Essent.press
Ольга Клековкина

Капитал Александра Суворова

Саша Суворов. 26 марта 1965 г.
Саша Суворов. 26 марта 1965 г.

...В его доме почти целую стену занимают брайлевские тома «Капитала» Маркса.

...В большой комнате висит цветной фотографический портрет, где он — в черной докторской мантии. Портрет окантован под стекло вместе с дипломом почетного международного доктора гуманитарных наук Саскуэханнского университета (штат Пенсильвания, США). Но сам почетный доктор никогда не видел и не увидит свою фотографию и американский диплом.

...В его доме часто звонит телефон — у людей очень много вопросов к нему.

...Его квартира оборудована светозвуковой сигнализацией, подключенной к электрическому звонку входной двери.

Этот человек обладает всемирной известностью — доктор психологических наук, профессор Александр Васильевич Суворов.

Новым поколениям приходится вновь рассказывать о четверых воспитанниках Загорского детского дома для слепоглухонемых детей (теперь это Сергиево-Посадский реабилитационный центр). Они поступили на психологический факультет Московского государственного университета и блестяще окончили его. Сергей Сироткин, Наталья Крылова, Юрий Лернер, Александр Суворов. Случай, впрочем, не внезапный — с ребятами работал профессор Александр Иванович Мещеряков. До него в отечественной тифлосурдопедагогике (так называется специальная педагогика сферы слепоглухонемоты) был Иван Афанасьевич Соколянский.

...Мы учились в МГУ почти в одно и то же время (я – на факультете журналистики). Четверка слепоглухих психологов была легендой. О них много рассказывали в печати, на радио, по телевидению. Тогда не довелось с ними познакомиться, но отличала каждого, следила за их успехами, собирала публикации.

С Суворовым мы впервые увиделись в Москве, в Детском ордене милосердия. Он пришел вместе со своим секретарем-тифлосурдопереводчиком, чтобы договориться о поездке в наш лагерь. Через несколько дней поезд уже вез детей и вожатых в теплый крымский город.

В наше купе постучали, и вошел Суворов с переводчиком Володей:

— Можно? Вот мы и к вам добрались! А я тут все вагоны, в которых едут наши дети, обхожу.

К клетчатой рубашке Суворова были прикреплены шнурки с двумя пластмассовыми свистками. Позже я узнала, что это — его придумка. Свистком можно обратить внимание окружающих на то, что рядом — слепоглухой человек.

Наше купе было действительно всего лишь одним из многих, куда зашел по дороге в лагерь Саша. Он поставил перед собой задачу: заранее узнать всех детей и взрослых, чтобы лучше спланировать свою работу. Помню, мы ехали тогда вместе с двумя молодыми театральными режиссерами — они должны были поставить в конце смены общелагерный праздник. Суворов немедленно попросил, чтобы ему изложили замысел праздника, а затем обстоятельно стал объяснять, каковы, на его взгляд, параметры этого действа, участниками которого будут здоровые дети и дети-инвалиды с самыми разными заболеваниями:

— Не забывайте, что у каждого свои ограничения, но при этом у каждого должна быть возможность активного участия в празднике. Пассивным зрителем, слушателем или, еще хуже, просто физическим телом, присутствующим на празднике, быть не годится. А ведь вместе с нами и слепоглухонемые ребята...

В лагерь мы приехали вечером, и я видела, как перед сном Саша Суворов с помощью переводчика несколько раз внимательно обошел коридоры, умывальную и туалетную комнаты — ориентировался и запоминал, чтобы наутро передвигаться без посторонней помощи.

В первый же лагерный день Суворов вышел на центральную аллею с алым пионерским галстуком на шее. Я поняла сразу: здесь нет эпатажа, этот человек верен пионерскому братству, каким он его запомнил, и раз лагерь — то как же без красного галстука? Кстати, о «Капитале» Маркса. Он уже позже, в Москве, рассказал мне, как соседи по дому (а в доме этом несколько квартир Всероссийского общества слепых) в разгар перестройки и гласности выбрасывали из своих квартир эти тома. Саша подбирал и нес к себе. В отличие от многих, он марксизм знает. Новые ярлыки были не в состоянии сбить его с толку.

...Мы сидели на лагерной скамеечке. Дактильной азбуки я еще не знала и очень боялась ее. Саша предложил простой способ: «писать» на его ладони обычными крупными буквами. Так мы и разговаривали.

