Прямо сейчас десятки (или уже сотни?) тысяч человек бегут из страны. Как-то так выглядит поражение в информационной войне.

И ведь они не просто бегут. Создана определенная «культура» бегства. Сам процесс романтизирован. Бегущие общаются друг с другом, обмениваются опытом, поддерживают «своих», делятся фотографиями ― формируют социальную общность, которая позже неминуемо оформится политически. При этом у сбежавших будет стимул искать малейший повод обвинить в чем-либо Россию, оправдав тем самым свой поступок.

На этом фоне уверены ли наши чиновники в успешности проводимой в стране культурной, социальной и образовательной политики? Как дела у Росмолодежи? У «Молодой гвардии»? Юнармии? Всё хорошо? Наверное, им нужно выделить еще денег и отправить руководителей на повышение? Или пора делать что-то прямо обратное?

Опасаюсь, что проблема уже носит системный характер и точечными кадровыми перестановками решена быть не может. Бюрократия порождает новую бюрократию, причем из всего, до чего дотянется. А бюрократ не решает задач, он «эффективно» осваивает ресурсы, рисуя красивые отчеты. Цель бюрократа ― максимизация своих полномочий при минимизации личной ответственности.

В этой связи будет ли бюрократ заинтересован в поддержке и развитии чего-либо искренне патриотичного, да и вообще живого? Или избыточная жизнь и подлинность будут ему как минимум чужды и непонятны, а как максимум ― опасны? Ведь тут и социальные лифты в обход бюрократии. Да и вообще, мало ли что эти живые могут учудить. Вдруг еще чем-то отчетность попортят.

А может, лучше вообще всё в подшефной сфере «убить»? С трупом ведь проще работать. Его можно вертеть во все стороны. Хочешь ― в такую позу его поставь. Хочешь ― в другую. Можно один флаг в руки дать, можно другой. Раскрасить в любой цвет. Очень удобно. И не сопротивляется. Только врагу такой «общественный труп» тоже не сопротивляется. Но кого это волнует?

В этой связи удивительно ли, что «генералы информационных войн» и «инженеры человеческих душ» не только последние годы, но и даже последние месяцы вместо нормальной работы с населением блеяли что-то невнятное. Не смогли нормально проартикулировать, что это не «Россия напала», а Украина пошла на эскалацию ― готовила вторжение в Донбасс, концентрировала войска, в феврале начала артподготовку (из карт ОБСЕ ясно, куда стреляли), 19 февраля Зеленский шантажировал Запад, требуя от НАТО гарантий безопасности (т. е. прикрытия при вторжении в Донбасс) и угрожая сделать атомную бомбу (технологии и сырье есть). Что именно Украина 22 и 23 февраля умышленно обстреливала признанные государства ― союзников России ДНР и ЛНР. И если бы прекратила обстрелы в те два дня ― никакой эскалации бы не было.

Кто из бегущих задумывался над тем, что после майдана Украина в Донбассе умышленно убила тысячи мирных жителей, львиная часть которых ― граждане России? Донбасс ― приграничный регион, там всегда было много наших сограждан. Что бы сделали США, если бы условные мексиканские силовики умышленно убили сотню-другую американцев, даже на территории условной Мексики?

Вот кто из покидающих сейчас Россию об этом всем хотя бы слышал? Да, сейчас они придумают, что возразить и почему не согласиться. Но ведь готовность бежать появилась не сейчас. Когда-то люди колебались, задавали вопросы, искали ответы и не нашли убедительных. Может быть, культурный аттрактор «бегства» многим из них не близок, но альтернативных на их горизонте не было.

Из бегущих формируют социально-политическую общность, которая станет большим фактором общественной жизни России в будущем. Число бегущих и уклонистов уже переходит в новое качество, и они начинают формировать среду вокруг себя. У многих на работах есть профессиональные чаты. И в них неизбежно люди обсуждают проблемы мобилизации. Как получить бронь. Какие справки собрать, если получил повестку. Как на «удаленку» перевестись, чтобы ее не получить. Эти разговоры вовлекают всё больше людей. Они делятся опытом, переживаниями. Это естественно. Но куда это волочет страну и что с этим делать?

Раз надежд на олицетворяемую бюрократией власть немного, гражданскому обществу стоит брать инициативу в свои руки. У всех ли читателей на работе создана система поддержки мобилизуемых коллег, например? Отлажена связь с ними?

На мой взгляд, хорошей идеей является по линии профсоюза или самостоятельно сформировать наборы вещей первой необходимости и выдавать их коллегам, которым приходит повестка. В первую очередь ― кнопочные мобильные телефоны без интернета и камер ― такие в армии разрешены. Когда человеку приходит повестка, ему не до покупки телефона.

Каждого мобилизованного можно «закреплять» за согласным на это коллегой. Лучше ― за девушкой, потому что ее не мобилизуют. Через нее поддерживать связь и, при необходимости, скидываться и отправлять коллеге какие-нибудь нужные вещи (хорошую обувь, одежду, медикаменты). Всё это поможет сохранить жизнь и здоровье коллеги, что в общих интересах, верно?

Уверен, многие готовы помогать мобилизованным знакомым с работы. Просто не всем это сейчас приходит в голову.

Государство с этим тоже может помочь. Например, наладив работу «военно-полевой» почты. И внятно объяснив, как она работает. Чтобы друзья, коллеги и родственники в тылу могли не только отправить текст или позвонить, но и прислать бойцу фотографию его недавно родившегося племянника. А он бы рассказал в ответ, что жив, здоров. Что получил медаль, а его сослуживец ― орден.

Возможность отправлять посылки также важна. И ценные на фронте, и важные лично. Вот скинулись коллеги на условный бронежилет. Как передать его конкретному товарищу?

В заключение отмечу, что, по моим наблюдениям, для культуры бегства важен миф о том, что на Украине нацизма нет. Наше государство этот миф всячески оберегает, не предавая должной огласке преступления современных поклонников Бандеры. «Белая Книга» Новороссии не получила продолжения после 2015 года, хотя и новые преступления совершаются, и о старых открывается новая правда.

Но о некоторых преступлениях ведь известно широко. Трагедия в Доме профсоюзов в Одессе показала, что на Украине есть моральные уроды, с особой жестокостью убивающие безоружных мужчин и женщин. И что у этих людей есть гарантии безнаказанности ― никого за ту трагедию не осудили. Может, таких людей и не большинство, но доли процента от населения в масштабах Украины ― уже десятки и сотни тысяч человек.

Разумно предположить, что именно эти люди в первую очередь отправились убивать в Донбасс. Чем же займется имеющий гарантии неподсудности больной урод и убийца женщин, если ему в руки попадет тяжелое оружие?

Есть ли у кого-то из бежавших сомнения по поводу его личной судьбы в случае близкого общения с подобными психами? Может быть, они считают себя особенными и что лично их пощадят? Но решать это будут уже не они. Готовы ли бежавшие делегировать украинским националистам право оценивать свою «свидомость» (сознательность) со всеми вытекающими?

И единственная сила, стоящая между бежавшими (их родней) и такими психами ― русский солдат. В том числе мобилизованный. Разве это ― не достаточный повод его поддержать?