Сначала о внутрироссийских процессах. Есть мнение, согласно которому Путин победит на очередных выборах и тогда ситуация, наконец, стабилизируется. Но вы должны знать, что господин Навальный выкупил всю рекламу на Facebook и YouTube вперед на год, начиная с февраля 2018-го.
Я хочу сказать, что, во-первых, перед выборами что-то, наверное, будет. Но самое главное, что вся ставка делается на то, чтобы начать работать после выборов. Реальная дестабилизация в России планируется на поствыборный процесс и может начаться в конце выборного процесса.
На мой взгляд, не стоит уповать на то, что ситуация станет стабильнее. Дай бог, пусть она станет стабильнее, но я всегда считаю, что нужно рассчитывать на худшее — пусть хорошее будет приятной неожиданностью.
Вторая мысль моя заключается в том, что действительно долгое время разные политики — иногда самые страшные, иногда, наоборот, благородные — боролись за сознание, ум и совесть. А теперь мы живем в новую эпоху, когда борьба ведется против сознания, против ума и против совести. То есть раньше все, вплоть до фашистов, боролись — пусть ужасными методами, извращая все, — за сознание, ум и совесть. За человека. А тут борются против сознания, против ума и против совести. За дегенератизм, за имморализм, за гендер, при котором, если захочешь, можешь взять себе статус павлина и все должны считать тебя павлином, и так далее и тому подобное.
Когда обсуждалась тема эксплуатации, то Маркс (которого мы, с моей точки зрения, иногда чрезмерно канонизируем, а иногда вычеркиваем из числа тех, кому принадлежит будущее) ведь очень смело говорил об отчуждении — отчуждении от родовой сущности и так далее. Но считалось, что главное — это эксплуатация, а отчуждение шло вторым номером.
А теперь мы видим отчуждение, выступившее на первый план. Конечно, эксплуатация и даже ликвидация людей в Африке и всюду идут полным ходом. И расслоение идет. Но если говорить об авангарде человечества или о том, что пока еще таковым считается, то я считаю, что нужно говорить об отчуждении человека от Бога. Или, для светского человека, от его «высшего Я» (которое, в сущности, и есть то же самое). И от Истории. Потому что вне Истории не будет будущего.
Когда мы говорим о любых утопиях, мы, тем не менее, рассматриваем это как повторение чьего-то героического подвига. Мы существуем в единстве поколений, в единстве живых и мертвых. На сегодняшний день война с Историей как таковой — не за ту или иную версию Истории, а просто с историчностью как таковой — достигла колоссальных размеров.
Значит, мы имеем дело с отчуждением от Бога, от «высшего Я» и от Истории, которая одна лишь и дает это «высшее Я» человеку. И многие люди ощущают это отчуждение.
Но человека не устраивает, что он, во-первых, отчужден от самого себя. Его не устраивает, что он задан чем-то и кем-то, что он превратился в какую-то компьютерную модель (матрица — откуда это все?), что он несвободен. Что ему кто-то диктует: «Ты — вот это».
И, во-вторых, он отчужден от возможности измениться. Огромное число людей, которым навязаны самые деструктивные вещи, говорят: «Последняя точка нашей опоры — это наша вера в то, что мы можем измениться». Если переводить это на язык религиозный (а я хочу оговорить, что я человек светский), то это называется отчуждение от спасения.
Под разговоры о том, что нельзя построить рай на Земле, на Земле строят ад. Очень быстро. Это настоящий ад. В нем не будет времени. И в этом смысле, конечно, сопротивление этому процессу очень напоминает светский или христианский вариант сопротивления последним временам.
После капитализма вместо коммунизма, которым пугали, приходит настоящий антихрист со всеми его чертами. И, конечно, после атаки на коммунизм главным объектом атаки является не либерализм и не консерватизм, а христианство. Европа должна быть радикально дехристианизирована не только в смысле собственной религиозности, но и в смысле культуры. Все это должно быть уничтожено, это новый враг, поставленный на повестку дня.
Когда мы говорим о том, что субъект должен быть активен, я абсолютно с этим согласен. Лучше иметь дело с не до конца компетентной молодежью, которая готова проявлять активность, чем иметь дело с умниками и умницами, которые не могут пальцем пошевелить.
Но, конечно, высшее свойство субъекта — это проективность, то есть активность в реализации большого проекта совсем другого будущего.
Определенная часть современной молодежи поддается на всё, что предлагает ей современный мир. Но другая часть молодежи, в том числе и собравшаяся в этом зале, видит происходящее как погибель, от которой надо отстраниться во имя спасения. Мы занялись созданием коммун. Но когда создаются такие общности? Когда они ощущают окружающее как погибель.
