Геннадий Прохорычев — один из немногих людей, занимавших еще недавно значимый пост на государственной службе — теперь на службе военной. Проработав 10 лет уполномоченным по правам ребенка во Владимире, он пользуется безусловным уважением родительских организаций, кроме помощи общественникам в их работе по исправлению неправомерных действий опеки добился внушительных результатов и в более общих вещах, касающихся защиты семьи и детства. Например, Геннадию Леонардовичу удалось закрыть в своем регионе, буквально замуровать, три беби-бокса — порождение западного криминального проекта по созданию потока неучтенных младенцев.
В ноябре этого года Прохорычев, отец четырех детей (двух несовершеннолетних), явно не подпадающий под волну мобилизации, пошел добровольцем в военный госпиталь на границе с Украиной.
Корр.: Геннадий Леонардович, мы с Вами не раз встречались прежде. Вы ушли добровольцем, оставив пост омбудсмена?
Геннадий Прохорычев: Не совсем так. По закону уполномоченный по правам ребенка — это выборная должность. Законодательным собранием чиновник выбирается на пять лет, с возможностью идти на второй срок. Я отработал десять лет — и всё, моя работа в рамках государственной должности закончилась. Я ушел в школу работать.
Корр.: Когда это произошло?
Геннадий Прохорычев: В 2021 году, в апреле.
Корр.: В госпитале Вы сейчас работаете психологом, как писали у себя в блоге «ВКонтакте»?
Геннадий Прохорычев: Мы говорим — в приграничном госпитале, место не уточняем. Психолог — это дополнительно. Там функционал большой. Занимаюсь сортировкой раненых, сопровождением наших бойцов в другие госпитали, в том числе — работаю как психолог с бойцами, у которых есть признаки острого боевого стресса. По образованию я психолог, есть медицинское образование, мне это всё близко. Как медбрат работаю. В медбате делаешь не только свою работу, но и находишься «на подхвате». Если нужно, помогаю в хирургическом отделении, или в других, когда идет большой поток раненых. Здесь уже не приходится выбирать, любые руки нужны.
Корр.: Судя по Вашим постам в Telegram-канале, земляки вас очень поддерживают…
Геннадий Прохорычев: Да, Владимирская область — молодцы, такой очень сильный тыл. Помогают, организовали в приграничном районе склад гуманитарной помощи. Логистически выстроили цепочку так, чтобы весь груз доставлялся на передовую — в наши медицинские батальоны, в том числе нуждающимся гражданам на территориях, где идут боевые действия. Люди вяжут носки, кто-то мед шлет — кто что может. Дети рисуют открытки, сейчас вот к Новому году. Искренние, душевные обращения со всей России. Наш народ на самом деле очень искренне происходящее воспринимает и помогает. Это здорово, когда есть поддержка. Бойцу на передовой это очень важно, когда его поддерживают граждане.
Корр.: ВЦИОМ сейчас проводит социологический опрос. В том числе спрашивают — нужно ли соглашаться объявлять перемирие на новогодние праздники между Россией и Украиной? Что думаете по этому поводу?
Геннадий Прохорычев: Не думаю, что это перемирие нужно. К сожалению, война есть война, и поэтому если уж поставили цель — надо добиваться этой цели. Неизмеримо будет больше трагедий и жертв, если мы не доведем до конца то, что наметил главнокомандующий. Мы все понимаем, у нас много друзей, родственников на Украине. Но 30 лет население Украины воспитывалось в абсолютно антироссийском ключе. И с этим надо что-то делать. Так не должно быть — мы братский народ. Знаете, наши простые люди поют украинские песни. Это у нас в крови, в генах — у нас нет ненависти к украинцам, как это, к сожалению, есть у той стороны к нам. Вот у меня нет ненависти. К сожалению, украинский народ попал в капкан. Это их судьба, через это им надо пройти. И мы проходим это всё вместе, потому что мы единый народ. К сожалению, исторически нас разделили, но я верю, что всё равно мы будем вместе.
