Борьба концепций, отстаиваемых сторонниками традиционных семейных ценностей и сторонниками того, что можно назвать «глобалистической семейной политикой», существенно обострилась. При этом если в прошлом году побеждали в основном традиционалисты, то теперь чаша весов существенно склоняется в сторону глобалистов.

Глобалисты перешли в наступление осенью этого года.

К 14 ноября они добились очень и очень многого.

Было принято Постановление Верховного суда, резко усилившее возможности чиновников в том, что касается изъятия детей...

Был проведен глобалистический по своему духу и содержанию сетевой Форум «Национальная стратегия действий в интересах детей: навстречу Десятилетию детства».

Не забыт был и злосчастный гендер. Интерфакс сообщил, что «во вторник комитет Госдумы по вопросам семьи, женщин и детей создал временную рабочую группу по доработке законопроекта о гендерном равенстве». Конечно же, зловещая, далекоидущая гендерная тематика прикрывается ее проводниками необходимостью обеспечения равенства карьерных и трудовых возможностей независимо от пола.

Но на деле никакого отношения к такому равенству задуманная «гендеризация» не имеет. Как говорится в подобных случаях, «на самом деле всё это совсем о другом».

Проводники ювенальных, гендерных и иных глобалистических инноваций, радикальным образом меняющих основы ранее существовавших семейных отношений, взаимоотношений между полами, подходов к демографической проблематике и так далее в совершенстве освоили искусство дробления тех или иных стратегических подходов на трудно контролируемые и с трудом осмысливаемые «малые проекты».

Начинаешь рассматривать отдельный такой «малый проект» — и вроде бы всё в порядке. Вроде бы осуществляется вполне благое и не очень крупное начинание. Но когда все эти малые проекты осмысливаешь как элементы единого большого проекта — то понимаешь, что все эти благие мелкие начинания представляют собой этакие симпатичные камешки, которыми мостится дорога в глобалистический ад.

Стоит только проследить общую направленность процесса, задаваемого разного рода благолепными глобалистическими мелко- и среднеформатными инновациями, всеми этими неплохими, а иногда на первый взгляд и вполне здравыми идеями и идейками, и, право дело, становится не по себе. Потому что понимаешь, что под сентиментальные восклицания и разного рода благие пожелания человечество действительно ведут в стопроцентный постчеловеческий ад.

Предлагаю ознакомиться, например, с ничего плохого на первый взгляд в себе не содержащим предложением председателя Наблюдательного совета «Благотворительного фонда Елены и Геннадия Тимченко» Ксении Франк. Это предложение было озвучено госпожой Франк на пленарном заседании Всероссийского сетевого форума с международным участием «Национальная стратегия действий в интересах детей: навстречу Десятилетию детства». Этот двухдневный форум проходил в Москве на четырех площадках одновременно и представлял собой смотр проювенальных российских сил, выступавших вполне сплоченными рядами и под водительством ведущих международных авторитетов в области детозащиты, высоких специалистов из стран образцовой ювенальной системы — как вы догадываетесь, Финляндии и Германии.

Выступая на форуме, Ксения Франк заявила: «Мы с нашими грантополучателями разрабатываем систему оценки динамики развития ребенка и призываем тех, кто разрабатывает Стратегию, мониторить ситуацию каждого ребенка».

Что значит «мониторить ситуацию каждого ребенка»? Кто такая госпожа Франк, чтобы мониторить ситуацию детей в случае, если родители в подобном мониторинге не нуждаются? Как она будет навязывать этот мониторинг тем, кто не хочет, чтобы мониторили его ребенка? Она будет его навязывать насильно? По какому праву? И кто этим будет заниматься? Госпожа Франк прямо говорит, что заниматься этим будут некие «мы» вместе с «нашими грантополучателями».

Что это означает, если перевести это высказывание с языка недомолвок на нормальный человеческий язык?

Это означает раскрыть подоплеку некоего якобы благого начинания. И обнаружить, что это начинание, во-первых, является отнюдь не бескорыстным (его будут осуществлять некие грантополучатели), и, во-вторых, носит по сути своей антиконституционный характер. Ибо грубейшим образом вторгается в то, что составляет основу нормальной гражданской жизни, — право законопослушного гражданина на неприкосновенность его частной жизни, на недопустимость вторжения в эту частную жизнь каких-то странных грантополучателей, за спиной которых стоят анонимные субъекты, обладающие очень и очень далекоидущими притязаниями.

Прости-прощай, национальный суверенитет...

