В августе 1942 года 6-я полевая армия Паулюса и 4-я танковая армия Гота приготовились к рывку непосредственно на Сталинград. После серии удачных сражений против войск Сталинградского фронта немцы собирались прорваться через Дон, охватить город с севера и с юга, а затем начать бои за овладение самим городом.
21 августа передовые части немцев форсировали Дон, создав плацдарм, с которого 23 августа по двум временным мостам через реку стремительно перешла ударная группировка из девяти пехотных, моторизованных и танковых дивизий. В тот же день быстро наступающие немцы вышли к Волге севернее Сталинграда и устроили мощнейшую воздушную бомбардировку промышленных и жилых кварталов города с 400-тысячным населением и десятками тысяч беженцев.
Город бомбили несколькими волнами, методично и показательно. До сих пор не установлено точное число убитых и покалеченных в этот день мирных людей. Горел город, горели промышленные предприятия, нефтяные потоки из разбомбленных хранилищ продолжали пылать даже на поверхности Волги вместе с речными судами.
В этом огненном аду перемещались массы людей. Горожане стремились уйти подальше от этого гибельного места, а в противоположном направлении, навстречу смертельной опасности, шли бойцы Красной Армии, двигались советские танки.
Коридор к Волге, пробитый немцами севернее Сталинграда, сразу же был контратакован танками четырех советских корпусов. Этот участок был крайне важен, так как именно здесь проходила железная дорога, по которой снабжались войска в самом Сталинграде и южнее него. Без этой магистрали снабжение можно было осуществлять лишь через Волгу под непрерывными ударами немецкой авиации и исключительно по ночам. Позднее именно этот фактор ограничит численность советских войск на этих участках.
Немцы, прекрасно осознавая данное обстоятельство, обороняли этот коридор изо всех сил. Здесь они построили прочнейшую оборону и до самого декабря 1942 севернее Сталинграда держали крупные силы, сдерживая на этом участке постоянные атаки советских войск. Такие атаки не пробивали немецкую оборону, влекли большие потери, однако именно они облегчали положение защитников Сталинграда, не давая немцам обрушиться на город в полную мощь. Это был настоящий подвиг, неизвестный большинству наших соотечественников. Сражения на этом участке не ознаменовались яркой победой, но воевавшие здесь бойцы в полной мере заслужили звание героических защитников Сталинграда.
То, что происходило в это время в самом Сталинграде, всё меньше укладывалось в привычные представления о маневренной войне середины ХХ века. Здесь немцы уже не могли применять свою излюбленную схему быстрых ударов, прорывов и окружений. Началась вязкая, монотонная позиционная война, борьба обоюдного упорства и воли.
Да, немцы по-прежнему располагали преимуществом в артиллерии и авиации. И использовали это преимущество так, что, согласно воспоминаниям, получали «огневую подготовку невиданной до того силы». Такими возможностями не располагали советские воины, сражавшиеся в Сталинграде, но они противопоставляли шквалу бомб и снарядов новую тактику. Потому в немецких донесениях все чаще встречаются слова, что «враг становится все упорнее, а эффективность его обороны растет».
Наши бойцы старались максимально сблизить свои позиции с немецкими, чтобы вражеская артиллерия и авиация опасались попасть по своим. Невиданный размах приобрела снайперская борьба — немцы не могли быть защищены ни днем, ни ночью. Не имея сил для крупных атак, русские действовали небольшими штурмовыми группами, чьим главным козырем была не огневая мощь, а неожиданность и дерзость. Знаменитый Дом Павлова был отбит именно такой группой, успех которой был закреплен их товарищами. Дом, словно мыс, выдавался перед советской линией обороны и разместившиеся в нем артиллерийские корректировщики управляли огнем тяжелой артиллерии, бившей с восточного берега Волги.
Немцы упорно пробивались к Волге, но все три генеральных штурма Сталинграда в сентябре и октябре почему-то привели только к частичному успеху, хотя каждый из них должен был завершиться полным взятием города. Сталинградцы ломали все привычные схемы. Командные пункты советских полков и дивизий находились в ста метрах от передовой, потому что еще через сто, двести или триста метров к востоку уже плескались волжские волны. Один из защитников города позднее отмечал, что «оборона Сталинграда — парадокс для военной науки». Немцам этот парадокс казался абсолютно неразрешимым. Их рационализм и расчет все чаще проигрывали творческому подходу, импровизации, упорству и самопожертвованию русских.
Символ обороны Сталинграда — господствующий над местностью Мамаев курган, профиль которого ежедневно менялся от бомбовых и артиллерийских ударов. К концу обороны Сталинграда он был так нашпигован осколками бомб и снарядов, что после войны там несколько лет не росла трава.
