Мария Рачиевна, Сергей Ервандович, многоуважаемые коллеги, дамы и господа, товарищи!
Я тоже не хочу повторяться. Мне кажется, что многое было сказано. И я постараюсь говорить о том, о чем либо не говорилось, либо я не услышал, либо говорилось, может быть, недостаточно подробно.
Первое, что мне кажется важно и что меня в общем начинает более-менее серьезно беспокоить, — это то, как процесс развивается сейчас. Ну, что произошло, мы, в общем, все знаем. Об этом достаточно сказано и нет смысла толочь воду в ступе дальше. Ну произошло — и произошло. Мы пытаемся осмыслить так, как можем. Хорошо, а перспективы ближайшего развития какие?
Если обратить внимание на то, что уже как минимум год, а особенно интенсивно — последние полгода, обсуждается тема «ЕГЭ не для всех, а для тех, кто собирается учиться дальше, поступать в вуз» и так далее, и так далее и обсуждается тема «Не надо всем подряд выдавать аттестаты» (я цитирую одно из интервью), то, насколько я могу понять, на повестке — двухэтажная школа. То есть учителя будут продолжать более или менее всерьез заниматься с теми, кто решил [учиться дальше], у кого получается, кто может, и так далее. А остальные останутся на первом этаже. Или, если вспомнить многоэтажность, о которой писал Сергей Ервандович, застрянут где-то между вторым и третьим. То есть между «Я» и «Сверх-Я». О четвертом этаже позволю себе стыдливо умолчать в этом случае.
Вот это — первое. Люди, которые говорят о подобных вещах, — это все те же самые люди, которые так много сделали для реформирования, для той реформы образования, которая сегодня подробно обсуждалась. Поэтому я склонен относиться к их заявлениям более или менее серьезно. Так вот, это и есть, между прочим, точка невозврата, на мой взгляд. Вот если она сейчас или в ближайшее время будет пройдена, если общество действительно смирится с тем, что не надо всем подряд выдавать аттестаты (а на самом деле все же понимают, что дело не в аттестатах, а в том, что не нужен «всеобуч», что этот принцип советской образовательной системы нужно доломать до конца). «Не нужно всем полное среднее образование, тем более хорошее среднее образование», и так далее... Я позволю себе поставить здесь многоточие, вот просто потому, что вопрос мне представляется ясным достаточно.
Второй момент. Когда мы говорим о мотивациях, о системах, о Болонской системе, об учителях и учительских коллективах, все-таки неизбежно мы приходим к двум взаимосвязанным вопросам. Первое — это мотивация, об этом говорилось сегодня. «Ну зачем мне учиться, если я могу потреблять?»; «Ну зачем я буду в чем-то там разбираться, в каких-то смыслах глубоких текста, если я могу получать удовольствие от текста?», — предположим, и так далее.
И второе, на чем может и должно базироваться то, что предъявляется учителем ученику. Вот если речь идет о гуманитарной сфере, а только в гуманитарной сфере может всерьез выстроиться система мотиваций к учебе (ну, что делать — только в ней), то здесь мы сталкиваемся с двумя проблемами, как минимум. Это — огромное количество пустых пособий и учебников, то есть таких, которые не опираются на данные филологической науки. А опираются на взгляд и нечто (а посмотрите, вот еще интересное сопоставление), на разработки методистов, так или иначе, ну, смыкающиеся с европейским или евроамериканским постмодернизмом. И этого становится всё больше и больше. Значит, либо мы говорим, что ученику может предъявляться нечто, созданное на базе традиционной филологии и истории, то есть на доказательной базе (филология, в ее традиционном понимании, — герменевтика и критика текста), либо нам остается постмодернистская каша. Выбор на самом деле такой. Прошу понять меня правильно, я вовсе не считаю, что учитель и ученик должны обсуждать проблему, там... количества редакций «Войны и мира» и так далее, и так далее. То есть заниматься текстологией, критикой текста, да? Я просто считаю, что научная филология может быть единой базой для того, что учитель вправе предъявить школьнику. На этом должна основываться система подготовки и переподготовки учителей. И боюсь, что только это, ну, как мне кажется, может быть противопоставлено постмодернистскому принципу «шизофренизации дискурса», удовольствия от текста и так далее, и так далее.
Тем более, что опыт у человечества есть. Когда кто-то решил останавливать Реформацию в Европе, это делали болландисты и мавристы, члены Конгрегации святого Мавра (Congrégation de St. Maur) и так далее, и так далее, которые попытались выстроить систему противодействия тому, что они считали абсолютным злом, распадом и так далее, и так далее, на этой основе научной филологии и от Александрии до Монфокона, от маврийской истории, французской литературы до, там, я не знаю, Вольфа, с его занятиями Гомером, в конце XVIII века, — всё это хорошо и подробно разработано, как и в последующие времена. И постепенно школьное преподавание гуманитарных дисциплин должно быть ориентировано на данные филологической и исторической науки.
В противном случае вы ничего не противопоставите «родноверию», вы ничего не противопоставите модификациям (постмодернистским модификациям), усилиям там... мифологической школы в каких-то ее вариантах, и так далее, и так далее. Не будет ничего, на что можно опереться.
(Аплодисменты.)