Мы продолжаем разбирать невероятные нововведения из стран победившего феминизма и толерантности, каковой с недавнего времени, например, является Испания.
На прошлой неделе в испанской газете Público вышла статья под названием «Эксперты из разных областей ищут формулы для устранения ложного „синдрома родительского отчуждения“ из юриспруденции».
Синдром родительского отчуждения был открыт доктором медицины Ричардом Гарднером в 1985 году. Этим синдромом он описал некий набор симптомов у детей, которые отвергают одного из родителей как прямой результат негативных манипуляций, предпринятых другим родителем при разводе и спорах об опеке над ребенком.
Синдром этот распространяется только на те случаи, когда воспринятое ребенком и транслируемое отвержение отчуждаемого родителя не подтверждается поведением отчужденного родителя до начала конфликта между супругами. Зачастую до развода у ребенка с этим родителем были теплые и глубокие отношения.
При разводе или долгосрочном конфликте ребенок настолько сильно принимает точку зрения отчуждающего родителя, что начинает ненавидеть отчужденного родителя независимо от его реального поведения.
Однако феминистки ополчились на этот синдром, считая его ложным и клевещущим на мать ребенка, которая чаще всего обвиняется в отчуждении отца после развода, когда ребенок отказывается от визитов к отцу в назначенные судом для этого дни.
Мать обязана исполнять предписанные судом дни и часы общения ребенка с отцом, однако многие матери хотят уйти от этого, аргументируя, что ребенок не хочет видеть отца. Так как мать не может самовольно не выполнять график визитов, она может пойти в суд и подать иск на жестокое обращение с ребенком во время визитов. Мать подкрепляет это свидетельствами ребенка, который ненавидит отца и отказывается к нему идти.
В этом случае суд должен разобраться в деле, собрать информацию об обоих родителях и провести судебную экспертизу, которая в случае жестокого обращения должна подтвердить физические или психологические следы жестокого обращения. Однако судебные врачи и психологи зачастую не фиксируют следов домогательства или побоев и предполагают, что у ребенка синдром родительского отчуждения. В этом случае, чтобы восстановить справедливость, судьи решают передать опеку ребенка отцу из-за негативного влияния на него матери.
С принятием закона о совместном родительстве эта ситуация только усугубилась, так как в этом случае ребенок должен проводить половину времени с матерью и ее семьей, а другую половину времени — с отцом и его семьей. Причем выплата алиментов матери с детьми со стороны отца при этом не предусматривается. Каждый несет свою часть расходов. То есть, казалось бы, полное равенство, то, чего и хотят феминистки! Однако ничего подобного. Апелляция к этому синдрому вызывает ярость у феминисток и ювеналов.
Эта ярость доходит до такой степени, что недавно в Мадриде была проведена специальная конференция под названием «Конференция междисциплинарного анализа так называемого синдрома родительского отчуждения». Целью конференции был анализ с разных точек зрения «этого предполагаемого синдрома, ложной патологии, которая не была признана ни одним международным медицинским или психологическим учреждением, но которая используется в судебных разбирательствах для изъятия детей у матерей, чтобы отдать их родителю, обвиняемому в гендерном насилии или жестоком обращении» с женой и детьми. Конференция должна была предложить ряд нормативно-правовых изменений в законодательство, которые предотвратят возможность его использования в судах, психосоциальных и судебно-медицинских службах, используемых судами.
Конференция была организована Ассоциацией женщин-судей Испании в сотрудничестве с Институтом женщин. Институт женщин входит в состав Министерства равенства. С приходом к власти нового коалиционного правительства директором этого ведомства была назначена Беатрис Химено — президент Испанской федерации лесбиянок, геев, транссексуалов и бисексуалов (FELGTB). Один из ее основных фронтов борьбы — это борьба против гетеросексуальности. Однажды она даже призывала к «анальному проникновению всех мужчин для достижения истинного равенства между полами».
Кроме этого, в конференции участвовали представители международных НКО, например, Save the children («Спасите детей»). «Наши учреждения не приспособлены и не готовы слушать несовершеннолетних», — заявила Кармен дель Мораль из организации Save the children. «Высшее благо ребенка должно преобладать. Это положение содержится в международных законах и договорах, но не применяется». Кармен дель Мораль утверждает, что «синдром родительского отчуждения был создан для создания пространства безнаказанности за сексуальное насилие».