Курган непрерывно переходил из рук в руки — одно это никак не укладывалось в рациональные расчеты. По нему проходила линия фронта и его склоны считались самым опасным местом Сталинграда, средняя продолжительность жизни бойца на Мамаевом кургане исчислялась 48 часами.
Ни в какую рациональность не помещалось также решение советского командования, принятое 14 сентября во время первого генерального штурма города. Немцы взяли Мамаев курган, уже выходили к Волге почти по всему периметру обороны, и продержаться до ночи, когда через реку можно переправить резервы, было невозможно. И тогда резервной 13-й гвардейской дивизии было приказано начать переправу днем, не дожидаясь темноты. Под массированной бомбежкой, артиллерийским, минометным и даже пулеметным обстрелом погибла бóльшая часть бойцов, переправлявшихся через Волгу в первом эшелоне. Уцелевшие участники этой переправы вспоминали ее как самый жуткий день за всю войну. Но выжившие сумели отбить набережную и мельницу, прикрыть переправу остальных подразделений и даже снова взяли Мамаев курган. Как они это сделали — рационально объяснить невозможно. Но этот единственный шанс спасти судьбу всего сражения они использовали.
Отрезанные от своих, окруженные, оставшиеся без связи с командованием, очаги обороны держались не только до последнего патрона, но и до последнего удара ножом. Знаменитый сталинградский элеватор, до сих пор глядящий на город неровными проломами пробитых стен, трое суток обороняли всего пятьдесят бойцов. Внутри элеватора горело зерно, немецкие танки безнаказанно расстреливали здание почти в упор, его штурмовал батальон немецкой пехоты — а они продолжали сражаться. Один из немецких солдат, участвовавших в этом бою, записал в своем дневнике: «Если все дома Сталинграда будут так обороняться, то никто из нас не вернется в Германию».
Уступавшие немцам в численности и в огневой мощи защитники Сталинграда вопреки любым расчетным нормам обороняли свои рубежи и отбирали потерянные ранее позиции.
Чтобы покончить, наконец, с этими упрямыми русскими, не желающими отдавать прибрежные руины города, немцы сломали свои же правила и ввели в город свои танковые и моторизованные дивизии, но и они не переломили ход сражения, а лишь израсходовали в уличных сражениях боевую мощь. Жалкие нескольких сотен метров, которыми исчислялась глубина русской обороны, держали и держали каждодневные атаки немцев. Победа, которая, казалось, была близка, никак не приходила.
Как ни странно, но именно у обладающих превосходством в силах убывала воля к победе. Иначе нельзя объяснить, почему к концу октября 1942 года, после трех штурмов, каждый из которых все-таки приближал немцев к волжскому берегу, они решили дождаться помощи от природы. Новый рациональный расчет был построен на том, что встающий на Волге лед лишит защитников Сталинграда последних ручейков снабжения и тогда их можно будет сломить, уже не прибегая к бесконечным сверхусилиям.
Но этим планам не суждено было сбыться.
Похоже, высочайший накал боев за Сталинград настолько загипнотизировал немецкое командование, что заставило игнорировать прилегавшие к городу участки фронта. Тем более что за лето и осень 1942 года оно привыкло без оглядки на русских выбирать время и место главных ударов. Германскому верховному командованию казалось, что прибрежные руины Сталинграда являются точкой приложения главных усилий, благодаря которым можно будет завершить эту битву и готовиться к дальнейшим событиям. Видимо, поэтому в городе и возле него были сосредоточены все самые боеспособные соединения. Относительно спокойную линию фронта западнее Сталинградского выступа доверили союзникам — румынским, итальянским и венгерским войскам. Их боеспособность, вооружение и техника не годились для решительных боев, но выполнять второстепенные задачи они могли.
Именно отсутствие внимания вермахта к этим участкам фронта и малая боеспособность находившихся там немецких союзников стали тем фактором, использовав который верховное командование Красной Армии собиралось разомкнуть блокаду Сталинграда. Если немцы видели своей задачей овладение волжским берегом, то руководство Красной Армии смотрело на ситуацию существенно шире и задумало операцию, успех которой не только отбросил бы немцев от Волги, но и обезопасил Кавказ и Баку, к нефтепромыслам которых стремились немецкие войска.
Операция получила название «Уран». Замысел состоял в сходящихся ударах по южному и северному флангам сталинградского выступа. После прорыва обороны румынских войск, «клешни», состоявшие из 5-й танковой армии и механизированных корпусов, должны были сомкнуться в глубоком тылу группировки Паулюса. В тех самых донских степях, с которых немцы начали свой марш на Сталинград.
