Пока Министерство просвещения РФ пытается наладить цифровое образование в школах, жители страны, видя последствия такого подхода, начали брать ответственность за образование своих детей на себя. Сегодня в России растет запрос на качественное очное образование, которому, по мнению родителей, не удовлетворяют многие муниципальные учреждения школьного образования в нашей стране. Выходом из ситуации становятся переход школьников на семейную форму получения образования или обучение в частных школах, количество которых за последние годы заметно выросло.
Почему люди предпочитают муниципальным школам иные варианты, мы поговорили с руководством сети частных новосибирских школ «А–класс», образовательный процесс в которых строится по советским стандартам школьного образования, базируется на обучении по сталинским учебникам и современным учебникам РВС. На вопросы корреспондента ответили психолог и завуч школы Маргарита Мошкина, а также директор организации Наталья Захарчук.
=============================================
Корр.: В ваши частные школы приходят учиться не только первоклашки, но и переходят ребята старших классов из обычных школ. Расскажите, почему родители решают перевести своих детей к вам в «А-класс»?
Маргарита Мошкина: Я думаю, что ко времени, когда ребята доучились до средних и старших классов, их родители уже видят пробелы своих детей, большие пробелы. Родители начинают понимать, что что-то не так в учебе, что нужно что-то менять. Мне некоторые родители так и говорят: «Я решил взять ответственность за обучение своего ребенка на себя».
Корр.: То есть к шестому классу родители видят неладное?
Маргарита М.: Видимо, родители до 5–6 класса надеются на муниципальную школу и закрывают глаза на многие вещи, которые происходят в них, а в 6–7 классе они понимают, что неполнота образования такой и останется, что всё-таки им придется нанимать репетиторов и всячески способствовать устранению пробелов в знаниях.
Корр.: Как-то на вас влияют муниципальные власти, департамент образования?
Наталья Захарчук: С муниципальными школами мы сотрудничаем. Во-первых, учителя — везде учителя. У нас много учителей из муниципальных школ работает. Во-вторых, мы должны всё равно быть в контексте происходящего — детей аттестуют муниципальные школы, и нам приходится иметь дело с ФГОС.
Учителя муниципальных школ нас поддерживают. Говорят, молодцы, хорошо, что вы есть. Правда, периодически пытаются к нам отправить детей с проблемами неврологического свойства, которых они не могут научить. Но мы многих не берем. У нас есть для этого пробная неделя, чтобы выяснить, подходим ли мы друг другу.
Корр: Продолжается ли навязывание инклюзивных подходов в обычных школах?
Маргарита М.: Да-да. Дело в том, что даже у обычных детей такие большие проблемы, что мы тратим колоссальные ресурсы, чтобы устранить пробелы. У нас каллиграфия введена во всех классах. У нас часов русского языка больше, чем в муниципальных школах. У нас часов математики больше, биологии больше. Дети учатся всё время. И поурочно, и с погружениями, клубным способом и выездными уроками — как угодно.
О проверке знаний в школе
Корр.: Как вы проверяете усвоение материала школьниками?
Маргарита М.: У нас две степени проверки. У нас есть проверка на знание — это внутренняя проверка, когда учитель понимает, потерял человек знания или нет, и вторая — натаскивание на тесты — это вообще другая работа. Там другая логика, она совсем отличается от обычной — чтобы сдать тесты, нужно совсем по-другому мыслить, не в логике предмета, а в логике теста. Это совсем другой подход. Но мы учим решать тесты, рассуждая. На такое обучение тратится гораздо больше времени, поэтому у нас гораздо больше учебных часов, и если на этом фоне мы возьмем ребенка с неврологией — учебный процесс встанет колом.
Корр.: Упраздняя специализированные школы для особенных детей, чиновники экономят, но спускают проблему обучения особенных деток на обычные школы — это ведь разрушает образовательный процесс?
Маргарита М.: Да. Один из сильных российских учителей, который для меня лично очень авторитетен, недавно сказал, что каждый министр образования хочет войти в историю и от этого все проблемы.
В целом муниципальные школы относятся к нам индифферентно, а по большому счету поддерживают. Правда, есть учителя, которые говорят: «Ха, выискались тут. Сейчас мы вам покажем, какие вы!»
Мы с этим в прошлом году столкнулись на аттестации, когда нам для разбора по русскому языку дали спорное предложение. Потом я четырех своих знакомых филологов спросила: журналиста, спичрайтера губернатора, преподавательницу в педагогическом институте и учительницу русского языка в школе. И от четырех человек получила два варианта ответа по разбору этого предложения. А эта девочка за шестой класс аттестовывалась.