Прости-прощай, традиционные ценности...

Мне возразят, что Ксения Франк делает заявку на осуществление проекта не только весьма сомнительного по своему качеству, но и неосуществимого. «Помилуйте, — скажут мои оппоненты, — кто такая эта Франк? Как она на деле может поставить под контроль все российские семьи, в том числе ни в чем худом не замешанные?»

Я предлагаю тем, кто скептически относится к проекту, который весьма условно можно назвать проектом госпожи Франк, вспомнить о другом проекте. О попытке создания в России единой базы данных детей. Этот проект, как мы помним, именовался «Контингент». Попытка его осуществления была остановлена Президентом РФ В. В. Путиным год назад. Но остановлена — не значит пресечена.

Более того, новый учебный год в России ознаменовался тем, что почти во всех школах ученикам предлагали ответить на различные опросы, касающиеся их жизни в семье, а родителям — написать впрок согласия на сбор данных, а также на те или иные обследования детей.

То есть, несмотря на мнение главы государства, проект «Контингент» продолжают осуществлять, но только, что называется, тихой сапой.

Госпожа Франк возглавляет Наблюдательный совет Благотворительного фонда Елены и Геннадия Тимченко, курирующего детскую политику в России и занимающегося в том числе и профилактикой социального сиротства. Достаточно беглого ознакомления с деятельностью фонда, чтобы понять — этот фонд продвигает в России так называемую ювеналку самого худшего образца. Какого именно?

Данный тип глобалистической антитрадиционалистской ювенальной политики иногда именуют «шотландским». Потому что именно в Шотландии, выбранной глобалистами в качестве полигона, правительство собирается приставить специально назначенного человека Named person, чтобы следить за благополучием каждого ребенка. Интересующимся предлагаю ознакомиться с материалами Би-би-си.

Политика Named person должна была начать осуществляться в Шотландии с 31 августа 2016 года. Но ее осуществление было заблокировано постановлением шотландского Верховного суда. В постановлении было сказано, что некоторые элементы стратегии Named person противоречат праву на неприкосновенность частной и семейной жизни, зафиксированному в Европейской конвенции по правам человека.

Противники закона, превращающего проект Named person в норму шотландской семейной политики, пытались полностью отменить закон через суд. Они предоставили веские юридические аргументы в пользу необходимости такой отмены. Было установлено, что введение Named person неминуемо подорвет семью, нарушит все нормы семейной конфиденциальности, войдет в противоречие с решением действительно важных проблем, связанных с детством и юношеством. Говорилось, что такое законодательство не в антиутопии, а на деле реализует схему «большого брата».

Однако детские благотворительные организации настаивают на необходимости законодательного закрепления всей политики Named person. При этом они ссылаются на то, что осуществление Named person поможет обеспечить раскрытие большего числа случаев пренебрежительного и жестокого обращения с детьми.

Защитники Named person намерены, что называется, не мытьем, так катаньем продавить свою законодательную инициативу. Они твердо решили ввести в 2018 году в действие закон, отвергнутый Верховным судом Шотландии. Закон, превращающий фантастичное антигуманное Named person в незыблемую норму шотландской жизни.

Им наплевать на то, что такой закон противоречит альфе и омеге прежнего капитализма — праву на защиту частной жизни.

Они вдохновлены новыми идеями, входящими вразрез со всеми предыдущими нормами человеческой жизни.

Они полны решимости создать фундамент для античеловеческой, антинациональной глобалистической семейной политики. И построить на этом фундаменте совершенно новое общество. Чуть позже я попытаюсь подробно описать это общество.

Пока же обращу внимание читателя на то, что сторонники Named person прокладывают путь к осуществлению своего замысла, имитируя общественную дискуссию, консультации с парламентариями и прочие демократические процедуры. И что такая имитационная демократия представляет собой важнейшее слагаемое современного глобализма. Именно с ее помощью транснациональные благотворительные организации навязывают правительствам свои законодательные инициативы, используя при таком навязывании глобалистически ориентированных псевдонациональных лоббистов, всё более откровенно выражающих свое пренебрежение ко всему, что связано с национальными интересами.

Национальное государство всё более и более подтачивается изнутри глобалистической лоббистской суперструктурой. Оно преисполнено самоубийственного желания уклониться от своих прямых обязанностей, касающихся всей социальной сферы и сферы семейных отношений в первую очередь.

Под давлением лоббистских глобалистических структур национальные государство передает — одну за другой — свои важнейшие функции. Кому передает? Неким НКО, производящим некие услуги, которые каким-то загадочным образом превращаются из услуг в диктуемые, обязательные для исполнения новые нормы жизни.

