Когда человечество соглашается, по словам Достоевского, «жить, как живется», оно превращается в жиреющий скот.

От каждого зависит, будет ли рай на земле

Театр «На досках» — главное и сокровенное детище Сергея Кургиняна. Это уникальное явление в театральном и, шире, культурном пространстве современной Москвы. В центре спектаклей Кургиняна — вопрос о цели и смысле существования, пушкинский вопрос: «Жизнь, зачем ты мне дана?» Это спектакли, которые проявляют великое воспитательное и нравственное значение театра, — вспомним эти слова Гоголя из его «Выбранных мест из переписки с друзьями».

В спектаклях Кургиняна, как, собственно, и в нем самом, в его личности, в его натуре, нет теплохладности. Напротив, огромное внутреннее горение, пассионарность. Но пассионарность не разрушающая, а созидающая. Это пассионарность строителя, пассионарность первопроходца, пассионарность Колумба, открывателя дальних миров, созидателя будущего.

Спектакли Кургиняна — это спектакли для больших открытых пространств, для Кремля, для Красной площади. Это спектакли-мистерии. Вспомним, что идея мистерии предносилась в начале XX века взору великого поэта-мыслителя Вячеслава Иванова, который, как и другие его собратья в культуре и духе, как Фёдоров, Соловьёв, Булгаков, Бердяев, не смирялся с расхождением путей культуры и истории, с разрывом между искусством и бытием. И потому постановки Сергея Кургиняна не ограничиваются пределами сцены, они рушат средостение между актерами и зрителями, они как бы призывают нас войти в действие здесь и сейчас. Нам предлагается стать действующими лицами. Действующими лицами уже не спектакля, а жизни. Нас призывают к метанойе, к покаянию, к тому, чтобы мы наконец опамятовались, чтобы мы изменили ракурс взгляда на вещи, а значит, и принципы нашего действия в мире.

И сейчас об этом говорить очень важно, потому что в эту кризисную эпоху огромное число наших современников живет так, как будто ничего не происходит. Уютно и ни к чему не обязывающе устраиваясь в дисгармоничной реальности мира, не чувствуя необходимости и призванности менять эту реальность, созидательно строить будущее.

Спектакли Сергея Кургиняна — это спектакли-предупреждения. Человечество соглашается на компромисс, и это очень страшно. Когда человечество соглашается, по словам Достоевского, «жить, как живется», оно превращается в жиреющий скот. Против этого постыдного исхода протестует Сергей Кургинян. В своих спектаклях он пытается осмыслить пути истории. Истории мира, истории человечества, истории России. России, которая, как подчеркивает Сергей Ервандович, стоит на острие борьбы с метафизическим злом.

Эту борьбу можно и нужно выиграть, но можно и проиграть. Можно отказаться от креста, можно встать в сторонке, можно отказаться от призванности быть человеком. Можно согласиться с этим образом клерка, с образом человека, которому, как герою Достоевского в спектакле «Я!»: «Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить?!» Можно согласиться с образом человека как придатка матрицы, как безобразной мокрицы, человека как квалифицированного потребителя, не задумывающегося ни о каких высших причинах.

Спектакли Кургиняна — это взывание, это воззвание ко всем нам, к людям России, ко всему человечеству. Во что мы превратились, что мы такое здесь, в начале третьего тысячелетия? Не пора ли опомниться, не пора ли «воскреснуть и восстать»?

В своих спектаклях Сергей Кургинян апеллирует к русской классике. Он апеллирует к Пушкину, к Гоголю, к Достоевскому. Он апеллирует к философам-космистам: Фёдорову, Циолковскому, Вернадскому, которые задавали вектор движения в будущее, призывали к воплощению невозможного. Он апеллирует к великому мечтателю Ивану Ефремову, который также прорывался к невозможному, стремясь через слово и воображение сделать его реальностью.

Человек-мещанин о невозможном не думает, потому что человеку-мещанину всякая аскеза, всякое сверхусилие — глубоко противны и, так сказать, чужды его природе. Он вполне удовлетворен близкодействием. А вот философы-космисты задают подлинные цели для XXI века, для мира будущего. Это бессмертие, воскрешение, движение в космос, это регуляция, это созидательное строительство мира. Это то невозможное, которое, как писал Андрей Платонов, есть «невеста человечества». Идеи русских космистов, которые близки Сергею Кургиняну, которые тоже входят в его философский, культурный, творческий, целеполагающий синтез, — неотъемлемая составляющая нашего движения в будущее.

Человек должен мечтать, он должен стремиться и осуществлять невозможное. Философ-космист Николай Сетницкий говорил, что «идеал, по самому смыслу своему, есть крайнее, последнее и величайшее задание, к которому стремится человечество». Только целостный, абсолютный идеал, только стремление к невозможному, переходящее в осуществление, и может вывести сейчас и Россию, и мир к новым горизонтам.