Она прошла, но оценку ей снизили. Потом ходили отбивать эту оценку. Ведь оценка остается в личном деле и заносится в цифровой профиль обучающегося.
Корр.: Цифровой профиль вы тоже ведете?
Маргарита М.: Мы не ведем, государство ведет. В том году ответственные за аттестацию в муниципальных школах еще не заводили на наших учеников профили, а в этом году уже обязаны заводить.
Корр.: Муниципальные школы уже перешли на полный электронный дневник. А у вас как с переходом?
Маргарита М.: Ведем бумажные журналы, а дети всё записывают в бумажные дневники ручками.
Корр.: Когда ваши ученики будут выпускаться, они куда пойдут потом?
Маргарита М.: Куда захотят — туда и пойдут. Они на общих основаниях, как все остальные сверстники, придут в муниципальную школу и напишут ОГЭ. А потом в 11 классе они снова придут и напишут ЕГЭ.
Корр.: Вы планируете до 11 класса вести ребят?
Маргарита М.: Да, естественно. Мы еще планируем инициировать открытие педагогического вуза, чтобы у нас были кадры.
Корр.: Как местный педагогический университет относится к вашему начинанию?
Маргарита М.: Они к нам относятся так: «Много частных семейных школ учат детишек — это баловство». Но надо сказать, что у нас в школе есть учителя, преподающие в вузах. Они понимают необходимость создания частного вуза, потому что в вузах те же самые проблемы, что и в школах.
Корр.: В вузах очень много проблем связано с тем, что деньги начинают довлеть над всем процессом обучения.
Маргарита М.: И в школах тоже. Я сегодня слушала рассуждения людей, которые считаются авторитетами в проведении уроков финансовой грамотности в школе.
Это Эльвира Сахипзадовна [Набиуллина] пролоббировала предмет «Финансовая грамотность». А мы понимаем, что в день у детей может быть пять уроков, если говорить про начальную школу. За счет чего будет проводиться «Финансовая грамотность»?
Раз учителя должны заниматься всем: и финансовой грамотностью, и патриотизмом, и первой помощью, и театром, и разговорами о важном, то давайте не будем математике и русскому учить, а давайте делать просто всё на свете, и делать это в школе.
Корр.: Как у Вас проходят уроки физкультуры? ОФП?
Маргарита М.: У нас есть тхэквондо, в котором ОФП, конечно, присутствует. По физкультуре нужно сдавать тесты и нормативы. У нас помещение такое, что мы многое можем себе позволить. Даже тхэквондо можем позволить.
Ребята занимаются. У меня помощники подрастают — имеют белый, синий, красный пояса. В старших классах есть ребята с желтым и зеленым. Вместо уроков труда у нас домоводство. Дети научились сами шить и готовить.
Корр.: Какая-то помощь от спонсоров бывает?
Маргарита М.: Нет, всё сами. Вдвоем. Но мы будем очень рады, если будет спонсорская помощь: нам нужны учебники, парты, доски.
Корр.: Вы берете для обучения сталинские учебники?
Маргарита М.: Сталинские буквари и арифметику, а также учебники по рисованию и «Родную песню» РВС.
Корр.: Сколько вам необходимо комплектов?
Маргарита М.: У нас сейчас 12 учеников первого класса. Во втором — 7. В третьем — 12. В четвертом 4 человека, но будет 6.
С учебниками среднего звена — средними классами — очень сложно, мы собираем книжки для них везде: по барахолкам, на Avito, по комиссионным магазинам. Используем старые учебники.
Вот вчера ездили в комиссионный магазин. Так здорово! После статьи о нас на местных ресурсах позвонил директор магазина и сказал, что у них есть учебники, и они им надоели, приезжайте, заберите. Никто кроме вас ими не интересуется. А там «Биология» Корчагиной! 150 рублей за учебник. До сих пор счастлива!
Корр.: Странная позиция у министерства — новые учебники каждый год выпускаются, стоят они дорого, а проку с них немного. Базовые предметы — русский язык, физика, математика — никак не поменялись.
Маргарита М: И биология никак не поменялась. Как была клетка устроена во времена сотворения эволюцией — так она и устроена. ГОСТ и ФГОС на нее не влияют.
О ФГОСах и учебниках
Корр.: Как вы справляетесь с ФГОСами?
Маргарита М: По ФГОСам сегодня даже самим учителям муниципальных школ непонятно, как с ними жить. Сами ФГОСы — затея неплохая. Власти хотят привести к единообразию учебный процесс в стране — это хорошая мысль. Однако проблема в том, как эта мысль будет реализована. Об этом никто не знает.