Операция «Уран» планировалась советским командованием с особой тщательностью. Она стала результатом переосмысления неудачных попыток советских войск разбить немецкую группировку в Сталинграде фланговыми ударами с севера. Эти атаки хоть и срывали реализацию планов по решительному захвату Сталинграда, но не меняли общей ситуации. Поэтому был разработан иной план — охвата и окружения блокирующей Сталинград армии Паулюса, а затем и ее ликвидации. Впервые в практике советского командования немцам готовился «котел» столь невероятных размеров.
Наиболее сильный удар с участием 5-й танковой армии намечался с севера. Удар с юга, ускорявший полное окружение немецкой группировки, возлагался на два мехкорпуса. Обе советские «клешни» должны были перекусить основание сталинградского выступа в районе города Калач-на-Дону, где располагались мосты, через которые шло снабжение 6-й полевой и 4-й танковой армий немцев в Сталинграде. После этого предполагалось выстроить внутренний фронт окружения вокруг группировки Паулюса, а внешний рубеж для отражения возможных деблокирующих действий планировалось создать немного позже. Выиграть время для этого должны были продвинувшиеся как можно западнее кавалеристы трех кавкорпусов.
Операция «Уран» предполагалась настолько масштабной, а череда предыдущих неудачных атак севернее Сталинграда была настолько удручающей, что новый план, рожденный в недрах Генштаба Красной Армии, многими нашими фронтовыми генералами воспринимался как авантюра. Следствием этого стал знаменательный эпизод. Один из будущих главных героев «Урана», командир 4-го мехкорпуса В. Т. Вольский написал Сталину письмо, в котором заявил, что задуманная операция закончится катастрофой для всего южного участка советско-германского фронта. Вольский, в частности, обосновывал свой прогноз тем, что личный состав привлекаемых к операции танковых и механизированных корпусов плохо обучен и неопытен, а поэтому не сможет выполнить поставленных в рамках «Урана» задач.
Получив письмо, Сталин не воспринял сомнения Вольского как паникерство и не стал принимать жестких мер. Он отлично понимал, что постоянные поражения действуют даже на хороших генералов, подавляют их волю и уверенность в победе. Но еще лучше Сталин знал, что обстановка вынуждает воевать теми средствами, какие есть, и времени на то, чтобы выучиться как следует, враг не даст. Поэтому, как свидетельствуют документы, он лично позвонил Вольскому и постарался убедить его, что операция достаточно хорошо подготовлена и будет успешно завершена. Этот чисто психологический ход Верховного стал для генерала Вольского переломным — в ходе операции «Уран» он будет действовать самоотверженно, целеустремленно и решит все поставленные командованием задачи.
А пробелы в воинской подготовке, о которых писал в своем письме Вольский, нашим танкистам, артиллеристам и пехотинцам предстояло восполнить тем боевым опытом, который они могли получить в борьбе с гораздо более слабыми, чем немцы, румынскими войсками.
Под Сталинградом решалась не только судьба южного участка фронта. Всё более реальной становилась перспектива захвата немцами нефтепромыслов Кавказа и Баку, после чего победить в войне стало бы на порядок труднее. Поэтому под Сталинградом на карту было поставлено если не всё, то очень многое.
При подготовке операции «Уран» произошел еще один казус, который, если бы он был замечен, мог бы и у советского командования вызвать сомнения в ее осуществимости. Дело в том, что советская разведка, оценивавшая численность группировки Паулюса, ошиблась. Она посчитала, что в окружение попадет около 80 тысяч человек, тогда как в действительности отборных немецких войск там насчитывалось 284 тысячи.
Так или иначе, но решение было принято и реализация «Урана» началась.
Утром 19 ноября на северном участке прорыва под сильным снегопадом советская пехота пошла в атаку на румынские позиции. Как и предполагалось, оборона была прорвана в тот же день. Корпуса советской 5-й танковой армии устремились к Калачу. 20 ноября Паулюс понял, что это не обычный прорыв, а серьезное наступление советских войск, и принял решение остановить штурм города. Теперь он стал выстраивать оборону своей армии фронтом на запад. Но создать действительно плотную оборонительную линию немцам не удалось.
22 ноября мехкорпус того самого генерала Вольского, отбив контратаки немецких танковых резервов, перерезал последнюю железную дорогу, связывавшую армию Паулюса с тылом. Советские танки с десантом на броне быстро двигались по заснеженной степи, уничтожая разрозненные группы противника и захватывая массу трофеев. К 25 ноября были окружены и полностью разгромлены главные силы 3-й румынской армии. 27 тысяч пленных стали первым подтверждением успеха.
