30 июня 2020 года у деревни Хорошево Ржевского района Тверской области, недалеко от трассы Москва — Рига, состоялось открытие мемориала советским воинам, павшим в боях под Ржевом. На церемонии присутствовали главы сразу двух постсоветских государств — президент России Владимир Путин и президент Белоруссии Александр Лукашенко. В общем, мероприятие получилось в высшей степени представительным.

Незадолго до этого Путин упомянул о битве под Ржевом в своей статье «75 лет Великой Победы: общая ответственность перед историей и будущим».

А в конце 2019 года в прокат вышла российская художественная кинокартина «Ржев» по мотивам повести Вячеслава Кондратьева «Искупить кровью» — правда, вопреки впечатлению, которое может сложиться от названия и слогана («Честно о засекреченной битве»), повествует эта картина вовсе не о масштабной битве, а про один день боев местного значения за деревню Овсянниково. Да и сфокусировано повествование фильма даже не на боях, а на взаимоотношениях красноармейцев друг с другом и с уже классическим для постсоветского кинематографа о Великой Отечественной персонажем — жаждущим массовых расстрелов сатаной-особистом в традиционной васильковой фуражке (и это на морозе! на передовой!). Впрочем, авторы фильма все же не стали переносить на экран все антисоветские клише перестроечной повести и даже трафаретного упыря-особиста попытались хоть немного очеловечить и если не придать его образу глубины, то обозначить мотивацию. Но в любом случае название «Ржев» для этого фильма выглядит, мягко говоря, притянутым за уши.

Но к каким же событиям столь пристальное внимание? В чем их суть и содержание? Что же это за Ржевская битва такая? Кто, когда и от кого ее засекретил? Попробуем ответить на эти вопросы.

Впервые словосочетание «Ржевская битва» стало муссироваться в годы перестройки. Именно тогда десяткам миллионов граждан еще единого Советского Союза поведали, что, оказывается, в районе Ржева происходила битва, по масштабам и продолжительности затмевающая все прочие, включая Сталинградскую. Вот только битва эта была засекречена, поскольку не принесла Советскому Союзу никаких положительных результатов и вообще явила собой апофеоз сталинско-жуковской стратегии «заваливания трупами».

С тех пор Ржевская битва стала у антисоветчиков хрестоматийным примером мясорубки, устроенной сугубо по дурости советского командования, и любое ее упоминание сопровождается броскими формулировками: «Голгофа советского солдата», «бессмысленные наступления по прихоти „хозяина“», «мясник Жуков», «трупы в три (пять-десять-сто) слоев», «сходящие с ума немецкие пулеметчики».

Но это «ужасно непоколебимое» засекречивание почему-то получилось у Советской власти странным. Вряд ли можно было найти во всем Союзе человека, не слышавшего или не читавшего стихотворение Александра Твардовского «Я убит подо Ржевом» — одно из самых пронзительных во всей поэзии о Великой Отечественной. Да и повести бывшей переводчицы штаба 30-й армии Елены Ржевской (настоящая фамилия — Каган) печатались. И даже в самом официозе из официозов — 12-томнике «История Второй мировой войны 1939–1945 годов», в 5-м томе, в главе «Наступление советских войск в районе Ржева и Воронежа в 1942 году», вполне подробно рассказывается о Первой Ржевско-Сычевской операции.

И это вовсе не специздание, оно не хранилось в запечатанных сейфах, не грифовалось ни как «ДСП», ни «Секретно», ни «Совершенно секретно» — нет, 12-томник был предназначен для массового читателя, он и предназначен был для того, чтобы донести до всех желающих официальную, одобренную партией позицию советской исторической науки о событиях Второй мировой. И никого за прочтение означенной главы 5-го тома не наказывали, ни за кем не приезжали «черные воронки», никого за это не высылали из страны и даже из партии/комсомола/пионерии не выгоняли!

Да и вообще абсолютно непонятно, как можно засекретить битву, превосходящую Сталинградскую по масштабу и продолжительности?

Единственная операция под Ржевом, про которую действительно многого недоговаривали и напускали туману, — это Вторая Ржевско-Сычевская операция под кодовым наименованием «Марс». Да и про нее можно было кое-что узнать, правда, не особо связное и не дающее цельной картины. Например, из всем известных мемуаров Георгия Жукова «Воспоминания и размышления» — там, в главе «Стратегическое поражение противника в районе Сталинграда», есть довольно внятное описание операции «Марс».

Но ведь и начавшаяся в конце 80-х прошлого века кампания по срыву покровов со всего и вся тоже не способствовала формированию цельного образа Ржевской битвы! Все «разоблачения» сущностно к картине битвы ничего нового не добавляли, а сводились только к тому, что Сталин — людоед, Жуков — мясник, а Советский Союз — империя зла, конвейер по истреблению собственных граждан. Но все это уже много раз повторялось и до разговоров про Ржевскую битву.

Тем не менее из года в год исправно появляются «сенсационные открытия» вроде: «Подо Ржевом погибло более миллиона русских»; «Последнее время говорят о 1,3–1,5 млн погибших советских солдат. Порой звучит цифра: более двух миллионов». А уж в интернет-пространстве фантазия и вовсе ничем не сдерживается: в 2012 году на одном форуме довелось прочитать, будто «мясник Жуков» загубил под Ржевом аж 6 миллионов бойцов и командиров Красной Армии.

На этот мутный поток небылиц неизбежно должна была появиться реакция со стороны тех, кому претило столь откровенное очернение истории. И это вовсе не обязательно были приверженцы просоветских взглядов — к нулевым годам даже совершенно аполитичных людей утомило перманентное поливание помоями истории страны, которой уже нет. И возникло реальное желание разобраться в делах минувших дней.