Корр.: Перед тем, как уйти добровольцем, Вы у себя в блоге рассказали, что решение это приняли не спонтанно, не на эмоциях. Судя по комментариям, те, кто Вас неплохо знают, Вашему решению не удивились. В то же время горько было смотреть, как из страны от призыва бегут молодые парни?
Геннадий Прохорычев: Вы знаете, мне повезло. Я рос и воспитывался еще в той стране, в Советском Союзе. В школе учился, где были привиты какие-то настоящие ориентиры. И не через «муштровку», как говорят критики СССР, дескать, «вот, была пионерия, комсомолия, пропаганда»… На самом деле не было «политики», а были какие-то очень правильные созидательные вещи. Если любовь — то любовь, если это дружба — то дружба настоящая. Если Родина — то проговаривались эти моменты: что значит Родина и что значат твои действия по отношению к Родине. К сожалению, итог последних 30 лет — не ясно, что именно мы за это время построили. Все это осознают вроде бы и ничего с этим поделать не могут. Это наша вина, всех нас. Потому что мы вовремя, может быть, не высказались, плыли по течению…
Корр.: Упустили молодежь?
Геннадий Прохорычев: В том числе и это. Я вот в школе работал — очень сложно было с ребятами говорить на эти темы. Я был классным руководителем в 7-м классе, все мероприятия воспитательного плана на мне. И когда мы говорили, в частности, о специальной военной операции в 9-х, 10-х, 11-х классах — это было сложно. Дети сегодня много сидят в сети, в ТГ-каналах, видят информацию неправильную, с моей точки зрения. Они не могут сами разобраться. Но это вина государства, что не смогли выстроить молодежную и детскую политику. Мы забросили всё то, что было хорошего в Советском Союзе, посчитали, что сейчас у нас будет какая-то другая страна. На самом деле — та же у нас страна. И надо было всё это удержать, но мы не удержали. Поэтому сейчас нам придется преодолевать неимоверные препятствия, чтобы в правильном русле воспитать новое поколение. Это будет очень трудно, но это делать надо. Вообще, я могу сказать, что с детьми нужно просто быть искренним. И не бояться отвечать на любые вопросы и запросы.
Корр.: Тем не менее Вам, человеку искреннему, взрослому мужчине, было сложно?
Геннадий Прохорычев: Конечно. Хотя жизненный опыт большой, на любой вопрос я могу ответить, но всё равно я чувствовал недоверие ребят — «а вот Путин, а вот правительство, а вот воры, а вот в Америке хорошо, а у нас плохо». Надо разговаривать с ребятами, с молодежью, обязательно надо разговаривать. Если мы закрываемся от них, то потом мы же и получаем. Вот поэтому на границе и выстроилось определенное количество молодых людей, которые хотят покинуть страну, а не защищать. Раньше, если ты не служил в армии, смотрели искоса. А сейчас всё поменялось. «Ты в армии служил? Да это позор».
Корр.: Всё же в нашем обществе для многих это по-прежнему важно.
Геннадий Прохорычев: Всё идет из семьи. Воспитывает сначала семья. Только потом окружающая среда и школа. Сейчас в школах с 1 сентября ввели поднятие флага, исполнение государственного гимна. Я изумлялся, почему 30 лет назад, когда мы перестали быть СССР и стали Россией, ничем подобным не занимались. Вроде бы простые вещи — рассказывать о наших символах. Но мы вспоминаем об этом только сейчас, когда Россия оказалась в таком остром, переломном историческом моменте. Причем и сейчас кое-где формально. Однако всё это преодолимо.
