Сейчас активно обсуждается проект изменений в закон «Об образовании в Российской Федерации» (ПФЗ № 105805–8), согласно которому школы по своему выбору смогут переходить на электронный документооборот. На практике это означает, что родителям всей страны будут навязываться исключительно цифровые дневники и классные журналы, и продолжится усиленный сбор персональных данных российских детей. Законопроект уже прошел два чтения в Государственной думе и сейчас, когда я пишу эти строки, идет третье. Моя статья вызвана стремлением обнаружить скрытые угрозы.
Во времена моей учебы по школам ходили коммивояжеры. Пару раз это были представители крупной швейцарской компании, раздававшие детям шоколадные батончики. Раза два ― производители зубной пасты, пугавшие нас жуткими последствиями кариеса. И как-то ― иные дистрибьюторы, просветившие наш класс насчет половой жизни и подарившие девочкам прокладки, а мальчикам презервативы. Впрочем, к тому времени мои одноклассники уже в особом информировании не нуждались, судя по гоготу, который вызывали лекторские речи.
Когда я сейчас знакомлюсь с процессом цифровизации школы и разнообразием обеспечивающих ее платформ, я вспоминаю тех коммивояжеров. Ведь решение о мере погружения в виртуальный мир каждый директор, как обещают, будет принимать самостоятельно. Но «окучивать» школьное начальство станут менеджеры и рекламщики, очень похожие на тех, кто в мое время продвигал упомянутые продукты сомнительного качества.
Государство утверждает, что образование у нас бесплатное. Но по факту — условно бесплатное. Еще в 2010-е годы с родителей снималась мзда на ремонты, шторы, подарки директору и педагогам, их заставляли покупать учебники, рабочие тетради, прописи. А дети тех, кто отказывался вносить добровольно-принудительные пожертвования, легко превращались в изгоев класса. Нетрудно предположить, что навязывание электронных дневников, образовательных платформ и тому подобных опять же условно бесплатных элементов ЦОС приведет к сходному результату.
Это первое и самое очевидное отчуждение внутри школьного коллектива. Отчуждение одноклассников друг от друга. Отчуждение родителей и учителей. Отчуждение между преподавателями и начальством. Потому что на всех уровнях обязательно найдутся люди, которые не захотят или не смогут быть как все.
Но есть и другое. Думаю, во многих семьях до сих пор бережно хранят школьные поделки, с улыбкой показывают ребятишкам дневники и табели родителей, бабушек и дедушек. И самим детям приятно рассматривать свои бумажные грамоты и дипломы, перебирать реальные медали и кубки. Почему? Это не просто повод для гордости. Это первые плоды настоящего труда. Некоторые родители очень рано приучают чад к товарно-денежным отношениям, придумывая всякие поощрения за хорошие оценки. Но, полагаю, какое-нибудь мороженое не сравнимо по воздействию с осязаемым и неустранимым свидетельством проделанной работы, каким является бумажный дневник.
Оценки, поставленные учителем, ― это первые общественные награды за самостоятельный труд, которые получает ребенок. Не родительские похвалы или упреки, а реакции практически незнакомых людей, что очень важно для социализации растущего человека. Бумажный дневник ― это первый документ, который всецело принадлежит ему.
Электронный дневник, напротив, ребенку не принадлежит, ибо зависит от взрослых, обслуживающих сервер, где хранится информация. Не говоря уже о доступности цифровых устройств и банальном электричестве, эти устройства питающем. Таким образом, между юным тружеником и плодами его усилий вырастает целая цепочка виртуальных и материальных посредников, без которых ни ученик, ни учитель, ни родитель не могут распорядиться своим «заработком».
Те, кто наблюдал компьютерных игроков или сам увлекался подобным досугом, знают, какую дикую злость вызывают моменты «зависаний», отключений и ошибок. Вплоть до истерик и разрушения всего вокруг. А почему? А потому что человек ощущает свое бессилие перед машиной и теми, кто ею удаленно управляет. За компьютером сидит пользователь. А хозяин операционной системы, интернет-сайта, облачного хранилища всегда где-то в другом месте. Поэтому цифровая свобода всегда мнимая, а авторство ― неполноценное.
Похожую ситуацию уже когда-то описывал Карл Маркс.
«Предмет, производимый трудом, его продукт, противостоит труду как некое чуждое существо, как сила, не зависящая от производителя. <…> При тех порядках, которые предполагаются политической экономией, это осуществление труда, это его претворение в действительность выступает как выключение рабочего из действительности, опредмечивание выступает как утрата предмета и закабаление предметом, освоение предмета — как отчуждение. <…>
Рабочий вкладывает в предмет свою жизнь, но отныне эта жизнь принадлежит уже не ему, а предмету. Таким образом, чем больше эта его деятельность, тем беспредметнее рабочий. Что отошло в продукт его труда, того уже нет у него самого. Поэтому, чем больше этот продукт, тем меньше он сам. Отчуждение рабочего в его продукте имеет не только то значение, что его труд становится предметом, приобретает внешнее существование, но еще и то значение, что его труд существует вне него, независимо от него, как нечто чужое для него, и что этот труд становится противостоящей ему самостоятельной силой; что жизнь, сообщенная им предмету, выступает против него как враждебная и чуждая». (Маркс, К. Экономико-философские рукописи 1844 года.)