Согласится ли Россия на такую дистрофию государственности, чреватую ползучей десуверенизацией? Президент России Владимир Путин неоднократно говорил о необходимости отстаивать государственный суверенитет и подкреплял эти свои слова делом.

Как далеко должна зайти ползучая десуверенизация в России для того, чтобы глобалисты, осуществляющие эту десуверенизацию, получили полноценный отпор?

Где тут находится точка невозврата, пройдя которую государство уже не сможет вернуть себе свои суверенные права?

На октябрьской встрече В. В. Путина с вице-премьером О. Голодец вновь прозвучали слова о необходимости дать зеленую улицу «социально ориентированным» НКО. То есть еще в большей степени передать жизненно важные государственные функции неким, так сказать, сугубо частным структурам. Но эти частные структуры не избираются населением. И не несут перед населением никакой ответственности.

Что если они, руководствуясь глобалистическими заданиями и корыстными интересами, подорвут доверие к власти?

Что если все эти ползучие игры глобалистического характера, по большому счету, являются только прологом к российскому майдану по украинскому образцу?

Что должно произойти для того, чтобы это стало наконец-таки очевидным?

И можно ли будет исправить ошибки после того, как это станет очевидным?

Ведь не все ошибки и не всегда можно исправить.

Завершая разговор о госпоже Ксении Франк, хочу обратить внимание сограждан на то, что недавно предложение, вполне созвучное предложению К. Франк, было внесено в ООН международной благотворительной НПО «Детские деревни — SOS» (далее — ДД-SOS). Эта международная благотворительная организация зарекомендовала себя как стопроцентный инструмент того антитрадиционалистского глобализма, который с каждым годом всё более обнаруживает свое не только антитрадиционалистское, но и античеловеческое содержание.

Именно организация «Детские деревни — SOS» является своеобразным чемпионом во всем, что касается продвижения идеи тотальной слежки за каждым ребенком, осуществляемой вопреки всему, что связано с правом человека на частную жизнь.

В сентябре этого года на состоявшейся в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке встрече, посвященной второй годовщине Парижского Соглашения по климату (принятого взамен Киотского протокола 1997 г.), ДД-SOS призывала к осуществлению конкретных мер, касающихся несовершеннолетних, оставшихся без попечения родителей или рискующих их потерять. А также — внимание! — к внедрению методов сбора данных, способных оценивать наиболее уязвимых детей, чтобы ни один ребенок не был исключен из глобальных статистических карт. О чем ДД-SOS с гордостью и сообщает на своем официальном испаноязычном сайте.

Казалось бы, какое отношение сбор данных о детях имеет к климату и ограничению промышленных выбросов, то есть к тому, что является слагаемыми проекта «устойчивого развития»?

С точки зрения элементарного здравого смысла, слежка за детьми по модели ДД-SOS и климатическая проблематика ну уж никак не связаны.

Но если рассматривать климатическую проблематику не как вещь в себе, а как одно из слагаемых «устойчивого развития», то связь достаточно очевидна. Потому что ревнители «устойчивого развития» являются одновременно с этим еще и ревнителями так называемой глубокой демокоррекции.

Они требуют снятия демографической нагрузки с помощью сокращения рождаемости, проводят другие, вполне мальтузианские по духу идеи.

И право дело, совсем нетрудно понять, почему для демокоррекции нужны такие инструменты, как глобальная база данных по всем без исключения детям планеты. Если иметь в своих руках такую базу и одновременно располагать средствами десуверенизации государств, то можно планировать будущее. И тут весь вопрос в том, какое будущее хотят спланировать и осуществить те, кто рвутся к возможностям, позволяющим им создать это будущее, сообразно собственным планам.

Ведь, по сути, происходит следующее. Сначала глобальные СМИ организуют истерику по поводу того или иного социального безобразия. Причины этого безобразия при этом не обсуждаются. Это очень важная часть применяемого манипулятивного метода. Говорится, например, о том, что мужья чудовищно избивают жен. Или о том, что они насилуют собственных детей.

Никто не спрашивает журналистов, смакующих те или иные ужасы: «Вы бьете тревогу по поводу нарастания определенной тенденции? Но скажите тогда, почему она нарастает. Давайте попытаемся заняться не следствиями, а причинами. Или же вы делаете неправомочный акцент на отдельных ужасных случаях, требующих соответствующего уголовного наказания? Такие случаи были во все времена. Почему именно сейчас вы начинаете уделять им исключительное внимание?»