Потому что если единообразным будет фонетический разбор слов в первом классе, то беда. Если единообразным будет математический подход, то это тоже будет беда. Поэтому остается наблюдать, что из этого выйдет.
Составители ФГОС взяли и прописали требования к знаниям и умениям учащихся (извините, «навыкам и компетенциям») по каждому классу. И что же получили в результате? Получили такую ситуацию, когда у школы эти требования есть, а учебники соответствуют другим требованиям.
Еще летом учителя обратились к Минпросу. «Дорогой Минпрос, — говорят учителя. — Как же нам быть?» А Минпрос отвечает: «Не переживайте, мы всё придумали! Мы для вас сделали сайт ЦОК (Цифровой образовательный контент — Прим. ред.). У вас что-то же есть в ваших учебниках. Вы оттуда берите, а если вам чего-то не хватает, то идите в ЦОК. Там есть всё!»
А в ЦОК есть не всё! Очень многого из того, что хочется, там нет. Соответственно, так сейчас школы и живут, не понимая, как это всё будет. Учебники обещают только к следующему году. Я не понимаю, как можно сделать хорошие учебники на всю страну за шесть месяцев.
Корр.: Может, просто старые советские учебники взять?
Маргарита М: Этого никто не допустит.
Вот уже у нас «поплыли» единые требования и так далее. В новых ФГОС к единым требованиям предлагается еще градация. Отдельно базовое знание и отдельно углубленное изучение. Всё-таки останется разделение. Будет два единообразия: для вас и для углубления.
Корр.: Звучит, как «двойная бухгалтерия».
Маргарита М: Да как шизофрения звучит, как раздвоение личности. К новому ФГОС много вопросов. Идея хороша, но когда мы идем туда и смотрим, она оказывается странной. Как в том году не знали, к чему готовиться на аттестации, так и в этом году мы этого не знаем.
В результате мы как делаем? Мы ребят учим по советским программам, насколько это возможно. Потому что, например, в английском языке мы никакие не специалисты, мы идем по ФГОС, к сожалению, но этот вопрос мы еще будем решать.
О результатах образовательного подхода
Корр.: Какова ситуация с учительским составом?
Маргарита М: У нас отличные учителя. В этом году, особенно в третьем классе, где наши с Наташей младшие дети учатся. Дочь вчера писала аттестационную работу, диктант. Ни одной ошибки! Третий класс. А почерк какой! Сейчас вообще так дети не пишут.
Корр.: Когда аттестация?
Маргарита М: Аттестация в апреле-мае. Сейчас у нас предметные погружения пришли по основным предметам: русский, математика, английский (для ликвидации безграмотности).
Корр.: Можете проследить динамику первого года работы школы, с того как вы начинали, и сейчас?
Маргарита М: Как пишут дети в начальной школе и как сейчас? Вот моя дочь написала диктант вчера. Это всё произошло с ней здесь, в этой школе. Потом старшие дети — вы видели их конспекты по биологии. Можно сравнить с конспектами пятого класса, а ведь ребята только первый год у нас учатся. Они пришли из муниципальной школы и так писать в тетрадки они в своих школах не умели. Там ужасно у них, чудовищно.
Корр.: Уровень преподавания — это вопрос качества учителей, которых готовят для школ?
Маргарита М: Это вопрос подхода. Как говорил Булгаков, если вместо того, чтобы работать, мы будем петь песни, то наступит разруха. Собственно говоря, это и происходит в муниципальных школах. Вместо того чтобы учить математику, русский и учить читать — мы «говорим о важном», мы поднимаем флаг. Я не против, но почему это должно происходить во время учебной программы, если для этого есть классные часы?
Значит, чиновники вводят финансовую грамотность, вводят робототехнику и еще 154 предмета. А когда писать, читать, считать?
Наталья З.: В советское время на математику выделялось 220 часов в год, а сейчас лишь 130.
Маргарита М.: Как это возможно? А еще часы надо резать на дополнительные разговоры «о важном». Есть же классные часы, всю жизнь учителя справлялись на классных часах с задачами воспитания.
Корр.: Классный час после уроков? Как дополнительный шестой урок?
Маргарита М.: Нет, он в сетке расписания должен быть. Он не дополнительный. Он в обязательном порядке. Воспитательная работа в СССР проводилась на классных часах. Раз в неделю. А в постоянном режиме воспитание у нас происходит вообще на всех уроках.
Корр.: Какие перспективы развития у вашей школы?