Ортодоксальные марксисты, конечно, возразят мне: мол, рабочие XIX века едва сводили концы с концами, а современные тинейджеры «упакованы» получше любого из нас. К тому же школьники не являются производителями продукта, служащего источником прибавочной стоимости, а потому их незачем эксплуатировать. А если нет эксплуатации, то нет и отчуждения продуктов труда от производителей.
Но, во-первых, очевидно, что информация ― это тоже продукт, который может являться товаром, а значит, приносить прибыль. В том числе персональные данные, за сохранность которых бьются многие родители, опасаясь, что эти данные будут выкачиваться из детей, подобно нефти.
А во-вторых, кто сказал, что ситуация отчуждения возникает обязательно в тех условиях классовой борьбы, которые обрисованы Марксом? Ранние романтики или немецкие штюрмеры, например, никакого Маркса еще не знали, но кричали об отчуждении во весь голос!
Недаром философское понимание этого термина развивалось уже у Иогана Готлиба Фихте и Георга Вильгельма Фридриха Гегеля.
Может быть, отсутствие экономических причин и стимулов только усугубляет ситуацию отчуждения в школе. Рабочий всегда получает от капиталиста хоть какую-то материальную компенсацию, чтобы выжить. Крепостной отдает свой труд в обмен на возможность возделывать кусочек земли, раб делает то же самое, чтобы его не убили.
Ребенок должен трудиться, чтобы получить знания… Но огромное число детей не понимают положительного смысла своей работы, не ощущают, что становятся умнее, чему способствуют всякие цифровые системы проверки, в которых реальные понимания и умения подменяются надуманными компетенциями и галочками в отчетах. А также формальное и наплевательское отношение учителей к духовным запросам своих подопечных. Нынешнее образование лишено идеологических основ, школе велят не заниматься воспитанием, а потому получение знаний лишается фундаментального целеполагания. Фактически большинство школьников в той или иной мере принуждают делать уроки. И такая ситуация тоже прекрасно обрисована Марксом:
«Труд является для рабочего чем-то внешним, не принадлежащим к его сущности… он в своем труде не утверждает себя, а отрицает, чувствует себя не счастливым, а несчастным, не развивает свободно свою физическую и духовную энергию, а изнуряет свою физическую природу и разрушает свои духовные силы. Поэтому рабочий только вне труда чувствует себя самим собой, а в процессе труда он чувствует себя оторванным от самого себя. У себя он тогда, когда он не работает; а когда он работает, он уже не у себя. В силу этого труд его не добровольный, а вынужденный; это — принудительный труд. <…> Отчужденность труда ясно сказывается в том, что, как только прекращается физическое или иное принуждение к труду, от труда бегут, как от чумы». (Там же).
Уважаемые родители! Поставьте на место понятия «труд» слово «занятия» или «выполнение домашнего задания», а слово «рабочий» замените словом «ученик» ― знакомая картина, не правда ли?
В этих условиях детей хотят лишить еще и наглядных доказательств проделанной работы и осязаемых наград за приложение сил. Вдумайтесь, чем это может закончиться?
По Марксу, крайнее отчуждение человека от родовой сущности рано или поздно должно привести к пробуждению классового сознания и поднять эксплуатируемых на борьбу с угнетателями. Но у детей не может быть классового сознания в марксовом понимании. Их и классом-то нельзя назвать (хотя некоторые пытаются ― и это небезынтересно). С другой стороны, детскому сознанию свойственно противопоставление окружающему миру и перекладывание вины за свою боль и свои неудачи на других людей. Многие юноши обладают обостренной жаждой справедливости, помноженной на известный максимализм. В такой ситуации крайнее отчуждение может вылиться в стихийный, саморазрушительный и жестокий бунт. Не этим ли объясняются всплески «немотивированной» агрессии в школах? Не в этом ли секрет увлечения подростков всякими субкультурами, вплоть до откровенно нацистских? Объединяясь в банды и фанатские группировки, молодежь противопоставляет себя миру «эксплуататоров». И что мы, взрослые, предлагаем? Еще более глубокое отчуждение?