Такие вопросы находятся под чьим-то запретом.

Запрет наложен вообще на исследование причин чего бы то ни было. Причин как бы не существует. Есть только следствия. Они же — ужасные факты.

Такие факты надо предъявлять обществу, шокируя его настолько, чтобы оно воскликнуло: «Ведь надо же что-то делать!»

Как только общество необходимым образом обработано, на авансцену выходят не те, кто организовал шок, а те, кто предлагают спасительное решение. Это решение всегда заключается в том, чтобы проконтролировать выявленное ужасное безобразие.

Кто должен его контролировать? Почему такой контроль не может быть задействован для усугубления ситуации? Чем мотивированы контролеры? Кто стоит за их спиной?

Такие вопросы, всегда находившиеся в эпицентре обсуждений демократически настроенной общественности, выражающей тревогу по поводу того, что избыточность контроля может содействовать росту антидемократических тоталитарных тенденций, перестали задаваться в последние десятилетия.

Налицо отказ демократических обществ от священного ранее для них принципа запрета избыточного контроля. Сторонники такого запрета всегда настаивали на том, что избыточный контроль разрушает определенные сферы человеческой жизни и порождает за счет этого новые бедствия. Что он способен усугубить бедственное положение, ради исправления которого этот контроль начал осуществляться. И что избыточный контроль всегда приводит к росту тоталитарных тенденций, губительных для демократии.

Скажите, вы не заметили, что разговор на эту тему прекратился после того, как рухнул СССР и исчезла необходимость разоблачать губительность весьма преувеличенных советских тоталитарных тенденций? Не значит ли это, что мы идем к настоящему, реальному тоталитаризму нового образца?

В поисках ответа на этот вопрос приглядимся ко всему, что очевидным образом представляет собой избыточный контроль, избыточное вмешательство в семейную тему, осуществляемое якобы во избежание так называемого гендерного насилия.

В Испании, где гендерные законы особенно жестки, уже массовыми стали ситуации, когда мужчина, неправомочно обвиненный кем-то (из корыстных или иных побуждении) в осуществлении этого самого внутрисемейного гендерного насилия, должен доказывать свою невиновность.

Вдумаемся. О необходимости доказывать свою невиновность, опровергая голословные обвинения, то есть доносы, говорят те, кто яростно осуждал в предыдущие десятилетия доносительство как таковое, обсуждал ужасы советского или нацистского доносительства, ужасы доносительства времен инквизиции, говорил о необходимости соблюдения принципа презумпции невиновности как основного средства недопущения тоталитаризма. Кто-нибудь сейчас говорит об этом в связи с раскручиваемой истерией на тему так называемого семейного насилия? Никто об этом не говорит.

Пока что тема прав человека еще не снята полностью с повестки дня. Но это лишь потому, что нужно вторгаться в политику тех или иных государств под лозунгом защиты прав человека. Но недалек тот час, когда абсолютная ценность прав человека испарится так же, как испаряются другие основополагающие человеческие ценности. И вместе со всеми правами человека окажется выкинутым за борт нового общества одно право, казавшееся абсолютно незыблемым — право на неприкосновенность частной жизни, именуемое альфой и омегой реальной гражданской демократии.

Что такое гендерная истерия? Это, по сути, еще одна разновидность всё того же инквизиторства. Разве имеет решающее значение то, за чем именно должна следить инквизиция? Как только начинается слежка, как только расцветает порождаемое этой слежкой доносительство, как только вместо презумпции невиновности выдвигается принцип, согласно которому надо доказывать, что ты не верблюд — реальный тоталитаризм растет как на дрожжах. И хорошо известно, что этими дрожжами является разрушающий личность страх.

Какая разница, чего боятся люди? Идеологической полиции или гендерной инквизиции? Если страх начинает править бал — дело плохо. В условиях гендерной истерии и взращенной на ее дрожжах гендерной инквизиции женщины боятся мужчин, являющихся в их глазах потенциальными насильниками. А мужчины боятся женщин, которые могут на них донести. А еще они боятся вступать в брак, поскольку есть шанс на то, что на тебя донесут, тобой начнет заниматься откликнувшаяся на донос гендерная инквизиция, ты потеряешь и семью, и детей, и квартиру. Да еще и окажешься за решеткой. Что, кстати, вполне реально.

Но кто и почему так раздувает гендерную тематику, так нагнетает гендерную истерию, так искажает, апеллируя к гендеру, основы человеческой жизни?