Основным вектором этой реакции стало отстаивание советской трактовки смысла операций под Ржевом как призванных сковать и отвлечь германские силы от сталинградского направления. У этой концепции появился даже конспирологический извод, основанный на мемуарах бывшего начальника 4-го управления НКВД СССР Павла Судоплатова, согласно которым планы операции «Марс» якобы были нарочно слиты через агентурную разведку германскому командованию, чтобы скрыть подготовку операции «Уран» под Сталинградом. В менее радикальных вариантах признавалось, что советские наступления под Ржевом преследовали иные цели, которых достигнуть не получилось, но зато германское командование было вынуждено держать там войска, которые вполне могло отправить под Сталинград.

Но в итоге ни в научном сообществе, ни в обществе в целом к настоящему времени так и не сложился консенсус, чем же была Ржевская битва?

Хронологические и географические рамки Ржевской битвы очерчиваются подчас совершенно произвольно: в нее с легкостью включают Первую Ржевско-Вяземскую операцию 8 января — 20 апреля 1942 года (видимо, из-за упоминания Ржева в наименовании), которую и в советской, и в современной российской, и даже в германской историографии принято относить к Московской битве. Порой начало Ржевской битвы вообще отсчитывают с момента захвата Ржева германскими войсками в октябре 1941 года, хотя это примерно столь же обоснованно, как датировать начало Курской битвы потерей Курска в ноябре 1941 года или его освобождением в феврале 1943 года.

Красная Армия в октябре 1941 года оставила Ржев без особых боев, и его потеря прошла, в общем-то, практически незамеченной на фоне огромных котлов под Вязьмой и Брянском. Также к операции «Марс» и, соответственно, Ржевской битве порой приписывают Великолукскую наступательную операцию.

На фоне такой неразберихи некоторые вовсе отрицают уместность понятия «Ржевская битва», поскольку не считают боевые действия под Ржевом связанными единой целью, не усматривают в них общего контекста, а полагают лишь серией независимых операций с продолжительными паузами между ними. Фактически такой подход к боевым действиям в районе Ржева бытовал в советское время.

Пожалуй, единственное, что не вызывает разногласий относительно рамок Ржевской битвы, — это время ее окончания. Таковым единогласно считается март 1943 года, когда германские войска оставили Ржевский выступ.

Что ж, оттолкнемся от этого — завершение боевых действий под Ржевом однозначно связано с исчезновением (спрямлением) Ржевского выступа. Следовательно, данное положение позволяет трактовать Ржевскую битву как противостояние именно на Ржевском выступе.

Такая трактовка задает вполне отчетливые временные, территориальные и смысловые рамки, притом не противоречит истории. При всех отличиях планов операций и обстановки у боевых действий под Ржевом явно прослеживается единый вектор: мы видим с советской стороны последовательные попытки ликвидации Ржевского выступа, а с германской стороны отчаянные усилия по его удержанию.

Соответственно, за рамками Ржевской битвы остается Первая Ржевско-Вяземская операция, поскольку в ходе нее Ржевский выступ только формировался. Ведь никто не относит к Курской битве контрудар Манштейна под Харьковом и Севско-Орловскую операцию марта 1943 года, в результате которых и возникли Курский и Орловский выступы, определявшие диспозицию сторон в Курской битве. Соответственно, и Великолукская операция, проходившая в стороне от Ржевского выступа, также не относится к Ржевской битве.

Значение Ржевского выступа, определившее столь упорную борьбу за него, вполне проясняется при взгляде на карту обстановки, сложившейся на центральном участке советско-германского фронта к концу весны 1942 года.

По итогам Московской битвы линия фронта здесь изогнулась несколькими переходящими друг в друга выступами, так что ее начертание на карте приобрело сходство со скандинавскими фьордами. Ржевский выступ располагался посередине и представлял собой вытянутую в северо-восточном направлении дугу с вершиной у Ржева и основаниями возле Демидова и Юхнова. С флангов его охватывали выступы, созданные советскими войсками в ходе зимнего контрнаступления: на севере, между Ржевом и Демянском, глубоко выдавался обширный Торопецкий выступ, а на юге, примерно между Юхновом и Болховом, в германский фронт вклинивался Сухиничский выступ. Кроме того, глубоко внутрь Ржевского выступа врезался советский плацдарм с центром у города Холм-Жирковский, связанный с Торопецким выступом узким коридором между городами Белый и Оленино. Наконец, южнее Вязьмы располагалась отрезанная от основных сил Красной Армии еще в ходе первой Ржевско-Вяземской операции группа генерал-лейтенанта Павла Белова.

На карте Ржевский выступ обращает на себя внимание в первую очередь близостью к Москве: от его восточного фаса до советской столицы не наберется и 200 километров. В октябре 1941 года наступавшие на Москву германские войска преодолели схожее расстояние в условиях начинавшейся осенней распутицы всего за две недели.

Кроме того, германские войска на Ржевском выступе перехватывали проходившую через Ржев и Оленино железнодорожную линию Москва — Великие Луки, восстановление контроля над которой позволило бы значительно улучшить снабжение Калининского и Северо-Западного фронтов.

Поэтому стремление советского командования ликвидировать Ржевский выступ вполне объяснимо, особенно если учесть доминировавшее в те дни предположение, что противник в летней кампании 1942 года приложит основные наступательные усилия именно на московском направлении.

(Продолжение следует.)