30 сентября 2015 года мир узнал о вводе ВКС России в Сирию и начале антитеррористической операции. За время участия нашей страны в сирийском конфликте ситуация в Сирийской Арабской Республике (САР) стала качественно иной. Терроризм на большей части территории страны побежден, одни игроки резко усилили позиции, а влияние других существенно сократилось.
Но война в Сирии все еще не закончена и остается открытым вопрос о будущем сирийского конфликта и месте, которое в нем занимает наша страна. Об этом корреспондент ИА Красная Весна поговорил со старшим преподавателем Школы востоковедения Высшей школы экономики (ВШЭ) Андреем Владимировичем Чупрыгиным.
ИА Красная Весна: 30 сентября исполняется 5 лет с момента ввода нашей группировки в САР. Как вы можете оценить — достигла ли Россия целей, которые ставились в момент включения в конфликт? Что удалось, а что не получилось?
— Что-то выполнено, что-то нет. Основные цели, которые ставились, наверно можно обозначить как выполненные.
Первое и самое важное конечно — реабилитация имиджа России на Ближнем Востоке. Об этом не очень часто говорят, но иногда проскальзывает.
В 2011 году, как вы помните, Россия не воспользовалась своим правом вето в Совбезе ООН. Тем самым позволила установить бесполетную зону над Ливией. Это позволило авиации НАТО безнаказанно летать над Ливией, вдребезги разнести всю ее инфраструктуру и отбросить Ливию лет на 150 назад.
В ближневосточном регионе и среди правящих элит, и среди населения сформировалась тогда, пусть неустойчивое, но вполне заметное ощущение, что Россия бросает своих союзников и доверять ей нельзя.
Потому что Каддафи, не совсем правильно, но де-факто считался союзником сначала СССР, а потом России. Хотя это было не так, но общее мнение было такое.
В 2013–2014 годах стало понятно, что правительство Асада висит на волоске — у него почти не оставалось подконтрольной территории. И мы должны были поддержать САР. Потому что Асад, семья Асадов, Сирия как страна — традиционно всегда считались и до сих пор считаются самым твердым, близким союзником сначала СССР, а потом России.
ИА Красная Весна: Сыграл ли свою роль тот факт, что в Сирии находится наша единственная военно-морская база в Средиземноморье?
— Это следующее соображение. Я начал с наиболее значимой вещи. Как это ни странно, остальные соображения вторичны. Первичен авторитет России на Ближнем Востоке. Авторитет — это не что иное как возможности. Это и была цель номер один — не дать провалиться в небытие своему надежному, доказавшему это уже не раз в течение многих десятилетий, союзнику — и самой семье Асадов, и САР. Показать, что «своих не бросаем». И эта цель, разумеется, выполнена в полном объеме.
Второе соображение — да, это военно-морская база, вернее пункт материально-технического обслуживания (720 ПМТО — прим. ИА Красная Весна) кораблей в Тартусе. Единственная точка опоры на Средиземноморье, которая существовала в распоряжении России. Но она ведь интересна не просто как ПМТО.
ИА Красная Весна: В последние годы ее расширяют.
— Да, но пока еще процесс не закончен. Понимаете, что это колоссальный объект, содержать который затратно. Но тем не менее важный.
Интересна она не только как точка опоры для ВМФ, а как референтная точка проецирования нашего присутствия в Средиземном море вообще. Это важно, поскольку Средиземноморье — «задний двор Европы» и традиционно котел, в котором варятся политические, стратегические и торговые решения для всего мира.
ИА Красная Весна: Исторически, как на днях заявил Реджеп Тайип Эрдоган — это «внутреннее море Османской империи».
— Он много чего может говорить. Когда-то оно было римским морем, потом в течение нескольких столетий «арабским озером», потому что доминирующее присутствие было арабским.
Да, Османская империя претендовала на приоритет в Средиземном море, но никогда его не имела. Желания не всегда совпадают с возможностями. Ровно посередине Средиземного моря всегда находилась христианская точка сопротивления — Родос, потом Мальта, какое-то время Кипр. Они не давали спокойно спать османам, и потому Османская империя никогда полной власти над Средиземноморьем не имела.
Тем не менее, Средиземноморье — это центр притяжения амбиций многих стран: США, Европы. Россия была заинтересована в Средиземноморье еще со времен Екатерины, когда мы рвались через Босфор и Дарданеллы.
Потому что целью геостратегического присутствия является развитие экономических связей и завоевание рынков.
Сегодня экономика стран во многом, если не во всем, зависит от внешних рынков. Мы же не Китай, у которого есть емкий внутренний рынок, благодаря чему он может переживать почти любые невзгоды, замкнувшись и продавая товары только своему населению.
У нас такого нет. Потому и нам, и американцам, и европейцам важны внешнеторговые позиции. А вы их никогда достаточные не получите, если у вас не будет политического сильного присутствия. Или хотя бы объективно разумного.
И эта задача за время нашей операции тоже в существенной степени реализована. Многое еще предстоит сделать, но задел обеспечен большой.
Читайте также: Результаты сирийской кампании России очень видны на рынке оружия — интервью