. Преподают с таким странным советским дидактизмом: «Материализм и эмпириокритицизм» — как великое сочинение в области онтологии, «Империализм как высшая стадия…» — как ключевое экономическое сочинение. Студентам редко объясняют, что это тексты политические, что мировая традиция их интерпретации совершенно иначе строится — они исследуются как образцы диалектического разума, работающего на конкретных, как сейчас говорят, кейсах. Нельзя пренебрежительно отмахнуться от опыта перепрочитывания Ленина Луи Альтюссером или Аленом Бадью, оставшись на хрестоматийном, сталинистском по происхождению, ленинизме. Если «Капитал» претендует быть скрижалями, Заветом, то ленинские тексты лежат в совершенно иной плоскости, они в каком-то смысле сегодня воспринимаются сложнее, хотя в период своего создания и обладали чарующей простотой.

ИА Красная Весна: Какие художественные произведения о Ленине, на Ваш взгляд, актуальны?

— Дзига Вертов, «Три песни о Ленине». Потому что это прекрасный миф в исконной функции мифа — повествование о несказанной сути вещей. Образ Ленина, освобождающего народы, пробуждающего голоса безмолвствующего ранее большинства, героическая работа Ленина по переучреждению мировой истории, собирание всечеловеческого братства вокруг его могилы — в этом мифе сквозит сущностная природа русской революции, практически нереализованная, но неотчуждаемая от нее титаническая сторона.

ИА Красная Весна: Какую работу Ленина Вы считаете наиболее значимой сегодня?

— У меня три любимых работы. «Что делать» — описание главного ленинского проекта (до 1917 года, когда появился великий советский проект), проекта создания политического субъекта; многие конкретные вопросы (о газете, о тред-юнионизме) носят сегодня чисто исторический характер, но методологически работа очень серьезная. «Империализм как высшая стадия капитализма» — блестящий политический обзор экономических тенденций, действующих и в современном мире; местами работа читается как ультрасовременная. «Детская болезнь левизны в коммунизме» — брошюра, в которой Ленин очень ярко прочерчивает межу, отделяющую коммуниста-государственника от революционера, показывает разницу взглядов своих и социал-демократических бунтарей, разворачивает диалектику лево-государственного мышления, в разы более сложную, нежели критический анализ откуда-то «слева». В последней работе осмыслен трагический разрыв Ленина с мировым «левым истеблишментом» — и зарождение того, что позже будут называть леваками. Ленин, впрочем, никогда не пишет с трагическим надрывом, но не стоит обманываться его пафосом, его задорной интонацией.

ИА Красная Весна: Как Вы считаете, в 21 веке имя Ленина будут постепенно забывать, или оно будет становиться все более популярным?

— Ленин — фигура планетарного масштаба. Он отнюдь не на обочине истории, его читают, интерпретируют, цитируют самые авторитетные политические мыслители современности. Ленин в моде, и думаю, никогда из нее не выходил. Кстати, по моим наблюдениям, Ленин чаще упоминается рядом с Марксом, чем Энгельс. Не в российской традиции, где всё наоборот, а в мировой. Красный проект — это для многих его адептов учение Маркса — Ленина. Поскольку Маркс создал универсальную философию, похоже, не менее долговечную, чем платонизм или конфуцианство, то и Ленин займет свое место в истории человечества. Очень вероятно, что это учение станет востребованным в ближайший период, так что рано списывать ленинские тома в макулатуру. Последняя вещь, на которую хочу обратить внимание: марксизм-ленинизм выступит скоро не единственной, а одной из посткапиталистических альтернатив. Завтра мы увидим новую реальность, когда Ленина будут противопоставлять не буржуазным идеологам, а какому-нибудь анархо-феминизму, эко-анархизму и т. д. В этом контексте мы раскроем в ленинизме те моменты, о которых сегодня даже не подозреваем.