Как-то ведь жили люди тысячелетиями, не подвергая сомнению свою половую принадлежность и вытекающие из этого социальные роли!

Джокьякартские принципы, принятые группой профильных экспертов ООН в 2006 году, определяют гендерную идентичность как «глубокое осознание тем или иным лицом внутренних и индивидуальных особенностей гендерной принадлежности, которая может как совпадать, так и не совпадать с полом по рождению, включая индивидуальное ощущение своего тела (при наличии свободной воли может сопровождаться изменением внешности или физиологических функций медицинскими, хирургическими или иными средствами) и другие проявления, такие как одежда, речь и особенности поведения)».

Сам термин «гендер» предполагает, что пол не является биологически заданным, а является социальным конструктом. В определении гендера не говорится ничего о равенстве возможностей между мужчиной и женщиной. Гендерное равенство означает равенство около 30 различных половых ориентаций.

Порой детальное настойчивое обсуждение этакого огромного гендерного многообразия вызывает чувство неловкости, поскольку тебе начинает казаться, что обсуждающие заражены каким-то особым безумием. Но яростность этого обсуждения, степень вовлеченности в него представителей интеллектуальной, политической и иной элиты, средств массовой информации, законодателей, наконец, — свидетельствуют о насаждении определенных тенденций. Не случайные вирусы заражают вовлекаемых в гендерную тематику. Если уж использовать в данном случае апелляцию к вирусу, настоятельно оговаривая, что речь идет об использовании метафоры, то — конечно, столь же метафорически — правомочно говорить о центрах, в которых эти метафорические вирусы изготавливаются. И об использовании этих метафорических вирусов для разрушения самих основ функционирования человеческой психики.

О разрушении психики необходимо говорить не потому, что человек, меняющий пол, психически нездоров. В нынешнем, глубоко турбулентном мире, избыточная категоричность так же неконструктивна, как и избыточный конформизм. Человек хочет изменять пол? Пусть меняет. Ему кажется это нормальным. Ты не разделяешь этой позиции. Но вплоть до прекращения этой самой турбулентности тебе придется жить в мире, где одни настаивают на классическом подходе к гендерной проблематике, а другие этот подход отрицают.

Нет, разрушение психики в другом. В том, что уравниваются в правах сфера реального и сфера воображаемого. Как только мы говорим, что человек есть то, чем он себя считает, реальное вообще исчезает. Потому что человек считать себя может кем и чем угодно. Но всегда, на всех этапах очень непростой истории человечества, возможна была апелляция к реальности. Можно было, например, сказать: «Ты считаешь себя змеей или навозным жуком, а на самом деле ты человек». Если этого сказать нельзя, то в качестве реального надо воспринимать любые фантазии человека о себе. Но эти фантазии, коль скоро они безмерно разыгрываются, могут быть сколь угодно подвижны. А если он каждый час считает себя чем-то разным, то как надо строить с ним диалог? Его надо спрашивать о том, кто он такой согласно его мнению, которое носит непререкаемый характер, каждый час? Каждую минуту? Каждую секунду?

И как при подобной подвижности фантазии он будет созидать реальность, творить историю, просто работать, наконец? Как он будет воспитывать детей? Или их уже не надо воспитывать? Будет ли при этом сохраняться самая элементарная организованность отдельной человеческой жизни, жизни человеческих коллективов — больших и малых? И кто же все-таки организует такую дезорганизацию всего и вся? Кто и зачем?

В Государственной думе РФ создана рабочая группа по доработке законопроекта «О государственных гарантиях равных прав и свобод мужчин и женщин и равных возможностей для их реализации».

Этот законопроект 15 лет пролежал на пыльной полке. Теперь его выволокли на свет божий и (внимание!) уже называют законопроектом «О гендерном равенстве». Зачем этот термин протаскивается в российское законодательство, если Россия не подписала декларацию ООН о сексуальной ориентации и гендерной принадлежности от 18 декабря 2008 года? Мы ее собираемся запоздало подписать?

Но сначала пусть произойдет — и не иначе, как со всенародного согласия — это подписание! Подписание приговора самим себе! Так ведь нет! В очередной раз честного разговора о содержании тех принципов, которые нам пытаются навязать, не идет, а терминологию, пользуясь полным неведением большинства, уже пытаются ввести в российское законодательство. Зачем? Видимо, руководствуясь известной поговоркой — что написано пером, то не вырубишь топором. Но неужели кому-то хочется попробовать, так ли это в действительности?