— Вот ты боишься дактильной азбуки, боишься, что не научишься, — говорил мне Саша. — Но ведь в таком лагере, как наш, ее должен знать каждый ребенок... Слушай! — загорелся он. — А давай придумаем сказку! Вставим в нее дактильные буквы!

— Прямо сейчас?

— Конечно!

С сомнением я раскрыла блокнот и стала ждать. А Саша азартно начал:

— Мальчик Дениска поймал кузнечика и зажал в кулачок... Буква «А», — он сложил мои пальцы так, что стало действительно похоже на кулак. — Вот это и есть буква «А». Да не сильно сжимай! ...Зажал в кулачок так, чтобы не раздавить нечаянно, но и так, чтобы кузнечик не мог вырваться. Взбежал по ступенькам лесенки на крылечко, — он согнул указательный палец и изобразил в воздухе стремительный зигзаг. — Это буква «Б». Попробуй.

Меньше, чем через час, веселая сказка была готова. Я пошла к себе и перепечатала ее на старой пишущей машинке (ноутбуков тогда еще не было). А еще через час Саша с помощью своей сказки обучал дактильной азбуке зрячих и слышащих детей. Самые способные осваивали алфавит за полчаса (Саша засекал время.)

Теперь я еще более уверена: дактильная сказка Суворова — это выдающее явление в мировой тифлосурдопедагогике, достойное занять место в университетских учебниках.

Он умеет увлеченно и даже весело решать самые сложные проблемы. Суворов читал лекции в Российском Открытом университете. В первые же пять–десять минут, на самой первой его лекции я поняла, что слышу мысли, открытия, выводы на грани гениальности. Приведу только одно рассуждение, чтобы вы почувствовали, что за роскошь, что за интеллектуальный пир — лекции Александра Васильевича Суворова. Вот он говорит о сложностях формирования лексического запаса слепоглухорожденного ребенка. Называет некое достаточно сложное слово. И признается, что в свое время, уже будучи взрослым, в разговоре с юным воспитанником своего родного, теперь Сергиев-Посадского, детского дома постарался обойтись без этого слова — не понимает. Сказал об этом тогдашнему директору — Альвину Валентиновичу Апраушеву:

— Рано еще!

— А когда не рано? — спросил его Апраушев.

— И я всё понял, — признался в своей лекции Суворов. — Взрослый должен смело вводить в свою речь новую для ребенка лексику. А потом... помните, у Марины Цветаевой в очерке «Мать и музыка»: надо заклясть ребенка непонятными словами...

В этом крошечном фрагменте лекции — очень многое. И пример широчайшей эрудиции — зачем психолог должен знать, допустим, поэта Серебряного века... И очень бережное, внимательное отношение к ребенку. И дань уважения, благодарности человеку, так много сделавшему для него и его товарищей по несчастью, — именно в директорство Альвина Валентиновича профессор Мещеряков работал в Загорском детском доме, и оба обратили внимание на четверых умных, способных ребят. Апраушев научил каждого работать на обычной пишущей машинке.

В этом фрагменте лекции есть еще одно прекрасное суворовское качество — умение внимать мнению другого и признавать свою неправоту.

Вспоминаю одну нашу встречу.

— Это ты! — сказал Суворов, — Очень рад! — И без паузы: — Знаешь, ведь ты оказалась совершенно права, когда четыре года назад сказала мне... (он подробно припомнил наш разговор четырехлетней давности). Я был неправ.

А ведь я уже почти совсем об этом забыла! Оказывается, он помнил.

Своей жизнью этот человек, сам того не подозревая, дает нам пример того, как и на каком уровне надо жить. Между прочим, обе свои диссертации он написал и защитил в начале 90-х годов, когда так легко было потерять ориентиры — сколько граждан нашей страны искренне поверили, что всё продается и всё покупается. Всякий день в радио- и телевизионном эфире можно было услышать рассуждения какого-нибудь усталого современника о том, что нет денег, что плохо жить... Но в это же самое время человек с весьма скромным жалованьем, психолог Александр Васильевич Суворов буквально жил в читальном зале Российской Государственной библиотеки для слепых. Приезжал в сопровождении младшего брата Василия, заказывал брайлевскую литературу и садился за рабочий стол. В перерывах — еда. Когда недоставало денег на обед, брали бутерброды из дома, а чай в библиотечной столовой всегда можно получить.