Чем это чревато, тоже хорошо сказано у Маркса: «Если человек относится к продукту своего труда, к своему опредмеченному труду, как к предмету чуждому, враждебному, могущественному, от него не зависящему, то он относится к нему так, что хозяином этого предмета является другой, чуждый ему, враждебный, могущественный, от него не зависящий человек. Если он относится к своей собственной деятельности как к деятельности подневольной, то он относится к ней, как к деятельности, находящейся на службе другому человеку, ему подвластной, подчиненной его принуждению и игу». (Там же.)
Неудивительно, что дети борются с «игом», включаясь в протестную активность, которая нередко развивается в экстремизм.
В школе юный гражданин впервые сталкивается с нормами, которые диктует ему не семья, а общество. И учитель ― это первый представитель власти, незаметно формирующий у воспитанников образ государства. Чиновников мы, как правило, встречаем во взрослом возрасте, а с высокопоставленными членами правительства общаемся крайне редко. Потому можно утверждать, что мы неосознанно переносим на политиков модели иерархических отношений, выработанные в школьные годы. Следовательно, уважение к учителю подготавливает уважение к президенту, а те, кто скачет и орет во время уроков, сражаясь с педагогами, как с врагами и рабовладельцами, на самом деле недалеки от того, чтобы так же сражаться с правительствами на майданах.
Представьте себе теперь, что живого учителя заменяет обезличенный тьютор, оператор которого может быть где угодно, хоть в США! Какая модель государства будет взращиваться в такой обстановке? Помним ли мы, как легко подростки, одержимые компьютерными играми, расстреливали своих сверстников?
Многие родители посмеиваются над подобными опасениями:
― Зачем протестовать против электронного документооборота? Это же так удобно ― не надо никуда ходить, не надо у ребенка дневник выпрашивать, посмотрели в монитор ― и всё знаете.
Не спорю, удобно. Весь вопрос, для чего.
Показать отцу или маме бумажный дневник ― это целая история, нередко требующая от ребенка волевых усилий и даже мужества, а от родителей ― выдержки и терпения. Электронный дневник ничего такого не требует. Это инструмент контроля, неумолимый, как Немезида. Ну почти.
Но как будет себя чувствовать ребенок, зная, что родители его отслеживают, подобно Большому Брату? Ведь такая слежка ― это признак недоверия. Школьнику не оставляют возможности самостоятельно признаться в своих проступках и устанавливают над ним надзор, словно он изначально плох. Кто-то, может быть, и станет лучше учиться, кто-то, может быть, ничего не заметит, но наверняка найдутся такие ребята, которые постараются обойти контроль и создадут свой, закрытый от взрослых мир. Это тоже момент отчуждения!
К слову, создаваемая «ради удобства» система уже вынуждает многих учителей выполнять двойную работу, заполняя и электронные, и бумажные дневники и журналы.
Не проще ли было бы, если уж очень надо, по договоренности с родителями фотографировать оценки учащихся и присылать их на е-мейл или в соответствующий чат? И сохранять файлы на флешке в кабинете директора?
Увы, такое простое решение проблемы не требует создания дорогостоящего интерфейса, что крайне невыгодно IT-корпорациям, мечтающим куснуть бюджетный пирог. Но вот вопрос: неужели ломка форм образования, которые и без того как-то работали, важнее, чем разработка суверенного программного обеспечения для оборонной промышленности, например? Или наши электронные «коммивояжеры» профессионально непригодны для таких масштабных стратегических задач? Поэтому им, не сумевшим нажиться на QR-кодах, хотят кинуть кость в виде наших детей?!
Добавлю, что агрессивное навязывание неприемлемых для родителей «образовательных технологий» не повышает престиж государственной школы. Многие открыто пишут, что лучше отдадут своих детей в частные учебные заведения, где бережно сохраняют традиции. По сути это означает процесс отпадения общества от государства и отказ государства от социальной ответственности. Если большая часть школьников пойдет в частные заведения, «нерентабельные» бюджетные учреждения могут закрыть, как уже делают с малокомплектными школами в некоторых населенных пунктах. Но тогда было бы логично вернуть отказавшимся от бюджетного образования гражданам выплаченные за него налоги. Готовы ли «реформаторы» на это пойти?
В заключение приведу еще один аргумент «продвинутых» родителей в спорах о новом законопроекте. Он прост до предела: я не хочу жить в каменном веке.
Что ж, прекрасно. Но задумайтесь вот над чем. Несмотря на тысячелетия эволюции, мы по-прежнему ходим по земле ногами, дышим легкими, слышим ушами, а думаем головой. И дети, когда рождаются, сначала учатся есть, потом ползать и говорить, потом встают на ножки и только потом, много позже, берутся решать уравнения и танцевать в балете. Так, может быть, стоит прислушаться к естественному ходу вещей и основывать всякое обучение на традиционных началах, осознав, что письменность не отменяет речи, а велосипеды с автомобилями не прекращают пешеходного движения?