Также на конференции присутствовали женщины-юристы, женщины-прокуроры, женщины-адвокаты, представители Генерального совета судей, клинические психологи, социологи и криминалисты. Так, член Высшего суда Канарских островов и член Международной ассоциации женщин-судей Глория Поятос сказала, что анализ должен быть сделан «строго с гендерной точки зрения», поскольку «действия, которые оправдываются с помощью синдрома родительского отчуждения, используются в основном против женщин».
Другие страны, такие как, например, Бразилия, наоборот, уже давно ввели этот синдром в свое законодательство. Законом № 12319 от 26 августа 2010 года в Бразилии отчуждение одного из родителей считается преступлением и предусматривает наказание для родителя, который применяет его в отношении детей. В статье 1 данного закона «актом отчуждения родителей считается вмешательство в психологическое образование ребенка или подростка, поощряемое или побуждаемое одним из родителей, бабушкой и дедушкой или теми, кто имеет полномочия по опеке или надзору за ребенком или подростком, с той целью, чтобы ребенок отказался от отчужденного родителя или путем нанесения ущерба поддержанию связей с последним».
Далее в законе перечисляются случаи, когда такое преступление может иметь место:
I — проведение дискредитационной кампании против отчуждаемого родителя;
II — препятствие осуществлению родительских полномочий;
III — затруднение контактов с ребенком или подростком с отчужденным родителем;
IV — препятствие осуществлению регламентированного права на визиты к ребенку;
V — преднамеренное исключение информации, представляющей интерес для отчужденного родителя, о ребенке или подростке, в том числе образовательной, медицинской и изменения адреса;
VI — выдвижение ложных обвинений против отчужденного родителя, против членов семьи или против бабушки и дедушки, чтобы затруднить их отношения с ребенком или подростком;
VII — изменение адреса местожительства на удаленное без объяснения причин, чтобы ребенку или подростку было трудно или невозможно видеться с отчужденным родителем, с его семьей или бабушкой и дедушкой.
Профессионалы от образования также подтверждают наличие признаков такого синдрома у детей. На вопрос директору младшей школы провинции Мадрид, есть ли признаки этого синдрома у детей младших классов, он подтвердил, что ситуацию, когда при разводе один из родителей настраивает ребенка против другого родителя, доставляя страдания ребенку, он наблюдает в своей практике каждый день.
Однако борьба феминисток с использованием этого синдрома продолжается, и наиболее частым их аргументом стало обвинение отца в педофилии.
Педофилия — дело на Западе довольно распространенное и относиться легкомысленно к нему никак нельзя, так как любое сексуальное растление в детстве может на всю жизнь травмировать и сломать человека. Однако тут как будто бы остается некое «слепое пятно», которое судьи и психологи объясняют синдромом родительского отчуждения, а феминистки объясняют патриархальной солидарностью судей с насильниками. И то, что феминистки в идеологических целях используют эту тему для своих манипуляций, да еще и с таким зарядом ненависти, предрасполагает к тому, чтобы в этой теме основательно разобраться и понять, в чем же тут в действительности дело и для чего всё это лоббируется.
Какое-то время назад, занимаясь темой ювенальной юстиции, я попала в закрытые чаты женщин, пострадавших от беспредела социальных служб. Туда сразу же были добавлены несколько радикальных феминисток, которые быстро перехватили инициативу и переориентировали чат на ненависть к этому синдрому. Всё это закончилось диким скандалом и выходом из чата организаторов. Первым с треском вылетел единственный присутствующий в чате мужчина, которому не казалось чем то ужасным то, что в Бразилии синдром родительского отчуждения прописали отдельным законом.
Феминистки кричат о сговоре «патриархальных» судей и судебных экспертов, которые не хотят видеть физических и психологических следов сексуального насилия над ребенком со стороны отца.