Одна из центральных тем спектаклей Сергея Кургиняна — это тема Великой Отечественной войны. Войны, в которой соединяются подвиг и жертва. Это этический камертон, который задается его спектаклям-мистериям. В 1945 году огромными усилиями духа, колоссальным напряжением народных сил фашизм был опрокинут. Фашизм, это предельное мировоззренческое и социальное зло…

Но побежден ли фашизм в корне? Мы видим, что нет. И сейчас человек XXI века должен спросить себя, что он сделал для преодоления зла, что он сделал для того, чтобы мир вышел на другую дорогу, что он сделал для строительства светлого будущего? Выражение «светлое будущее» не раз было осмеяно скептиками, но что оно значит? Это преображенный мир, это Царствие Божие на земле и в истории, это другие основания действия, другой тип отношений между людьми, это подлинный персонализм, который не позволяет превращать другого в средство, это новый тип общности, неслиянно нераздельный, как это явлено в Боге-Троице, это любовь, это творчество добра, это образ совершенства.

Я уже сказала вначале, что спектакли-мистерии Сергея Ервандовича Кургиняна как бы разрушают средостение между зрительным залом и сценой. В его спектаклях на сцене мы видим удивительное единство участников. Это больше, чем актеры, это участники мистерии, внехрамовой литургии, совершающейся здесь и сейчас. Перед нами непридуманная, реальная, живая соборность, и она стремится вовлечь в себя зрителей и вовлечь в себя всех. Это театр, который хочет расшириться за стены театра. Внутри разъединенного, ожесточенного, распадшегося человечества рождается всечеловеческая общность, движущаяся в будущее и вовлекающая в это движение всех нас. Актеры театра Кургиняна дают нам ощущение того, что подвиг возможен, что к подвигу призван каждый, что все мы можем стать строителями страны, строителями мира, что каждая личность важна в истории, что нет, так сказать, раскольниковых, наполеонов и старушонок-процентщиц, что от каждого зависит, будет ли рай на земле или наша жизнь так и останется ничтожным, трусливым, эгоистическим прозябанием.

Спектакли Сергея Кургиняна дают разные векторы действия и поведения человека в мире. Это притчи о человеке, о том главном выборе, который он должен сделать здесь и сейчас. Быть ли ему человеком, встать на сторону правды, или быть предателем, штрейкбрехером, проводником зла в историю, быть ли борцом против зверя Апокалипсиса или быть его приспешником.

В спектаклях Кургиняна звучит мысль о сопротивлении злу силою, но не только силою. Здесь звучит мысль о том главном сопротивлении, которое только и может дать человечеству подлинную, непреходящую, прочную победу, — о сопротивлении любовью.

«Деятельная любовь» (еще одно выражение Достоевского) — вот подлинное оружие, которое абсолютно несовместимо ни со стагнацией, ни с теплохладностью, потому что любовь — это колоссальное усилие личности, это полнота ответственности за другого, за страну, за вселенную, это невозможность спокойно жить, когда знаешь о чужом страдании и когда вообще нет чужих — все родные, когда весь мир становится тебе ближним, когда опять-таки нельзя сказать, подобно герою Достоевского: «Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить?»

Нерв спектаклей Кургиняна — восстановление человека, его подлинного образа. Задание его театра в том, чтобы человек, пройдя через колоссальное потрясение всего своего существа, через метанойю, сказал себе: «Я хочу быть человеком». А быть человеком — это значит быть на стороне деятельного добра, взять на себя всю полноту ответственности за себя, за других, за историю.

Анастасия Гачева — филолог и философ,
специалист по истории русской философии
и русскому космизму, доктор филологических наук

Внешне иногда спектакли своей эмоциональной напряженностью идут как будто на разрыв аорты, но во всем этом я переживаю погруженность в любовь — к жизни, к людям.

Услышать собственное достоинство

Аналогов театру «На досках» вообще нет (в России, во всяком случае). Создано то, что проникает не просто в понимание, а через сознание и в подсознание, в глубокое переживание зрителя. И это дает эффект катарсиса. Как автор и режиссер Сергей Кургинян создает свои спектакли таким образом, что они становятся одухотворенной жизнью на сцене. Сцена буквально насыщена энергией переживания.

Эта напряженная стихия смысла не только завораживает самих актеров, потому что видно, что они в вихре смыслового потока, но и позволяет зрителю переживать вместе с ними то действо, которое происходит, с одной стороны, на видимом, материальном плане, а с другой стороны, все это уходит в какие-то духовные высоты, где переживается уже надмирное состояние человека и событий.

Это волшебство Сергей Ервандович совершенно справедливо называет «мистерия», это некое религиозное действо. Но для меня эти спектакли еще имеют психотерапевтическое содержание, то есть они дают человеку возможность перетряхнуть свое подсознание, свои переживания, достать до глубин замороженных состояний, которые делают его роботизированным.

Для того чтобы была сметена эта искусственность, чтобы человек проник к подлинности, используется удивительный прием, который найден Сергеем Ервандовичем. Хотя он говорит, что является продолжателем определенной традиции, но сейчас в современности других нет: ни слева, ни справа — никого.