Маргарита М.: Мы открываем еще один филиал школы в Новосибирске. С января 2023 года заработает школа на пл. Станиславского.
О воспитательной работе
Корр.: Как устроена в вашей школе воспитательная работа? Вы проводите отдельно разъяснения детям по важным событиям или это проходит в рамках педагогического процесса?
Маргарита М: В рамках педагогического процесса. Потому что у нас идеология остается прежней: в это нестабильное время человек должен опираться на что-то неизменное. Неизменное — это человеческие отношения, это семья, это помощь ближнему, справедливость.
Например, как сегодня на перемене: если у вас поединок, друзья, то давайте позовем рефери, обозначим правила и будем их соблюдать. Вот это важно. А всё остальное — религиозные предпочтения, политические предпочтения, медицинские предпочтения — это задача семьи. Мы не лезем на территорию семьи. Обозначаем детям, что семья — это важно.
Наша школа — это тоже семья: старшие помогают младшим. Слово учителя вообще не обсуждается. Нельзя спорить с учителем. У нас учитель изначально желает ребенку добра, поэтому в нашей школе ученики не огрызаются на учителей — дети понимают, что мы всегда за них.
Поэтому отдельно съезд партии «Единая Россия», или специальную военную операцию, или слова патриарха — мы ничего здесь не обсуждаем, так же как и прививки.
Тема прививок рассматривается нами на уроках биологии — сначала, когда мы проходим бактерии и вирусы как историю развития вопроса, а затем мы встречаемся с прививками во второй раз, изучая гигиену в 8-м классе на анатомии человека.
Корр.: А вопросы патриотизма?
Маргарита М: Патриотизм начинается со своей семьи. Всё начинается там.
Корр.: Сейчас много семей, которые не поддерживают патриотическую позицию. При этом требуют от учителей, чтобы их детям в школе о патриотизме не рассказывали. Вы держите в этом вопросе нейтралитет и говорите детям, что такие вопросы вы решаете дома?
Маргарита М: Да, эти вопросы решаются в семье.
Наталья З: У нас же патриотизм всё равно встроен в советскую программу: любовь к Родине, к природе, к ближним.
Об отношении власти к частным школам
Корр.: Помогает ли власть в развитии школы?
Наталья З.: Пока власти нами не интересуются (что мы считаем хорошим моментом), поэтому не мешают. Хотя недавно департамент образования города собирал директоров школ и обсуждал с ними вопрос: «Что мы будем делать с оттоком школьников из муниципальных школ в частные?»
То есть проблема обозначена на уровне власти, а значит, возможно, далее аттестация школьников из частных школ будет затруднена.
Департамент пока думает, что «что-то тут не то». Они пока не понимают, что именно.
Маргарита М: Оказывается, по мнению департамента образования, семейная форма обучения создана была не для того, чтобы люди делали частные школы, а чтобы так обучались дети, которые не могут по тем или иным причинам посещать школу. Например, хронически болеют или дети-спортсмены.
Об оттоке школьников из муниципальных школ в частные
Корр.: Сейчас появилось много частных детских образовательных организаций — от подготовишек до полноценных школ. Как, по-вашему, почему люди забирают детей из муниципальных школ?
Маргарита М: Много причин. Это и понимание, что очень слабая программа, и цифровизация, и масса ненужных предметов, и то, что ребенок в школе просто безвылазно сидит в смартфоне.
Корр.: А разве в школах сигнал не глушится?
Маргарита М: У меня дочь год назад взломала электронный дневник, она была в 5 классе. Если что-то где-то и глушится, то дети находят способы это обойти.
Корр.: Сегодня на уровне Министерства просвещения поставлен запрет детям на пользование смартфонами на уроках. Каков ваш опыт в этом направлении?
Маргарита М: Мы пришли к тому, что у детей жизненно необходимо смартфоны отбирать не только на уроке, но и вообще. Особенно у новичков.
Корр.: А как семьи реагируют на такую инициативу?
Маргарита М: Есть некоторые ребята, которых мы смогли оставить у себя только на этих условиях. Мы говорим родителям — вы насовсем забираете смартфон и только тогда мы его учим, и то до первого замечания. Одно замечание и — до свидания.
Родители идут на это, потому что они видят результаты. Когда ребенок, который сроду не хотел учиться, приходит и говорит с горящими глазами: «А у нас сегодня такое было! Мама, ты представляешь, наша учительница по истории была на раскопках, и она видела…»
Мы же их учим вообще в любом варианте. Однажды мы не смогли открыть дверь в школу на первый этаж. И тогда я провела им урок биологии на улице. Никак им не отвертеться от нас.
