В предыдущих статьях мы начали говорить о набирающем обороты процессе уничтожения историко-культурного наследия нашей страны — памятников архитектуры, археологии, градостроительства. Ценнейших, невоссоздаваемых объектов и среды, в которой жили, трудились, творили поколения наших сограждан.
Иногда речь идет о процессе «громком», как это вышло с планами столичных властей снести здание цирка на улице Вернадского. Мы познакомили читателя с мнениями московских специалистов — ученых, архитекторов, чей талант и профессиональная жизнь тесно связаны с исторической средой Москвы. Общей болевой точкой здесь стало вступившее в силу в марте этого года постановление № 1936 правительства РФ о культурном наследии, ввергнувшее профессиональное сообщество в шок — ведь это решение ни много ни мало прекращает действие сохранности зон множества историко-культурных объектов, и это только начало…
А что глубинка России? А здесь не так громко, но также стремительно идут те же процессы. Урал — индустриальная кузница Великой Победы. Легендарный Уралмаш, где на территории уже частично снесенного кузнечно-прессового цеха под открытым небом доживает свои, возможно, последние дни когда-то самый мощный механизм Уралмашзавода — парогидравлический ковочный пресс «Гидравлик» усилием 10000 тонн.
Этот первый в СССР гигант был запущен в работу в ноябре 1935 года и буквально выковал нашу Победу, штампуя пропеллеры для боевых самолетов, башни танков Т-34…
Сегодня на защиту ковочного пресса встали сами уральцы — активисты общественных организаций, которые добиваются, пока безуспешно, включения пресса в государственный реестр под госохрану.
О сбережении историко-культурного наследия Урала мы поговорили с выпускницей Уральского политехнического института имени С. М. Кирова, председателем Свердловского регионального отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры (ВООПИиК) архитектором-градостроителем Мариной Сахаровой.
Корр.: Марина Владимировна, как ваше местное профессиональное сообщество отреагировало на нашумевшее постановление № 1936? Что Вы думаете об этом законодательном новшестве?
Марина Сахарова: Скорее всего, это решение — результат лоббистских действий строительного бизнеса. Ведь речь идет, скажем так, о финансово емкой сфере деятельности. Не знаю, как в других регионах, но у нас на каждом шагу «собирают» деньги за необходимые экспертизы. Если есть законодательные ограничения, то понятно, что за «обход» надо платить, а градостроитель не хочет платить лишние деньги.
Мы, конечно, распространяли информацию, чтобы против этого постановления подписываться. Горькая ирония заключается в том, что эти нововведения нас, можно сказать, и не касаются — вся историческая среда в городе уже практически уничтожена. Единственная историческая среда, которая еще сохранилась — это Уралмаш. Огромная территория, триста с лишним гектаров. Если на карту Екатеринбурга посмотреть — это огромное пятно. Но и тут уже идут баталии за ее сохранность.
Историческая часть занимает примерно треть, и всю эту часть продали застройщикам. Именно здесь находится кузнечно-прессовый цех, который был включен в перечень объектов культурного наследия (ОКН) региона.
Корр.: Каким образом территорию, где расположен объект культурного наследия, можно продать?
Марина Сахарова: Мы тоже пока не знаем. И главное, как можно было снести три четверти этого объекта? Важно отметить, что кроме самого завода и промышленной зоны сохранился еще и одноименный соцгород Уралмаш, административно он относится к Орджоникидзевскому району. Там до сих пор живут люди, ветераны, которые шокированы тем, что происходит с их детищем. Территория промзоны закрытая, но информация все же просачивается и доходит до людей через прессу.
Между соцгородом и заводом располагается площадь Уралмаша. Все было спроектировано очень профессионально, в основном архитекторами из Ленинграда — кто-то даже видит сходство со знаменитой петербургской Дворцовой площадью. Весь ансамбль площади — это объект культурного наследия федерального значения. Мы и пытаемся донести до власти, что всё, что еще осталось от эпохи индустриализации СССР, нужно сохранить комплексно, а не обрывками. Вместе с движением «Уралмаш-2023» выступаем за присвоение всей этой территории статуса исторического поселения — считаем, что это наиболее приемлемый сохранный вариант.
Корр.: Можете рассказать, какими путями на Уралмашзаводе появился ковочный пресс?
Марина Сахарова: До Великой Отечественной войны в Советский Союз был привезен один ковочный пресс усилием 15000 тонн немецкой фирмы «Шлеман», этот агрегат работал на Мариупольском броневом заводе.
И два 10000-тонных ковочных пресса фирмы «Гидравлик Дортмунд» — один установили на Уралмаше, а второй, уже позже, на НКМЗ — Новокраматорском машиностроительном заводе.
Запуск пресса на Уралмаше (это был 1935 год) стал большим событием для советского машиностроения — в первую очередь потому, что страна получила возможность изготавливать крупные поковки самостоятельно и перестала зависеть от заграницы.