А как это окружающее надо ощущать? Ты отдаешь своего ребенка в элитную школу — и чего потом ждешь? Что его спросят, на какой машине за ним приедет папа? Что ему уже в начальной школе предложат посмотреть порноролик? Хорошо, мы не в Средние века живем. Но вы дайте детям оформиться как личности в режиме какой-то морали, а уже потом предоставьте им выбор. В христианстве существует свобода выбора между добром и злом. Но вы дайте им сначала различение добра и зла, вы оформите их нормально! Но ведь этого же не делают. Преступление заключается даже не в навязывании зла оформленной личности, а в том, что личности не дают оформиться вообще. В этом смысле мы действительно имеем дело с каким-то совершенно новым качеством процессов.
Энгельс написал «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Где семья? Если есть капитализм, то почему ему не нужна семья? Она же была ему нужна! Где неприкосновенность частной собственности? И где государство, если все кричат о «крахе Вестфальской системы»?
Значит, мы имеем дело с чем-то действительно очень мрачным, с каким-то ощущением последних времен. Соответственно, и борьба наша должна быть адекватной этому.
В своей книге «Что делать?» Ленин ничего не говорит о том, что надо делать. Там нет ни слова об этом. Вся книга посвящена тому, кто это будет делать. Ленин пишет только о субъекте. Он говорит, что нужна партия нового типа, нужна организация профессиональных революционеров. «Дайте нам организацию революционеров — и мы перевернем Россию».
Сейчас вопрос состоит в том, кто будет делать нечто, что нужно. Нам справедливо говорят: «А где Сорос?» Правильно, Сороса нет. У обездоленных нет Сороса. Но я могу сказать, например, на что я сделал ставку. У меня есть, тем не менее, какие-то, пусть скромные, возможности, которые возникли потому, что ближайший круг моих соратников и я сказали: «Даже если это борьба без надежды на успех, она все равно необходима».
Дантон по этому поводу говорил, что нет ничего хуже, чем отказ от борьбы, когда борьба необходима. Если человек не смирился и борется, он остается человеком. Человек, который смирился, перестает быть человеком. Когда человек начинает входить в мир через компромисс — стерилизуя, кастрируя себя, отказываясь от своих ценностей, — он перестает быть человеком. Что значит смириться и получить миллиард? Я не говорю, что он вообще не нужен. Я просто говорю о том, что за чертой смирения человека нет.
Поэтому главный вопрос в том, что мы ни с чем не смирились.
Мы не смирились с проигрышем Красного проекта.
Мы не смирились с проигрышем СССР.
Мы не смирились с проигрышем стратегической модели Будущего.
Мы проиграли! Но мы не смирились.
А если мы проиграли и не смирились, значит, мы будем выигрывать. Потому что именно с признания нашего проигрыша и с беспощадного анализа его причин начинается выигрыш.
Это же касается России. Россия многое проиграла, но она не сдалась. И если бы она сдалась, этих людей в этом зале не было бы.
Теперь по поводу информационной работы.
Масс-медийные лидеры навязывают интернет как средство всеобщего развращения и отупления? Ну так надо сделать обратное, отвоевав часть интернета.
Если раньше для того, чтобы создать газету, нужно было, чтобы кто-то согласился вложить в эту новую газету немалый капитал, то теперь информационные ресурсы делаются почти из воздуха. А они, между прочим, иногда очень большие. Вот у нас зарегистрировано информационное агентство «Красная Весна». У нас существуют какие-то возможности войти в эти интернет-сети, и мы видим в этом зале людей, ресурсы которых по четыре миллиона людей посещают. Так давайте сделаем, чтоб посещало не четыре миллиона, а сорок.
Иначе неинтересно жить. Неинтересно жить смиренным индейцем. Хочется жить сопротивляющимся индейцем племени сиу. Шучу.
На что вторая ставка? На бескорыстный труд очень многих людей. Существующее движение, которое довольно много уже сделало в истории России, начиная с 2011 года (Поклонная гора и все прочее), держится на бескорыстии сотен и тысяч людей. Попробуйте вы заменить это бескорыстие корыстью — и наше движение рухнет в ту же секунду. Оно держится на этом твердом осознании бескорыстия.
Значит, мы можем заменить Сороса абсолютной бескорыстностью людей. Плюс Максим Горький, Савва Морозов — понятно, да.
Теперь о том, как это кооперировать в общих интересах? Мы скоро разъедемся. Как это кооперировать так, чтобы всем это было интересно?
Иногда ко мне обращаются представители разных стран, спрашивают: «Вы согласитесь приехать в нашу страну к таком-то высокому начальнику?»
Я отвечаю: «А зачем? Я многих уже видел. Зачем мне видеть еще одного?»