Театр для меня ясен своей обнаженной истиной — вот здесь бытует правда. Правда, которая выходит на открытый бой с ложью. Это трансцендентное, конечно, действо, где встречаются истина, ложь, подлость, жертвенность. Это всё категории того идеального мира, который позволяет нашему материальному оставаться высокодуховным. Все спектакли Кургиняна пронизаны религиозной мистикой.

В этих спектаклях очень просматривается поток религиозной возвышенности, значимости, когда все обращено к духовному состоянию зрителя, к его переживаниям, которые задевают самые возвышенные пласты его мировоззрения, его картины мира. И обращено это на тот уровень самосознания, где история разворачивается во всей своей безбрежности, где прошлое, настоящее и будущее соединяются в вечную бесконечность. Вот это переживание вечной бесконечности религиозного смысла для меня наиболее важно в спектаклях Сергея Ервандовича.

Я вспоминаю спектакли, где передаются разные образы России. Для меня это настолько созвучно, потому что многие поколения моей семьи связаны с судьбами нашей Родины. Это боль, которую сыны и дочери переживают за то, как Россию-матушку терзали и как ее трудно было спасать.

Театр Сергея Ервандовича я воспринимаю как его служение: служение Отечеству, служение Родине, где Родина переживается как живое существо. И ведь это не какое-то экзальтированное восприятие, это на самом деле та духовная реальность, которая воспета и в стихах, и в скульптуре «Родина-мать».

Все тонко чувствующие духовную ткань жизни были наполнены этим особым отношением к Родине. И ведь, умирая за Родину, солдаты умирают не за какой-то пустой звук, они умирают за духовную сущность.

Конечно, я благодарна Сергею Ервандовичу, что он вот так может своими спектаклями пробудить это сыновнее чувство, когда верность Родине и долг Отчизне становятся внутренним переживанием.

Театр Кургиняна — один из немногих ставящих экзистенциальные проблемы и просто дотрагивающихся до них — вопросов жизни, смерти, бессмертия, одиночества, предательства, выбора, любви. Внешне иногда спектакли своей эмоциональной напряженностью идут как будто на разрыв аорты, но во всем этом я переживаю погруженность в любовь — к жизни, к людям.

Это смелость — ставить крайние вопросы, к которым наука не подбирается — она изучает середину, а не крайние проблемы: проблемы рождения, смерти наука не трогает. А вот театр, искусство — это его пространство.

Хорошо, что театр «На досках» силами своих великолепных актеров дает возможность зрителю дотронуться до крайних, предельных вопросов жизни. Тогда в человеке начинает звучать его собственное достоинство, с которым он пришел в эту жизнь.

Всякий из нас имеет предназначение, и человек начинает искать его. Мне кажется, еще в этом очень важная миссия театра «На досках» — помогать в этом поиске.

Театр стал, действительно, духовным ответом на то, каким же должен быть человек будущего, который нужен России.

Надежда Храмова — кандидат психологических наук,
профессор кафедры общей и прикладной психологии
Российского Православного университета,
Московского Православного института св. Иоанна Богослова

Если Шекспир сказал, что «вся жизнь — театр», то я хочу сказать, что театр Сергея Кургиняна — это концентрат жизни.

Духовный Сталинград должен стать реальностью

Это был 1993 год. У меня было состояние такой… подавленности, растерянности, потому что мой круг, круг творческой интеллигенции, приветствовал расстрел Белого дома. У меня не было тогда людей, которые думали так же, как я, что это мерзкое, зверское убийство.

В это время я увидела около Белого дома, — потому что я туда приходила все время на панихиды, на встречи с родителями убитых ребят, — и вот там познакомилась с историком, его звали Саша Балакирев, и он меня привел в «Экспериментальный центр». Там был доклад Сергея Ервандовича.

И вот, когда я его увидела и услышала, и увидела людей, которые туда пришли, я поняла, что я не одна на белом свете. И тогда, и потом, когда я стала ходить регулярно на его доклады, я с радостью чувствовала, что этот человек оправдал, обелил, реабилитировал звание русского интеллигента. Потому что в основном все остальные люди, причисляющие себя к интеллигенции, повели себя просто ужасающим образом.

Конечно, он человек необыкновенный, сложный, прекрасный. Он всегда на сверхнагрузках живет. Его театр, его политическая аналитика, его выступления, его воспитание довольно большого количества молодежи.

И он такой вот настоящий человек Возрождения. Потому что он, если что задумал, он этому научается и научает других. То был физиком-геологом, то стал режиссером. И так научает играть людей, которые даже не прошли театральный институт, — они играют так, как сегодня в других театрах уже не играют, не умеют. Уровень другой, само ощущение другое, осмысление другое, прожитие на сцене другое — все настоящее.

Если Шекспир сказал, что «вся жизнь — театр», то я хочу сказать, что театр Сергея Кургиняна — это концентрат жизни.

Я очень желаю ему, чтобы он добился и увидел бы духовный Сталинград, чтобы он добился его пробуждения, его развития, его противостояния. Чтобы он это увидел и знал бы, что он огромные силы своего разнообразного, многомерного таланта вложил в то, чтобы духовный Сталинград появился и стал реальностью.

Ирина Медведева — психолог, публицист,
член Союза писателей России