21–22 ноября в видеоформате прошел саммит G20. Он состоялся в условиях второй волны коронавируса, масштабного экономического кризиса и общемировой политической напряженности.

Помогут ли такие крупные площадки, как G20, сообща решать экономические и политические проблемы или мир ожидает большая война? Этот вопрос ИА Красная Весна адресовало политологу, профессору МГУ Сергею Черняховскому.

ИА Красная Весна: Недавно прошел саммит G20, в ходе которого Путин сказал, что мы живем во время, сравнимое с периодом Великой депрессии. Насколько возможно в таких условиях договариваться?

— Если и договорились о чем-нибудь существенном, то выполняться ничего не будет, а что касается того, в каких условиях — это условия того самого вызова, который вы упомянули. Не знаю, насколько это сравнимо с Великой депрессией, потому что она почти не затронула Советский Союз.

ИА Красная Весна: То есть, в каком-то смысле нынешний кризис масштабнее?

—Что касается глубины спада и деструкции мировой экономики, я не стал бы как-то однозначно отвечать. Все-таки, сама по себе структура кризиса несколько иная. Кризис 1929 года был порожден внутренними причинами, достаточно естественными. В их основе — стандартная проблема несоответствия между плановым производством в отдельных корпорациях и стихийным рыночным производством в масштабах всего общества. Все страны выходили из этой ситуации путем ограничения рыночных отношений и перехода к плановой экономике. Соответственно, мы в этом состоянии уже были, потом этим путем пошла Германия и Соединенные Штаты, потом — Италия. С этого началось сворачивание рыночных отношений во всем развитом мире, о чем мы сейчас стараемся не вспоминать. Сейчас у нас внешний системный вызов, сам тип цивилизационной организации, который у нас сейчас есть, не готов к ответу на внешние системные вызовы.

ИА Красная Весна: Если я правильно понимаю, Великая депрессия разрешилась и за счет большой войны. Грозит ли ситуация, которая сейчас возникла в мире, таким развитием событий?

—Я бы не сказал, что она разрешилась за счет войны, потому что у войны, с одной стороны, более глубокие корни, с другой — связанные с организацией того, что мы называем мировой капиталистической экономикой, неравномерностью развития и прочее — общее с причинами Великой депрессии.

Грозит ли нынешняя ситуация войной? Вообще говоря, мы находимся в таком состоянии, когда уровень технического развития заметно превышает уровень гуманитарно-цивилизационного развития. И с этой точки зрения, без уравнивания этих двух вещей и повышения уровня культурно-цивилизационного развития, мир имеет высокие шансы на самоуничтожение.

Регулировать угрозу войны, по факту, мы научились. Пока никто не вышел за некие рамки, в той или иной степени сохраняется понимание опасности мировых конфликтов. Во-первых, войны начинаются, когда их никто в полной мере не хочет, а во-вторых, мы долго провозглашали необходимость перехода к многополярному миру, потому что нам, вполне естественно, не нравился однополярный. Мы к многополярному миру перешли, но как-то прошли мимо того простого факта, что две мировые войны были начаты именно многополярным миром, а существование двухполярного мира позволило избежать масштабной войны. Потому что между двумя сторонами, как бы они не ненавидели друг друга, есть возможность договориться. А в многополярной ситуации каждый, с кем договариваешься, может, сохраняя надежду, одновременно тебя обмануть и договориться с кем-то другим.

В общем, многополярный мир построен на постоянном перепозиционировании. Как это было перед Первой мировой войной? Обратите внимание, что те две страны, сверхдержавы, в конце 19 века, противостояние которых толкало мир к войне — Англия и Франция — именно они оказались на одной стороне. Россия, которая выступала в союзе с Германией, оказалась тоже на их стороне. Германия стала ее противником. Тогда точно так же казалось, что Россия, где-то в десятые годы, почти договорилась с Германией, решила все реальные вопросы после совместной прогулки на яхте Вильгельма и Николая. Ну, и вспомним, что Германия никогда не начала бы войны, если бы отдавала себе отчет в том, что Англия будет на другой стороне. Она была уверена, что Англия будет соблюдать нейтралитет. Вот в этом опасности многополярных конструкций.

В известном смысле — это та же конструкция, которая привела к катастрофе в СССР. Там было три сегмента элиты, каждая из которых постоянно лавировала между двумя другими, и все они не могли договориться. С системной точки зрения, главная опасность для мира — это именно многополярность.

ИА Красная Весна: Мы видели войну в Нагорном Карабахе. В Молдавии на президентских выборах победила Санду, которая призывает вывести российских миротворцев из Приднестровья. Все это может привести к локальным конфликтам возле наших границ в обозримом будущем. Где-то мы должны будем вмешаться, где-то — уже вмешались. Локальные военные конфликты вдоль наших границ могут стать прологом к большой войне?

— Мы имеем два примера эпох локальных конфликтов. Один — это преддверие мировых войн, что перед Первой, что — перед Второй мировой войной. С другой стороны — мы имеем эпоху локальных конфликтов во время холодной войны. И такие конфликты развивались в четко очерченных границах, когда каждая страна знала, за какую черту она не перейдет. Поэтому локальные войны — это некое такое естественное состояние. Это, в каком-то плане, клапан, позволяющий разрядить вирулентный потенциал, рождающий энергию мировых войн. Но, опять же, зависит от того, как в целом мир устроен. В многополярном мире это может перейти в войну.

Взгляните на сегодняшнюю роль Турции, без демонизации. Мы рассматриваем ее как силу, которая позволяет сдерживать активность США в регионе. США рассматривает ее как силу, способную оказывать давление на нас и мешать нашему укреплению в регионе. Соответственно, Турция получает возможность обыгрывать варианты своих отношений с двумя сторонами — это же в чистом виде роль Германии в 30-е годы.

И что, кстати, смущает в том, какие решения были приняты по Карабаху: то, что ничего по сути решено не было. Из относительно старого и успокаивавшегося конфликта создали новый, кровоточащий. Вместо азербайджанских беженцев получили армянских. Вместо ностальгической тоски Азербайджана — оскорбленную, униженную и мечтающую о мести Армению.

Кто-то наивно радуется, что удалось прекратить кровопролитие в Карабахе? Чемберлен тоже радовался тому, что подписал в Мюнхене. И объявлял, что «привез мир нынешнему поколению». Это было в 1938 году. Мировая война началась через год.

Вообще довод «перестала литься кровь» — лукав и нечестен: потому что если кровь перестала литься без решения проблемы — значит она окажется куда большей в скором времени. Проблема же не решена. И таких «отложенных запалов будущих войн» накапливается все больше.