Снова спрашивают: «А к кому бы Вы поехали?»
Я говорю: «Если в вашей стране возникнет клуб, и в этом клубе десять, двадцать интеллектуалов будут яростно думать о национальной стратегии, — тогда стоит ехать».
Все эти Бильдербергские клубы, не Бильдербергские — это же не вопрос денег. Это вопрос того, что столько-то людей еще сохраняют желание двигать проект. Другого же метода нет.
Клубы эти должны быть в реале. И здесь мы вспоминаем забытого в Советском Союзе и неправильно оцененного великого итальянского теоретика коммунизма Антонио Грамши, который сказал, что именно надо брать. Что в одних ситуациях нужно брать почту, телеграф, телефон, а в других случаях надо брать церкви, школы, культурные клубы и другие места. Сегодня наступило время брать клубы.
Вот эти клубы в реале и вот эта теория инфраструктуры сопротивления — они очень важны. За инфраструктурой должно стоять гражданское движение как нечто большее. Поверьте, никакие клубы как башни из слоновой кости, как замки хрустальные — сами по себе ничего не могут. И лучше иметь дело с молодежью, которой еще предстоит стать образованной, чем иметь дело с молодежью вялой. В существующем мире главное преступление — вялость.
Какая почти главная точка в этой борьбе, если верить Грамши? Культура. Она делает человека человеком, неслучайно ее атакуют. Значит наша задача — любой ценой сопротивляться общему регрессу, потому что мы имеем дело с ситуацией управляемого мирового регресса. И одновременно с этим особое внимание уделять борьбе на культурном фронте, борьбе за культуру. Это же очень важная борьба. Те, кто был на наших спектаклях, видели, как после спектаклей стоит полное фойе зрителей и спорит до утра.
Возможно ли, чтобы в Германии или в Австрии молодежь вот так собиралась и спорила? В Европе уже никто не спорит! Разговариваешь с испанской интеллектуальной молодежью или с интеллектуалами из старшего поколения — они говорят: «Мы совсем спрятались в подвалах!» Я говорю: «Почему? Репрессируют?» Они отвечают: «Почему «репрессируют»? Нет, все уничтожает американский туризм! Американцам нужно не просто фламенко, а фламенко в американском понимании: больше оголенного тела и всего такого, а мы не можем так! Это уже не фламенко, а непонятно что. Настоящее фламенко можно увидеть только в подвале».
Сходная ситуация в Португалии. Садишься к таксисту и говоришь: «Отвези в какой-нибудь хороший ресторан». Он везет тебя на окраину города. В центре города есть нельзя: там туристы! Нет ни национальной пищи, ни национальной культуры, ничего!
В той же Португалии интеллектуалы говорят: «Хотите, мы Вам расскажем, что такое целое поколение молодежи, которое нигде никогда не работало? Хотите узнать, что это за проблемы?»
Вопрос в том, как собрать эту интеллигенцию сопротивления, где место в этом сопротивлении культурным фестивалям, культурному обмену, где место всему остальному? Мы так и будем смотреть, как они завоевывают позицию за позицией? Эти испанские, португальские интеллектуалы так и будут смотреть свое фламенко в подвале, забившись в угол? Но мы же просто погубим свои нации!
Мы русские, мы не можем за испанцев танцевать фламенко, да и не умеем! Но мы хотим с испанцами и другими говорить. Значит, нужна ассоциация переводчиков, которые будут заниматься переводами на добровольной основе.
Да, с одной стороны — все действительно ужасно. А с другой стороны, как мне кажется, спасение связано именно с этим ужасом. Откройте глаза на ужас. И какая-то часть общества проснется.
Мы все время работаем в желании угадать тренды. А нам надо не угадывать тренды, а пробуждать людей. А пробуждает людей воля и решимость идти до конца. Я надеюсь, что эта конференция станет шагом в этом направлении.
Перед нами выступили сегодня замечательные люди. Мы благодарны им за их выступления. Я лично заверяю, что если наши друзья намерены продолжать эту клубную деятельность, то я ее поддержу. Не как Сорос, но как-то.
По поводу 100-летия Великой Октябрьской революции. Чего греха таить? Конечно, оно замалчивается, и замалчивается по очень наивной причине: все боятся «оранжевых» революций, поэтому вообще не хотят говорить о революциях. «В доме повешенного не говорят о веревке».
Но вы сможете увидеть 7 ноября, если захотите, что такое праздник «Сути времени». Он будет большой. На нем будет много народу. Мы отпразднуем и покажем живым и мертвым, что мы верны тому духу, который, будучи русским по существу, зажег пламя Великой Октябрьской революции, спасительной и для страны, и для мира.
Спасибо!