Точно так же Суворов жил в компьютерном центре «Радуга» на Сретенском бульваре — освоил машину и набирал тексты. Теперь у него дома два компьютера.

— Если материалы твоего журнала набраны в редакторе «лексикон» (это было еще двадцать с лишним лет назад), — сказал он мне, — я взял бы у тебя дискеты и прочитал бы, наконец, «Время колокольчиков».

Я давно привыкла, что он сразу начинает о деле. Раз ему теперь доступен брайлевский компьютер, значит, он должен познакомиться с тем, что не имел возможность прочесть прежде. В любую поездку он готовится очень основательно: запас брайлевской и обычной бумаги, брайлевский прибор для письма (не забывает проверить его состояние). Не раз наблюдала: знакомится с новым человеком и как только понимает, что есть, что записывать, раскладывает прибор для письма и просит говорить медленно и продиктовать. Несомненно, библиотека конспектов Суворова уникальна (не только среди собрания брайлевских текстов, но и обычных).

В своих лекциях он рассказывает о том, как работал с письменным наследием Ольги Скороходовой, как находил в ее записях очень важные документы.

У Суворова — такого успешного, такого известного — бывают очень тяжелые минуты, недели, месяцы. Я знаю. Он долго учился работать, общаться с детьми. Были провалы, повергавшие его в отчаяние. Он брался за дело снова, и опять не получалось. Уйти в «чистую» науку? Но какая может быть наука о детях без детей?.. Труднейший период у него был после университета, когда не стало Мещерякова. Думал даже об уходе из жизни. Спасение нашел сам. Попросил, чтобы ему сделали табличку с надписью: «Я — слепоглухой, прошу помочь мне доехать до Загорска». Повесил табличку на шею и поехал на Ярославский вокзал.

В известном фильме Альгиса Арлаускаса «Прикосновение» есть эпизод: осень, Суворов подходит к калитке своего детского дома. Воспитательница, стоящая во дворе с маленькими слепоглухими ребятами, оглядывается: «ой, Саша к нам пришел!»

Но в фильме Арлаускаса есть и другие кадры, снятые тогда же, в этом детском доме: крупным планом лицо завуча. С яростным гневом говорит она о том, что в этих детей очень много вложено. А отдача? Они же ничего государству дать не могут... Вы посмотрите, чем они живут? Это же всё надуманное! Какой вклад они могут сделать в науку?.. Да разве может человек с такими большими аномалиями быть полноценным?!

Когда на одной встрече я пересказывала это присутствующим, Суворову синхронно переводили мой текст. Он помрачнел:

— Да. Она еще и не такое говорила...

...Одним из главных учителей его жизни был выдающийся советский философ Эвальд Васильевич Ильенков, безвременно ушедший из жизни в 1979 году. У Ильенкова есть работа под названием «Космология духа». Всю жизнь он размышлял над планетарным, космическим смыслом человеческого разума. И никто не вправе отрицать этот смысл в человеке, каким бы он ни был!

Мама Саши, Мария Тихоновна Суворова (увы, ее уже нет с нами), вспоминала:

— Ильенков ведь часто меня просил: приведите сына.

И она, не имевшая никакого-такого образования, приводила своего слепоглухого Сашу к философу. Вряд ли она хоть что-нибудь понимала в их сложных разговорах о единстве мышления и нравственности, истины и добра, но во всяком случае понимала, что это зачем-то необходимо и Ильенкову, и ее сыну, и человечеству.

В общем, от Александра Суворова не приходится ждать легковесных суждений, оценок и переоценок. Не забудем, как он собрал свой «Капитал».

...В том фильме Арлаускаса звучат Сашины стихи. О детях. Об одиночестве. О том, как невозможно смириться со слепоглухотой. А в дневнике он однажды записал: «Раньше я тяжело переживал недоступность мне живописи, спектаклей, кино. Потом меня удалось убедить, что и доступного совсем немало...»

Конечно. Ведь идея, мысль доступна человеку в любом состоянии. Получается, что нематериальные вещи весят куда больше, чем материальные. Идею-то никто не отнимет! Система ценностей не может быть куплена!

...В один из наших лагерей приехал в гости детский писатель. Вечером в зале была встреча с ним.

— Рассказывай мне подробно, — попросил Саша.