Поэтому мы смартфоны стали забирать совсем из жизни ребенка. Есть дети, с которыми мы на это сквозь пальцы смотрим, что они со смартфоном, но это единицы. Думаю, мы придем к тому, чтобы совсем смартфоны исключать.
Мы работаем с родителями, чтобы дети даже за пределами школы смартфоны не использовали. И мы видим разницу в таких детях уже даже через неделю.
У нас был случай, когда «клиповое сознание» довело ребенка до следующего. Я лично была свидетелем. На математике учитель объясняет новую тему, ученики ее усваивают, и один мальчик, понимая тему, начинает выполнять задание и выполняет задание правильно.
Проходит 10 минут урока, этот же мальчик начинает куда-то отвлекаться, смотреть по сторонам, а потом, когда внимание возвращается в тетрадку — он смотрит на нее, как будто первый раз в жизни видит. У мальчика нет неврологии, он в порядке. К нему учитель подходит и говорит: «Почему ты не решаешь?» Он говорит: «Я не понял тему». Хотя он только что доказал, что понял и всё решал. Это на моих глазах было.
Учитель ему снова объясняет тему. Он опять тему понимает, опять начинает решать.
Поговорили с родителями, посоветовали у мальчика забрать телефон. Сказали: «Давайте мы на месяц попробуем забрать телефон».
А там такая семья, что не у всех детей есть телефон. То есть там было достаточно просто договориться. Там мать понимает происходящее. Она забрала телефон, и уже через неделю мальчик начал помнить не только то, что было 10 минут назад, но и то, что было на прошлом уроке. То есть когнитивные функции ребенка меняются с использованием смартфона.
По этому поводу есть много научных исследований, в которых говорится, что просмотры коротких роликов способствуют выработке эндорфинов, на которые человек подсаживается. Потом остальное кажется ему скучным, неинтересным.
Влияние смартфона на когнитивные функции
Корр.: Поэтому очень сложно детей привлечь к учебе сегодня?
Маргарита М.: Да, просто даже усадить. К нам приходят новые дети. Они ведут себя так, как будто у них у всех СДВГ. Потом недельку походит без смартфона — постоянно возвращаешь его в процесс обучения — всё, нормальный ребенок, учится.
Родители многие боятся, что они не смогут занять ребенка без смартфона дома. Но мой личный опыт показывает, что это не так.
У меня старший ребенок был сначала со смартфоном, потом без. Да, первое время был период фрустрации. Более того, у нее зависимость никуда не делась. По-прежнему, если она где-то видит эти мелькающие картинки, то очень залипает. Фоном она не может это воспринимать. Туда буквально залипание идет.
Первое время у ребенка была прямо ломка, она спала безвылазно, не знала чем себя занять. А потом через скуку адаптировалась, начала рисовать сначала какие-то страшные картинки, ужасные комиксы, потом потихонечку увлеклась.
Сейчас дочь ходит в художественную школу, рисует, стала лауреатом городского художественного конкурса в этом году. Просто увлеклась. Если мы перенаправляем эту энергию куда-то в дело, то мы можем получить хороший результат.
Средняя дочь, поскольку ей скучно, готовит всякие изыски: бутерброды в виде жирафов. Надо просто больше доверять детям. Родители думают, что сейчас я заберу смартфон и должен что-то дать взамен. Нет, не должен.
Корр.: Часто родители мотивируют наличие смартфона у ребенка тем, что хотят знать, где их ребенок находится, быть с ним на связи.
Маргарита М.: Дело в том, что оставляя детям смартфон, вы вообще не будете знать, где ваш ребенок. Потому что такие мессенджеры, как Telegram, позволяют вовлечь вашего ребенка в любую историю, и вы даже не узнаете. Технологии исчезающих сообщений, эти бесконечные ролики, группы по интересам, где на том конце провода далеко не всегда 13-летняя девочка-подросток, а может быть вполне себе бородатый дядя из недружественного государства. И куда приведет эта история вашего ребенка?
Иногда родители думают: «Ну, мой-то ребенок хороший, это точно не про него». Так вот, вы ошибаетесь, много случаев, когда очень-очень тихие, положительные девочки, у которых хорошо с учебой, послушные, прилежные, оказываются замешанными в очень недобрые истории.
Конечно, это большая беда. Поэтому если дать ребенку смартфон — вы вообще не будете знать, где ваш ребенок. Физически он будет здесь некоторое время. Что будет потом — неизвестно. Даже не после школы, не после 10 лет обучения, а уже сегодня.
Корр.: Очень интересно. Спасибо вам большое за ваш труд.