Корр.: Современная школа — это сегодня второй фронт. Возьмем те же «недели толерантности». Недавно был скандал в Лисках. Девочка, учась в 4-м классе, после недели толерантности задала маме вопрос — а кто такие геи? А следом сын-первоклассник принес домой рисунки с обнимающимися мужчинами. Другими словами, в школах идет пропаганда ЛГБТ, которую маскируют под популяризацию «дружбы»…
Геннадий Прохорычев: Я могу вам сказать точно, что в нашей школе, где я был зам. директора по воспитанию, — этого бы не было и быть не могло. К слову, у нас в городе очень сильный совет отцов и родительский комитет. Но вообще это ответственность администрации школы и прежде всего директора. Администрация школы должна понимать, что родители — такие же участники образовательного процесса, как и дети. Если мы в школе что-то такое начинаем придумывать или нам сверху это спускают, — мы обязательно сначала должны посоветоваться с родителями.
Корр.: В 2021 году «недели толерантности» отменили на федеральном уровне, а регионы продолжают их проводить. Даже в детских садиках. Почему так происходит?
Геннадий Прохорычев: Это непрофессионализм, некомпетентность и просто преступные действия чиновников на местах, от управления образования. Эти проявления в образовательных учреждениях надо мониторить и в очень жесткой форме пресекать прежде всего родительскому сообществу. В нашей стране это абсолютно недопустимо.
Корр.: Когда началась специальная военная операция, и Запад обрушил на Россию санкции — все эти якобы благие инициативы с «толерантностью», со «спасительными» беби-боксами теперь оказались четко подсвечены, цель их стала очевидна…
Геннадий Прохорычев: Это работа, которая целенаправленно велась на подрыв России изнутри. И, к сожалению, это происходило и с подачи уполномоченных по правам ребенка в некоторых регионах — на Ставрополье и в Пермском крае. Мы всё это помним. Люди на своих постах не понимают внутренне, что это такое — заигрывание с Западом. Думают, что они там, на Западе, «продвинутые». Непонимание этих вещей, некомпетентность, непрофессионализм — лишь бы усидеть в своем кресле, получать зарплату государственного чиновника…
Корр.: Есть впечатление, что они всё прекрасно понимают. Например, в 2015 году после скандала в Ставрополе, когда внучку тайком от матери в беби-бокс отнесла родная бабушка, местные чиновники, вместо того чтобы наконец устранить три беби-бокса в крае как очевидно криминогенный проект, просто закрыли от СМИ и общества всю информацию о попадающих туда детях. Не помогло даже распоряжение прокурора края.
Геннадий Прохорычев: Это на их совести. Мы же победили всё равно. Приходится проходить этот путь, доказывать, что у России есть свой путь, красивый, наш. А такие люди — они всегда будут. Ничего страшного — если не будет «минуса», то мы заснем.
Корр.: Вы замечали, как «перекрашивались» или затаивались чиновники-сторонники антинародных инициатив на фоне СВО? Например, сверхактивная Оксана Пушкина, яростно лоббировавшая чудовищный антисемейный закон против «домашнего насилия», вовсе исчезла с горизонта.
Геннадий Прохорычев: Конечно. Много было людей, которые были такими «толерантными», либеральными, говорили: «Ну что здесь такого? Есть геи, есть лесбиянки, есть беби-боксы — это продвинутый мир». И вдруг ветер повеял в другую сторону, и эти же люди без стеснения стали говорить: «Нет, надо всё это отменять, надо это всё запрещать. Наша страна по этому пути не должна идти». Смотреть на таких людей и смешно, и грустно. Ведь если это белое, то белое. Если черное, то черное. Надо быть честным перед собой, прежде всего. А когда ты хочешь удержаться в кресле чиновничьем, чтобы получать зарплату — это некрасиво. И всё равно, вы знаете, за 10 лет своей работы я заметил — кто обижал детство, семью, они плохо заканчивали.
Корр.: Пресловутый бумеранг?
Геннадий Прохорычев: Именно. А сейчас еще и всё ускоряется. Если ты неправедный, нечестный, с ненавистью какой-то, а тем более к малым сим — к детям, бумеранг быстро прилетает, очень быстро. Потому что не надо обижать семью, не надо обижать детей. И тем более — нашу страну. Мне кажется, за нашей страной, за нами — будущее.