Я рассказывала ему то, чего он не в состоянии был видеть и слышать сам. И постепенно начинала понимать: что-то здесь не то... Не слишком ли неосмотрительно мы пригласили этого писателя к детям?.. А гость тем временем, обращаясь к залу, полному детей-инвалидов, задорно предложил желающим выйти на сцену и изобразить как можно более смешную гримасу... Я похолодела. Поиски Квазимодо?.. У нас были ребята, тяжело изуродованные детским церебральным параличом. Ничего не понимая, дети потянулись к сцене... Когда я сказала об этом Суворову, он резко встал и сказал:

— Всё. Я ухожу.

Того писателя мы больше никогда не приглашали. И читать его мне не хочется. Но резкая, однозначная оценка прозвучала тогда все-таки из уст именно Саши Суворова.

Бесконечная тема — нежность Суворова. Вот мама ругает его, что взял с собой в поездку много игр да еще пишущую машинку.

— Мама, конечно, ворчит, — улыбается Саша и нащупывает рукой ее лицо, гладит по голове.

Как-то вечером в лагере я заглянула в его комнату и остановилась на пороге: вожатая привела детей — они хотели рассказать ему, как прожили день. И Саша каждого выслушивал, с каждым разговаривал и весь так размяк, и похож был на доброго сказочного медведя.

В какой-то из дней я оставила свою комнату открытой и когда вернулась, обнаружила на письменном столе рядом с пишущей машинкой отпечатанный листок — это Саша, пока меня не было, заходил и написал мне стихи.

А однажды (это тоже случилось в лагере) Суворов сказал:

— Тревожно почему-то. Надо послать маме телеграмму — не случилось ли с ней что-то.

Был 12-й час ночи, мы отправились по незнакомому темному приморскому городу. Расспрашивая редких прохожих, добрались до центрального телеграфа. Возвратились уже в 3 часа ночи. Саша и наутро был невесел, на вопросы отвечал односложно. К вечеру пришла телеграмма от Марии Тихоновны, и Саша успокоился, продолжил работу с детьми.

...У него осталось то, что называется остаточным слухом. Мне трудно точно сказать, какие именно «осколки» звуков он воспринимает, но ему необходима музыка (человеческой речи он не слышит). Мы договорились пойти в консерваторию. Кто-то спросил:

— Как вы пойдете-то?

— Очень просто, — рассмеялся Саша. — Я возьму Олю за руку и доведу ее до консерватории.

Оказалось, он знал более короткую дорогу, переулками — потому что рядом находится Психологический институт Российской Академии образования, где он столько лет проработал. Но, впрочем, юмор Суворова мог быть отдельной темой, я ее только обозначила.

...Когда Саша защитил докторскую (тема — «Человечность как фактор саморазвития личности»), газеты опубликовали сообщения с сенсационными заголовками. Что-то вроде «В России появился первый слепоглухой доктор наук».

Между прочим, кажется, и в мире тоже.

А вообще же журналисты старательно писали, что Суворов — «полный тезка легендарного русского полководца Александра Васильевича Суворова». Кто-то раздобыл сведения, что «ученый стал инвалидом еще в возрасте 4-х лет». Писали, что «речь у психолога не совсем внятная» (кто бы из них поинтересовался, чего ему стоило вообще поставить и разработать потерянный голос!). И еще множество фактов, которые могли бы быть такими, а могли бы быть и другими — сути это не меняло. Мне грустно, что никто не написал гуманно, без сенсации, с чувством уважения к человеку, живущему в таком состоянии.

Одна Сашина статья, названная «Руководство по невидимости» и написанная специально для нашего журнала «Время колокольчиков», начинается так:

«Если очки не прозрачные — это не очки, а заслонка.

Если слуховой аппарат пищит, рычит и вообще издает звуки — это не слуховой аппарат, а заглушка.

Переводчика тоже не должно быть ни видно, ни слышно. Переводчику надо быть невидимым, неслышимым, чтобы сквозь него было видно и слышно окружающий мир».

А в другом тексте, по другому поводу у него так: «Все мы живые люди, всего в нас понамешано. В чем-то я могу быть похож на кого угодно, а в конце концов — только на самого себя».

Какой еще пример подает нам, сам того не подозревая, слепоглухой профессор Александр Васильевич Суворов? Да пример жизни без заслонок и заглушек, когда видно и слышно окружающий мир.

Суворов видит и слышит гораздо лучше многих видящих и слышащих. Его капитал это позволяет.

А нам уже далеко за 60 лет...

Ольга Клековкина
Свежие статьи