Я долго пыталась понять, что же это за вирус такой поразил всех испанских судей, психологов и врачей, тем более что сегодня многие судьи и врачи тоже женщины и матери. Ну не могут же все судьи по идеологическим причинам быть сторонниками доминирования мужчин над женщинами. Или, как утверждают другие, самим быть склонными к педофилии и поэтому проявлять негласную солидарность с растлителями, передавая ребенка педофилам. Вряд ли в судах существует повальная коррупция. В Испании это не так. К тому же судьей можно стать, только пройдя очень суровый госэкзамен на знание законов, и проходят его только лучшие, вне зависимости от пола и идеологии. Поэтому мне такие рассуждения показались как минимум странными.
А вот то, что Save the children лоббировало и продолжает лоббировать внедрение в национальные законодательства вместо определения «сексуальное насилие» определение «сексуальная свобода», уже широко известно. Я уже писала о том, какие метаморфозы претерпело испанское законодательство после смерти Франко под воздействием этой НКО и как в течение какого-то времени приговорить за сексуальное насилие над ребенком было просто невозможно из-за отсутствия в законе такого определения. И сейчас они лоббируют закон «о сексуальной свободе». Так почему же они теперь используют педофилию как главный аргумент?
Единственное, что мне приходит в голову, это то, что судьи, независимо от идеологии и пола, имеют свое профессиональное достоинство и стараются, как их и учили, быть объективными и беспристрастными. А по правилам феминисток этого быть не должно, так как всё это продукт старого патриархального менталитета, который срочно надо искоренять, выжигать «каленым железом» вместе с самими патриархальными судами. Суды, по их мнению, должны быть гендерными, то есть идеологизированными до крайности.
Так какова же цена вопроса? Почему феминистками и ювеналами мобилизована вся тяжелая артиллерия для пробивания этого запрета? То есть суды при вынесении приговора не должны принимать во внимание экспертизы судебных врачей и психологов? Или врачи в любом случае должны подтверждать наличие у ребенка следов растления и изнасилования, даже если они их не обнаруживают? Но, простите, с каких это пор на «свободном» и демократическом Западе маленькие идеологически заряженные группы людей могут диктовать профессионалам и ученым, как им осуществлять свою работу и к каким выводам приходить в своей экспертизе?
Одна из самых влиятельных западных квир-идеологов Беатрис Пресиадо, постмодернистка и поклонница Фуко, на одной конференции, выложенной в YouTube, заявила, что в новой парадигме «аппарат верификации (методика распознавания на соответствие правде) более не будет являться научным, а становится перформативным». То есть не выводы медицинской экспертизы будут важны для суда, а заявления, постановка, перформанс с участием пострадавшей или доносчиков. Да и суды как явление сугубо патриархальное должны быть, очевидно, полностью демонтированы и заменены гендерными судами, которые действуют по чисто идеологическим критериям, не требуя доказательств истины.
Очевидно, что правило «Сестричка, я тебе верю» (Hermanita, yo si te creo) возведено уже на политический уровень и любое сомнение в жалобе женщины рассматривается как кощунство, как патриархальное наследие и проявление стереотипа «сама виновата».
А суды, в которых профессиональная этика не позволяет выносить приговоры без соответствующих доказательств, клеймятся как патриархальные пережитки.
В «правильных» гендерных судах никому уже даже в голову не придет требовать какой-то там экспертизы от опять же патриархальных врачей и психиатров, которые пытаются что-то там проверить научно. Нет, что вы! Теперь «хайли лайкли!» работает и в семейной политике.
Но если у обвиняемого отнимается сама возможность защититься в суде, запросить независимую экспертизу и быть уверенным в ее непредвзятости, то это уже совсем другая система юстиции и совсем другое государство.
Не имея никакой возможности защититься от клеветы и прекрасно это понимая, человек будет сломлен. Отношения не могут быть на равных, если за любую провинность или без таковой он может оказаться моментально выброшенным на улицу и ничего не сможет с этим сделать. Только сумасшедший человек в таком случае вступит в брак или допустит какую-либо аффективную привязанность, будь то к женщине или ребенку. Потому что любые эмоциональные или даже экономические вложения в семью в таком случае просто абсурдны, так как чем больше любви, привязанности, сил, времени вложишь, тем больнее и обиднее будет всё это потерять.
Стало быть, ни семья, ни любовь уже не могут быть смыслом существования для мужчин, а следовательно, и для женщин, которых мужчины будут обходить за версту, дабы не накликать на себя беды.