Первая задача операции «Уран» была выполнена. Но до развязки было еще далеко. Ставка советского командования прекрасно помнила, что несколько окружений, которые смогли устроить немцам войска Красной Армии, так и не завершились окончательной победой. Поэтому мало было заблокировать войска Паулюса — надо было выдержать деблокирующие удары вермахта, который спешно стягивал войска к окруженным. Да и сам Паулюс, как показывают документы, пока особой паники не испытывал.
После удара советских войск и окружения 6-й немецкой полевой армии на южном участке фронта образовалась гигантская брешь, куда были срочно направлены все имеющиеся германские резервы. Но поскольку одновременно шли сражения за Ржев и бои под Ленинградом, то резервов у немцев оказалось немного — группы армий «Север» и «Центр» могли выделить минимум. Но и Красная Армия еще не успела построить прочный внешний фронт окружения и насытить его войсками. Началась гонка, главным призом которой был выигрыш во времени.
Первыми в битву за время вступили советские кавалеристы, которые должны были заранее продвинуться как можно западнее тогда еще только намечавшихся советских «клещей», теперь сомкнувшихся вокруг армии Паулюса. 4 декабря 81-я кавалерийская дивизия столкнулась с прибывшей из Франции 6-й танковой дивизией немцев. Под ударом немецких танков устоять было невозможно — дивизия была разбита, погиб ее командир. Но «уходящий в прошлое род войск» сумел отвоевать время, нужное для подхода на внешний фронт окружения 2-й гвардейской армии Р. Малиновского. Эти сутки легли на чашу весов Сталинградской битвы.
Между тем войска Паулюса готовились к обороне. Для подвоза им боеприпасов и продовольствия немцы использовали не раз применявшийся ими способ — сбрасывать окруженным все необходимое с самолетов. Армада из 500 транспортных самолетов и тяжелых бомбардировщиков ежедневно доставляла войскам Паулюса от 50 до 130 тонн различных грузов. Одновременно для деблокирующего удара и закрытия бреши во фронте создавалась новая группа армий «Дон» во главе с Э. фон Манштейном. Кроме 6-й танковой дивизии, которая уже начала двигаться к Сталинграду, под начало Манштейна переходили четыре пехотные и две танковые дивизии, а также немецкие и румынские соединения, ранее отступившие на запад после прорыва Северной группы советских войск.
Немецкая операция по деблокированию окруженной группировки Паулюса получила название «Зимняя гроза» и началась 12 декабря. Группировка Манштейна разгромила и рассеяла 302-ю стрелковую дивизию и пошла на Сталинград. Судьба сражения вновь повисла на волоске. И опять на первый план Сталинградской битвы выступили мотострелки и танкисты 4-го мехкорпуса В. Вольского, который не имел права на поражение. И не потому, что отвечал перед Сталиным за минуту сомнения, а потому что иначе все, кто погиб в донских степях летом или отдал свою жизнь в Сталинграде осенью, остались бы неотомщенными. В непрекращающихся маневренных танковых боях и в упорной обороне с 14 по 19 декабря 4-й мехкорпус потерял половину своих бойцов, но вновь отвоевал так необходимое время. Перевес сил, полученных фронтом за шесть суток, отвоеванных корпусом Вольского, не позволил войскам Манштейна деблокировать окружение. За этот подвиг мехкорпус был удостоен гвардейского звания.
Судьба армии Паулюса была решена. Уничтожить ее поручалось войскам Донского фронта во главе с К. Рокоссовским.
Операция «Кольцо» продолжалась с 10 января по 2 февраля. Главную роль в ней сыграла артиллерия из 2,5 тысяч пушек и гаубиц до калибра 203 мм включительно. Превосходства над противником в людях Донской фронт не имел.
Окруженных завоевателей методично истребляли массированным артогнем и затем добивали их, полуоглохших и полуослепших от чудовищных по мощи взрывов, силами штурмовых групп.
24 января Паулюс по радио попросил разрешения на капитуляцию. Гитлер такого разрешения не дал, а вместо этого присвоил Паулюсу звание фельдмаршала. Это была награда с подтекстом: согласно германской военной традиции фельдмаршал не имел права сдаваться в плен, а должен был покончить жизнь самоубийством. Но Паулюс презрел традицию — с 27 января началась массовая сдача немцев в плен, 31 января сдался сам Паулюс и его штаб, а 2 февраля капитулировала последняя часть немецких войск в Сталинграде.
Трофеями Сталинградской победы стали 5762 артиллерийских орудия, 744 самолета, 1666 танков, 80 438 автомобилей, три бронепоезда и многое другое, в плен были взяты 24 генерала, 2,5 тыс. офицеров, 89 тыс. солдат.
Но главным было не это. Главным трофеем стала полноценная уверенность, что мы можем бить сильного и беспощадного врага, что мы научились удерживать наступательную инициативу, а немцы уже ни разу не смогли ее снова заполучить.