После начала войны заводы в Краматорске и Мариуполе оказались в немецкой оккупации, и хотя оба пресса успели разобрать и вывезти в тыл, запустить их впоследствии так и не удалось. Агрегат с НКМЗ, насколько мне известно, перевезли в Орск.
Поэтому работоспособность единственного пресса на Уралмаше сыграла ключевое значение в поддержании обороноспособности СССР в военные годы. Уральский пресс оказался загруженным сверх всякой меры. Достаточно сказать, что все пропеллеры для самолетов штамповались только на нем. А еще только на нем можно было изготовить крупные прокатные валки, без которых нельзя было катать броню.
В сентябре 1941 года на прессе случилась авария — лопнули сверху донизу многотонные рабочие цилиндры, а вместе с ними треснул огромный архитрав. Поломка случилась, когда только-только разобрали для эвакуации пресс в Краматорске.
То есть, когда немцы готовились к последнему броску на Москву, могла остановиться сборка боевых самолетов и танков. Можно было отлить новый архитрав, но на это ушло бы не менее полугода. О заварке трещины сложно было помыслить — никто и нигде в мире до тех пор не заваривал трещину в детали толщиной 450 мм. Но за дело взялся наш земляк — рабочий цеха металлических конструкций, сварщик Вячеслав Батманов.
Я изучала историю этой семьи: отец Вячеслава Батманова был основателем Свердловской областной научной библиотеки имени Белинского, — дореволюционной еще библиотеки. А его брат — специалист в области фенологии.
Так вот, ремонт пресса Вячеслав Батманов выполнил необычным способом: вводил в зону сварки тонкие стальные пластинки и вваривал одну в другую. Это позволило надежно заварить трещину. С тех пор этот способ уралмашевцы стали называть «батмановским». Пресс работал с этим швом вполсилы вплоть до капитального ремонта в 1942 году.
Корр.: Можно сказать, что пресс является пока еще живым свидетельством трудового подвига уральцев — тружеников тыла. И всё же управление госохраны объектов культурного наследия Свердловской области отказалось включить пресс в перечень ОКН. У Вас нет впечатления, что под удар попадает в первую очередь именно советское наследие, и чаще всего — советская архитектура?
Марина Сахарова: Я могу судить по той ситуации, которая разворачивается сейчас вокруг бывшего комплекса зданий ОСОАВИАХИМа — одного из ярких памятников свердловского конструктивизма. Вообще Екатеринбург (Свердловск) считается столицей советского конструктивизма. Этот архитектурный стиль — важная составляющая его культурного и архитектурного наследия.
Мы сейчас пытаемся сохранить бывшее здание общежития ДОСААФ (дом Обороны) на улице Воеводина. Оно было построено в 1930-е годы по проекту архитектора Георгия Валенкова.
В годы войны Свердловской областной организацией ОСОАВИАХИМ было подготовлено около 250 тысяч человек по различным военным специальностям: обучали военных инструкторов, отбирали добровольцев, проводили работу со школьниками.
Так вот, наши чиновники и некоторые эксперты, видимо, считают, что объекты советского конструктивизма — это «не очень качественная архитектура». В 2022 году здание, о котором идет речь, было продано застройщику, но двумя годами позже усилиями общественников всё же оказалось включено в список выявленных объектов культурного наследия региона.
Судьбу здания должна была решить экспертиза, и застройщик заказал ее петербургскому (!) эксперту, который «установил», что включать здание в список объектов ОКН «нецелесообразно». Якобы открытые балконы на здании в архитектурном стиле «конструктивизм» — это очень плохо, это «распространенный ошибочный элемент».
Это пишет эксперт, аттестованный Министерством культуры России!
Наш уральский общественник, молодой парень, студент-градостроитель Елисей Якимов опубликовал в Сети отзыв, в котором камня на камне не оставил от выводов петербургского «специалиста». Есть там у нашего студента такая фраза — «нашли карманного эксперта»…
Якимов, в частности, привел в пример Дом Наркомфина в Москве авторства Моисея Гинзбурга — одного из идеологов и лидеров конструктивизма. Этот дом имеет те самые открытые балконы, но, видимо, Гинзбург как раз «ничего не понимал» в конструктивизме, в отличие от петербургского «знатока».
Самое главное, что демонстрируют наши чиновники, — это, на мой взгляд, полное непонимание потенциала архитектурного наследия.
Эти конструктивистские комплексы — это идентичность нашего города, так же как и старообрядческие усадьбы. С одной стороны, потенциала социального — это же такой мощный урок патриотизма для тех, кто здесь родился и живет! А с другой стороны — потенциала туристического. То есть речь идет о том, чтобы показать людям, чего нет в других российских городах. Логика же у власть имущих, на мой взгляд, простейшая — они видят только прибыль…