Корр.: Расскажите историю, когда в 1991 году, служа в армии, Вы с сослуживцами столкнулись с принуждением принять присягу Украине?
Геннадий Прохорычев: Там была сложная ситуация. 91 год, июнь, призыв в Советскую армию. Учебка шифровальщиков-кодировщиков в Гвардейске Калининградской области. ГКЧП, развал СССР. Далее Одесса, штаб округа. Затем Крым, Симферополь, штаб корпуса. Я был молодым, 19–20 лет. В Симферополе наш штаб корпуса последним уходил из юрисдикции Советского Союза. У нас был командир, генерал-майор Кузнецов. В начале 1992 года, в марте месяце, его вызвали в генштаб Украины и предупредили — вы останетесь служить, но с одним условием: вы должны подписать, что будете воевать против России. Это был 92 год! Наш командир, конечно, сказал — воевать не буду, штаб не сдам.
И вот мы продержались до октября месяца. Мы работали в особом отделе — шифровальщиками-кодировщиками. Все секретные документы проходили через нас. Тон, после того как Крым отошел Украине, поменялся моментально. Я слыхом не слыхивал, кто такой Бандера. И вдруг нам приходит указание, что герои Украины — это Бандера и Шухевич, и что нам «надо об этом почитать». Такое презрительное отношение к России, мол, это враг номер один. Стали давить русский язык. Еще раз — это был 92 год! Я поражался. Ну, а потом, в связи с тем, что мы секретные документы принимаем, нам сказали, что мы должны принять присягу Украине. Нас было пять человек, все отказались.
Корр.: То есть это было Ваше осознанное решение, или командир «направил»?
Геннадий Прохорычев: Нет, конечно. Наше осознанное. Присягу принимают один раз. Я присягал Советскому Союзу. Никакому другому государству, в смысле Украине — я бы никогда присягу не принял. России — да, но Украине — нет. Нас посадили на гауптвахту, мы там просидели десять дней. И вот тогда наш командир, генерал Кузнецов, когда мы уходили из штаба, сказал: «Сынки, к сожалению, мы корпус сдаем. Но попомните мое слово — Крым вернется в Россию, и возможно, вся Украина». И вот мы сейчас наблюдаем, что происходит. Я до сих пор это вспоминаю — слова моего командира, генерала Валерия Кузнецова. И когда в 2014 году всё это началось — я сразу вспомнил командира.
Корр.: Если бы не развал СССР, не было бы сейчас такой ситуации с Украиной…
Геннадий Прохорычев: Да. И мы за 30 лет упустили Украину. Но это нам урок. Теперь через такие жертвы проходим.
Корр.: Вы каждый день общаетесь с нашими бойцами. Какие настроения у солдат?
Геннадий Прохорычев: Вы знаете, разные. У добровольцев, кто сам пошел в СВО, — они осознанно шли. И предполагали, какие трудности будут. Холодные окопы, еды горячей не всегда можно поесть, еще что-то. С мобилизованными всё по-разному. Представляете, людей вырвали из мирной жизни, из их привычной среды? Настроения у всех разные. Это зависит в первую очередь от воспитания в семье и от духа. От присутствия духа — наверное, это самое важное. Если человек внутренне готов защищать Родину — там всё будет нормально. Если еще есть и вера — то таким людям легко.
Мы разговариваем с бойцами — многие из них верующие. Он говорит: «А чего мне бояться? Я с Богом. Знаю, что мы делаем правое дело». А вот у кого нет стержня, кто как маятник, его легко «сдвинуть» — им тяжело. Настроения разные, но в основном настрой позитивный. Мы правое дело делаем. Но это всё будет через боль, через страдания и не быстро. И бойцы это понимают. Надеются на своих командиров. На их мудрость, на выучку. Чтобы принимали правильные решения. Сохранить жизнь солдат и выполнить задачу, которая страной поставлена.
Победа будет за нами, однозначно. Другого не дано. Мы — страна победителей, и одолеем всё, каждый на своем месте.